Бургомистр. Я их выписал из Кальберштадта. Но, странно, откуда вы все это знаете?
Илл. Поэтому-то я к вам и пришел.
Бургомистр. Что с вами? Вы так побледнели. Вы больны?
Илл. Я боюсь!
Бургомистр. Боитесь?
Илл. Достаток растет.
Бургомистр. Вот это новость! И, скажу откровенно, она очень меня радует.
Илл. Я прошу защиты у властей.
Бургомистр. Вот как! С чего это?
Илл. Сами знаете, господин бургомистр.
Бургомистр. У вас есть подозрения?
Илл. За мою голову дают миллиард.
Бургомистр. Обратитесь в полицию.
Илл. Я обращался в полицию.
Бургомистр. Значит, вам нечего волноваться.
Илл. Во рту полицейского блестит новый золотой зуб.
Бургомистр. Вы забыли, что находитесь в Гюллене, городе с великими гуманистическими традициями. Здесь ночевал Гете, здесь написал свой квартет Брамс. Это к чему-то обязывает.
Третий (входит и вносит пишущую машинку). Новая пишущая машинка, господин бургомистр. Ремингтон.
Бургомистр. Отнесите в канцелярию.
Третий уходит направо.
Мы не заслужили такой неблагодарности. Если вы нам не доверяете, — мне очень жаль. От вас я не ждал такого нигилизма. Мы живем в государстве, где существуют законы.
Илл. Тогда арестуйте ее.
Бургомистр. Странно. В высшей степени странно!
Илл. Это же сказал и полицейский.
Бургомистр. В конце концов, ее поведение, видит Бог, можно понять. Ведь вы подкупили двух наших горожан, подбили их на лжесвидетельство и толкнули юную девушку на пагубный путь.
Илл. Однако на этом пагубном пути она подобрала несколько миллиардов, господин бургомистр.
Молчание.
Бургомистр. Давайте говорить начистоту.
Илл. Для этого я сюда и пришел.
Бургомистр. Поговорим как мужчина с мужчиной, вы сами об этом просили. У вас нет морального права требовать ее ареста, а о том, что вы будете бургомистром, не может быть и речи. Мне очень жаль, но я должен вам это прямо сказать.
Илл. Это официальное заявление?
Бургомистр. Да. По поручению партий.
Илл. Понятно. (Медленно отходит налево и, стоя спиной к бургомистру, в оцепенении смотрит в окно.)
Бургомистр. Из того, что мы отвергли предложение дамы, вовсе не следует, что мы оправдываем ваше преступление. Сами понимаете — кандидат в бургомистры должен отвечать определенным моральным требованиям, чего о вас, к сожалению, сказать нельзя. Хотя наше глубокое дружественное расположение к вам, разумеется, остается в силе.
Слева выходят Роби и Тоби. Они опять несут венки и букеты; исчезают в «Золотом апостоле».
Самое лучшее — молчать по поводу всей этой истории. Я просил редакцию «Гонца народа» не предавать дело гласности.
Илл (оборачиваясь). Там украшают мой гроб, бургомистр. Молчать для меня слишком опасно.
Бургомистр. С чего это вы взяли, милейший Илл? Вам следует благодарить нас за попытку похоронить эту позорную историю, предать ее забвению.
Илл. Пока я говорю, у меня еще есть надежда на спасение.
Бургомистр. Но это уж слишком! Кто вам угрожает?
Илл. Один из вас.
Бургомистр (поднимаясь). Кого вы подозреваете? Назовите имя, и я тотчас назначу следствие. Самое нелицеприятное следствие.
Илл. Каждого из вас.
Бургомистр. От лица города Гюллена я протестую против таких безответственных обвинений!
Илл. Никто не хочет меня убивать. Каждый надеется, что убьет другой. И однажды этот другой найдется.
Бургомистр. У вас галлюцинации!
Илл. Я вижу у вас проект на стене. Вы собираетесь строить новую ратушу? (Показывает на проект.)
Бургомистр. Бог ты мой! Неужели мы не можем составить проект?
