— Дорогая, — обратился Саймон к девушке-зомби, — что ты принимала?
По горлу девушки прокатилась волна и она открыла рот.
— Ты принимала что-нибудь? Таблетки?
— А… аспирин, — прошептала девушка.
— Аспирин? И это все?
— И… снотворное.
Вот обманщица! Класс прыснул. Саймон сделал гневный жест, чтоб все замолчали. Но ему явно полегчало. Он уже не выглядел в глазах окружающих дилетантом-гипнотизером, и девчонка свихнулась не под его влиянием. Он здесь ни при чем.
— Кто-нибудь! Отведите ее домой, — сказал он.
Два парня с удовольствием вызвались помочь и тут же увели зомби. Все, наконец свободные, бросились к двери. Им не терпелось поскорее исчезнуть, чтобы посплетничать. Силки устало поднялась и последовала за остальными.
— Дорогая! — Саймон Будапешт остановился перед ней.
— Это вы мне?
— Да, вам. Как вас зовут?
— Силки Морган.
— А почему вы всегда сидите на последних рядах?
— Я не актриса, — ответила она.
— Здесь нет актрис. И почему вы не работаете в классе?
— Я боюсь, — ответила она.
— Боитесь? Боитесь? Вы и должны бояться. Это хорошо. Самоуверенный актер это не актер. Отныне вы будете сидеть в первом ряду.
Силки сглотнула.
— Найдите себе партнера и приготовьте сцену. Договоритесь с остальными девочками о дне, когда будете выступать. — И он двинулся прочь, даже не попрощавшись.
Силки направилась к лифту. Студенты смотрели на нее с завистью — сам великий Саймон удостоил ее личным разговором. Она смутилась. К ней подошел высокий белый парень с длинными черными волосами и татуировкой на руке.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Силки Морган.
— А я — Дон. Хочешь делать сцену?
— О'кей.
— Я выступаю на следующей неделе. Я очень серьезно отношусь к работе. У меня есть пара сцен. Хочешь попробовать со мной? — Силки кивнула. — Давай выпьем кофе и обсудим?
— О'кей, — согласилась она.
— У меня есть все твои записи, — продолжил Дон. — Ты отлично поешь.
— Спасибо.
— У меня есть сцена специально для тебя. Она из «Непонимание ценой в сотню долларов». Ты читала?
— Нет.
— Сейчас зайдем в книжный магазин и ты купишь.
Они так и сделали. А потом они зашли в грязную забегаловку, выпили кофе, обменялись номерами телефонов, договорились о репетиции, и Дон взял у нее взаймы доллар, обещая вернуть восемь центов, вычтя шестнадцать центов за чашку кофе и ее долю чаевых. Силки с облегчением поняла, что никакого другого интереса к ней, кроме совместных репетиций, он не имеет. Вечером она прочитала книгу и ужаснулась. Главная героиня была чернокожей шлюхой-подростком. Что это за роль? Он что так о ней думает? А слова-то! Она только что избавилась от всей этой грязи в своей речи, да будь она проклята, если снова начнет их употреблять да еще на публике. Если мистер Либра только узнает, он убьет ее. Дон уже пометил некоторые сцены, которые, по его мнению, неплохо разыграть в классе. Ни одна из них Силки не понравилась. Но ей нужно хоть как-нибудь начинать. Силки решила выбросить из текста все ругательства.
На другой день к ней в комнату явился Дон со своей книжкой. Он был одет в футболку без рукавов и узкие вельветовые брюки. На одном плече болталась армейская куртка. Его татуировка вызывала у Силки отвращение.
— Ну давай начнем, — сказала Силки. — Так?
— Нет, — ответил он, — сначала нам надо немного познакомиться.
— Да? Ну давай. И что ты хочешь знать?
— Ты замужем, так?
— Нет. А ты?
— Нет. Это Бурбон?
— Да.
— Я налью немного?
— Конечно, — он ее уже утомил, и Силки мечтала поскорее приступить к репетиции. Может быть, он просто нервничает. Она налила им два бокала. Он уселся на кровать.
— Эй, садись, — обратился он к Силки. — Что ты так нервничаешь?
— Я совершенно не нервничаю.
— Тогда садись.
Силки устроилась в кресле.
— Может послушаем музыку, чтобы расслабиться? — спросил Дон.
