Рубашка парашютом Надулась на спине. И я парил маршрутом, Известным только мне.

Отец ловил и снова Подбрасывал меня. Я небом очарован С того святого дня.

Икаром я родился, Пешком ходить нет сил. Я неба не напился, Я звезды не открыл.

Полнеба позолотой Сияет - неспроста. Полет мне стал работой, А домом - высота.

ПОЛЕ

Я выбрался из плена городов. Я пену смыл и вырвался на волю, Сорвал ошейник черных проводов И поклонился сказочному полю.

Свобода! Воля! Тихий океан! Я будто выполз из теней гробницы. Дрожащим иноходцем в чей-то стан Пришел на зов бедовой кобылицы.

И окунулся в девственную плоть, И пил взахлеб, и заливался соком... Мне подарил Всевидящий Господь Минуты наслаждения истоком.

О, поле, поле. Нет тебе конца. Тебя обнять, тебя понять хочу я. И в летописях древнего писца Свой голос слышать вместе с "аллилуйя".

ПОСЛЕДНЯЯ ГАВАНЬ

Тишина, сугробы, снежные кусты. Замела ограды и скамейки вьюга. Белые могилы, белые кресты Будто наседают и теснят друг друга.

Сколько их, о боже, белых парусов!.. Гавань колыбелью им последней стала. Шли они сквозь волны на последний зов Обрести навесно место у причала.

Всех она примирит, колыбель покоя. Память - для живущих, для умерших - сны. В инее кресты и труса, и героя. Сытые и нищие - все теперь равны.

РЕКА ДОБРА

Испив однажды воду из Днепра, Ты непременно в Киев возвратишься, К святым истокам, к городу Добра Всем сердцем, всей душою обратишься.

И мудрый Кий, и братья, и сестра Тебе откроют славную страницу. Увидишь древних предков у костра, Неспешно пьющих чистую водицу С печеным луком в стынущей золе. Обрядишься в былинное сказанье, Услышишь голос Лыбиди во мгле И ласковое, нежное плесканье.

Сроднишься телом с древними людьми. И станешь разговаривать устало, Как будто шел с Дуная ночи-дни Ты к племени славянского начала.

И порешите вместе у костра Воздвигнуть град великий над рекою, Поить славян водою из Днепра И исцелять Добром и Красотою.

РЯЗАНСКАЯ БЫЛИНА

Опять беда пришла с Востока, У стен копытом грозным бьет. Орда под знаменем Пророка Чернеет, сколько видит око, Ответа княжеского ждет.

Закрыв ворота за послами, Рязань затихла, будто щит Над убиенными телами, И синеокими глазами На князя Юрия глядит.

А он молчит с княжною вместе. Он все уже сказал тогда, Когда пришли дурные вести: Дружин от брата и от тестя Он не дождется никогда.

- Подмоги нет и нет спасенья. Велико войско Сатаны. Покажем русское уменье, И наших сил долготерпенье Поганым с дальней стороны.

Живыми не дадимся хану. Так ляжем, братия, костьми! Не имут убиенны сраму. Рязани-городу и храму Стыда не будет пред детьми!

А хан Батый в шатре нарядном Стоял над царскою едой. Невольница сидела рядом, Дыханьем тела, томным взглядом Пронзала грудь его стрелой.

Шелка прозрачные стекали, Браслеты, золотом звеня, С руки невольничьей спадали, У ног Великого сверкали Горячим отблеском огня.

Но яд невольниц увядает Пред сечей места нет ему. Батый рабыню прогоняет И латы молча надевает, Выходит к войску своему.

Послы, оставив снаряженье У догоравшего костра И отпустив сопровожденье, Ждут униженно повеленья Припасть к хозяину шатра.

Средь них была одна колдунья, Батыя верный страж и друг, Советник в горестных раздумьях, Наперсница в слепых безумьях, Великого и взор, и слух.

- Скажи мне, - молвит хан протяжно, Кудесница судьбы моей, Ужель в Рязани им не страшно Глядеть на соколов отважных В осаде вот уж сколько дней?

- Они, мой повелитель, знают, Что не дожить им до утра, Но все ж, Великий, отвечают, Что бить поклоны не желают, И дани не пришла пора.

Но что тебе ответы россов? Я увидала там сердца, Которых нет и у обезов*, У половцев и у черкесов, У твоего, хан, мудреца.

Огонь в них яростно пылает, Сердца надеждою живут. Князей за свару проклинают, Но вместе бьются, умирают И друг за друга в бой идут.

Я видела и рать большую, - - -* Обезы - древнерусское название предков грузин.

Но не такую, как орда. И в каждом взоре искру злую, И в каждом теле месть слепую И вижу нынче и всегда.

Что я могла, мой хан, поделать Своею силой колдовства? Они готовы прах развеять, Подняться вновь и мир засеять Зерном и веры, и родства.

Народ и храбр, и мудр, но темен. Прими совет, великий хан. Тот люд отшельнику подобен, И потому в сраженьи злобен К пришельцу незнакомых стран.

Руби под корень - храмы руши, Затми пожарищами свет, Секи младенцев божьи души, Князьям накинь аркан потуже, И будешь править триста лет.

И замолчала чаровница, Молчал и хан, прикрыв глаза... А над шатром кружилась птица, Искала места приземлиться, С крылом, как черная коса.

СТАРЫЕ ЯБЛОНИ

Надломились две яблони старые, Им под сорок уже, как и мне. Беззащитные ветки кудрявые Разлетелись по мокрой стерне.

Под увядшей листвой, под останками, В колыбели травы и воды Притаились плоды кисло-сладкие, Как осколки погасшей звезды.

Только краешком буря осенняя Мой тенистый затронула сад, И шуршащая песня последняя Перешла на молитвенный лад.

Я тащу дерева онемевшие Распилить, измельчить для костра, Чтоб золой удобрить уцелевшие, Не побитые бурей вчера.

* * *

Старый дом снесли давно, Мы разъехались когда-то. Я с тобой не пил вино, Не купался до заката. Не ласкал нас в речке ил И Луна нам не светила, Я тебя и не любил, Ты меня и не любила.

Ах, какою ты была Светом, счастьем наделенной! Вместе с нами со двора Убегала в парк зеленый. Джаз нам ласково играл, А гитара как страдала! Я тебя не целовал. Ты меня не целовала.

Годы детства не вернуть. Нас немало жизнь трепала. Как мне хочется уснуть И увидеть вновь начало, Чтоб мой сон опять открыл Все, что память позабыла. Я тебя не разлюбил, Ты меня не разлюбила.

СУДЬБЕ УГОДНО БЫЛО

Вначале было Слово... А после - тишина. Отца лишила крова Великая страна.

Украла и свободу, А веру - не смогла. Хотя на хлеб и воду Его перевела.

Страна тогда не знала, Что близится конец, Судила с пьедестала Таких, как мой отец.

- Ведь умирать не страшно! Кричала, глядя вниз На миллионы граждан, Идущих в коммунизм.

- Мой лозунг ярко-красный, Его вспоила кровь. От этого отважней Народная любовь.