Илл. Вы уже торгуете моей смертью?
Бургомистр. Дорогой мой, если бы я, как политик, не имел возможности мечтать о лучшем будущем, не связывая его с преступлением, — я бы давно подал в отставку. Можете быть уверены,
Илл. Вы приговорили меня к смерти.
Бургомистр. Господин Илл!
Илл (тихо). Ваш проект — лучшее тому доказательство! Самое лучшее доказательство!
Клара Цаханассьян. Онассис приедет, и герцог с герцогиней, и Ага.
Восьмой муж. Али?
Клара Цаханассьян. Вся эта бражка с Ривьеры.
Восьмой муж. А журналисты?
Клара Цаханассьян. Со всех концов мира. Когда я выхожу замуж, от прессы нет отбоя. Газетам нужна я, а мне нужны газеты. (Распечатывает следующее письмо.) От графа Холка.
Восьмой муж. Послушай, Хопси! Неужели наш первый семейный завтрак должен сопровождаться чтением писем от всех твоих бывших мужей?
Клара Цаханассьян. Я не хочу терять общую перспективу.
Восьмой муж (с болью). У меня есть свои проблемы. (Встает и смотрит на Гюллен.)
Клара Цаханассьян. Что-нибудь случилось с твоим «порше»?
Восьмой муж. Да нет. Меня угнетает этот жалкий городишко. Ну хорошо — шелестят липы, поют птички, плещет фонтан — и так целый день! Все погружено в глубокий, ничем не тревожимый сытый и уютный покой. Никакого величия, ни малейшего дыхания трагедии. Ни одной моральной приметы нашей великой эпохи.
Слева выходит священник с охотничьим ружьем через плечо. Он усаживается за стол, за которым раньше сидел полицейский. Набрасывает на стол белый покров с черным крестом. Снимает ружье и прислоняет его к стене гостиницы. Служка помогает ему облачиться. Темнеет.
Священник. Войдите сюда в ризницу, Илл.
Илл входит слева.
Тут темно, но зато прохладно.
Илл. Я не хочу вам мешать, господин священник.
Священник. Храм Божий открыт для всех. (Замечает, что Им разглядывает ружье.) Не удивляйтесь, что здесь ружье. Черный барс госпожи Цаханассьян рыщет вокруг. Только что он был здесь, а теперь спрятался в Петеровом сарае.
Илл. Я взываю о помощи.
Священник. В чем дело?
Илл. Мне страшно.
Священник. Страшно? Кого вы боитесь?
Илл. Людей.
Священник. Боитесь, что они убьют вас, Илл?
Илл. Они охотятся за мной, как за диким зверем.
Священник. Бояться надо не людей, а Бога, не смерти тела, а гибели души… (Служке.) Застегни мне сзади рясу.
Теперь видно, что вдоль всех кулис стоят горожане.
Сперва мы замечаем полицейского, затем бургомистра, четверых, художника, учителя. Они бродят по сцене, держа ружья наизготовку и что-то тревожно высматривая.
Илл. Речь идет о моей жизни.
Священник. О вашей вечной жизни.
Илл. Достаток в городе растет…
Священник. Все это вам мерещится из-за нечистой совести.
Илл. Люди повеселели. Девушки наряжаются. Юноши щеголяют в ярких рубашках. Гюллен готовится торжественно отпраздновать мое убийство, и я подыхаю от страха.
Священник. На благо, только на благо вам это испытание.
Илл. Но ведь это ад!
Священник. Ад вы несете в себе. Вы старше меня и тешите себя надеждой, что знаете людей. А ведь познать нам дано только самого себя. Если много лет назад вы предали девушку из-за денег, не надо думать, что сегодня люди предадут из-за денег вас. Вы мерите всех на свою мерку. Что ж, это естественно. Причина, которая пробуждает в нас страх, спрятана в нашем сердце, гнездится в наших грехах; поймите это, и тогда вы поборете то, что вас мучит; найдете оружие, чтобы победить свой страх.