Она включила радио. Опять зазвучала песня Хетчера Вилсона, — стоило включить радио, как он был тут как тут. Силки радовалась за него.
— Хочешь потанцевать? — спросил Дон.
— Нет.
Он приложился к стакану.
— Тогда пей.
Она сделала несколько глотков и взглянула на часы.
— У меня немного времени, — сказала она.
— Да-а, — протянул он, затем вскочил, притянул ее к себе и жадно поцеловал в губы. Силки попыталась оттолкнуть его, но парень оказался довольно сильным. Она мотала головой из стороны в сторону, но он впился в нее губами, и тогда она укусила его, одновременно изо всей силы наступив ему на ногу. На нем были тапочки, и удар оказался довольно чувствительным. Он взвыл и отпустил ее.
— В чем дело? — со злобой осведомился он. — Что с тобой?
— А с тобой что? Я думала, мы собираемся репетировать.
— Мы и собираемся. Но для начала мы должны лучше узнать друг друга. Как ты собираешься играть со мной сцену любви, если мы сначала не расслабимся?
— Ты пришел на репетицию или на свидание? — в бешенстве спросила Силки.
— А какая разница? Ты, что не любишь мужчин?
— Я люблю мужчин. А маленьких мальчиков не люблю. Если ты не хочешь работать, пожалуйста, уйди отсюда. — Она открыла дверь.
— Ну, давай-давай.
— Чего тебе давать?
— У тебя когда-нибудь был хороший оргазм?
— А тебя когда-нибудь трахали в рот?
— Ух ты! — парень расхохотался.
— Пошел вон!
— Кончай. Я вовсе не собираюсь тебя насиловать. Не хочешь со мной дружить, давай работать. Я думал, ты горячая.
Ее глаза наполнились слезами. Будь у нее сейчас нож, просто убила бы его. Она представила себе, как закалывает его в сердце, его надменное отвратительное смазливое лицо искажает гримаса изумления, и он падает замертво. Очевидно, он думает, что все чернокожие женщины либо шлюхи, либо нимфоманки. О, с каким бы наслаждением она его прикончила.
— Все другие актрисы, с которыми я работал, любили перепихнуться, заявил он с видом оскорбленной невинности. — В этом же половина удовольствия от репетиции.
Она отерла глаза. Может она ошибается, и он считает шлюхами и нимфоманками всех актрис, а не только черных.
— Я не актриса, — сказала она.
— Но я правда хочу с тобой познакомиться, — продолжал он. — Черт, ты похоже знаешь, как послать парня в нокаут.
Силки взяла книгу.
— Мы будем читать или нет? — спросила она.
Он пожал плечами и взял свой текст.
— Первая реплика твоя. Вот отсюда.
Таким был актерский класс. Психопатки в ступоре; подонки, для которых слово «репетиция» означало занятие сексом; дети, играющие в хиппи и болтающие о том, о чем даже представления не имеют; несчастный заикающийся старик, жаждущий, чтобы все лица женского пола обожали его, и таким образом компенсирующий свой комплекс неполноценности. Некоторые ребята уже работали в шоу, и не были неудачниками. А вот остальные! К чему были все эти слезы, публичное обсуждение личной жизни и самобичевание. Неужели все были настолько одиноки, что только здесь могли получить внимание и любовь? Мистер Либра полагал, что в школе ее подготовят к выступлению на Бродвее. Побывал бы он в этой школе сперва! У обезьян можно большему научиться, чем у этих растерянных закомплексованных людей. Никогда еще Силки не ощущала такой растерянности и подавленности. Как ей хотелось поговорить с Диком, спросить его совета, узнать, что ей нужно делать в этом классе, сможет ли она когда-нибудь это понять, сможет ли научиться играть? Она страшно нуждалась в Дике, но того не было. Но она увидит его осенью, если будет работать в шоу. Может, это спасет ее жизнь. А пока она будет работать и попытается изо всех сил сделать то, что от нее ждут, если только ей удастся понять, что от нее требуется.
Они с Доном показали свой отрывок, и Саймон Будапешт сказал, что она была «недурна». Потом он спросил ее, где она почерпнула материал для подобных переживаний и Силки сослалась на воспоминания детства. На самом деле ее питали презрение к Дону и те чувства, которые он в ней вызвал. Это очень согласовывалось с настроением пьесы и выглядело естественно. Но она не могла сказать это при Доне, хоть тот и был подонком.