Она позвонила поздно, отчаянно лопоча, что ей нужна его помощь и защита. Она решила устроить объяснение с Куином в мотеле, но вышло плохо. Разговор перешел в драку, и ей пришлось запереться в ванной, хорошо хотя бы она телефон смогла с собой унести. Куин просто взбесился, грозится ее убить. Она боится, Палмер даже не представляет себе, на что способен Куин, если выйдет из себя.

Она рассчитала верно. Палмер сидел в машине и давил на газ чуть ли не раньше, чем трубка легла на телефон.

Дверь была не заперта. Муж Лоли не особенно пугал Палмера. Шестидесятилетний Куин был потяжелее Палмера, но не в лучшей форме. А Палмер драться умел. Чего он не ожидал - так это увидеть Сэма Куина, лежащего ничком на двуспальной кровати мотеля с разбрызганными по стене мозгами.

За спиной Палмера щелкнула задвижка ванной. Повернувшись, он увидел на пороге Лоли в чем мать родила и с пистолетом - тем самым, из которого только что стреляли. Его пистолетом.

- Лоли, какого...

Она выстрелила.

Прошло три недели, пока сознание стало возвращаться к нему достаточно надолго, чтобы Палмер стал понимать, что говорят ему и о нем. Иногда хотелось вернуться в обезболенную серость сумеречного сна и оттуда уже не выходить, потому что не было ничего хуже правды.

Лоли была мертва.

Все получилось как в дурацком романе Микки Спиллейна, хотя для Лоли это было нормально. Копы все бурчали насчет дурацкой непродуманности всего плана. Неужто она в самом деле думала, что никто не усомнится в ее версии? Она что, не знала, что эксперты по узору брызг на стене от лопнувшей головы мужа восстановят траекторию роковой пули? Она считала полицейских полными идиотами? Инсценировка могла кончиться только провалом. Смысла в этом не было - для того, кто не знал Лоли. Или думал, что знает.

Лоли меньше всего интересовал истинный мир. Если она говорила, что муж ее скотина, мошенник и лжец, значит, это и была правда. А что два года она отказывалась заниматься с ним сексом - так это из-за его измен. Это он был виноват, его и надо было наказать.

Если она говорит полиции, что они поехали с мужем в мотель отпраздновать примирение, и тут вдруг ввалился ее обманутый любовник и вышиб мужу мозги, значит, так оно и было. Что ее будут подозревать, ей и в голову не приходило.

Когда полиция стала задавать вопросы, предполагая, что они с Палмером сговорились убить Куина, это было ошеломляющей неожиданностью. Что Палмер выжил после пули, которую она в него всадила, - еще одна неудача, к которой она не была готова. Лоли все твердила, что вырвала у Палмера оружие и убила его при самообороне, но полиция подозревала, что ранение Палмера - не просто следствие ссоры не поладивших любовников.

Перепуганная, оказавшаяся (может быть, впервые) в ситуации, когда сексуальная привлекательность не позволяла избежать последствий своих действий, Лоли вообще потеряла способность рассуждать.

Флакон пятновыводителя и пачка снотворных пилюль помогли ей уйти от правосудия, но перед этим она успела оставить отравленную записку, обвиняя Палмера в смерти Куина. Записка ушла к окружному прокурору.

"Это все задумал он. Я не хотела".

На самом деле она хотела сказать, что это его вина - почему он не умер? Если бы он помер, как она задумала, все пошло бы так, как предполагалось. Забавно, что он наконец-то научился понимать Лоли - когда это уже ничем не могло ему помочь.

Как только врачи объявили о его выздоровлении, Палмер предстал перед судьей по вопросу освобождения под залог. С точки зрения окружной прокуратуры дело было кристально ясное: сговор с целью совершения убийства. Кто именно спустил курок - не важно. Выделенный судом адвокат сообщил, что на выход под залог шансов мало.

Палмер выгнул шею, чтобы глянуть на небо через забранное частой решеткой окно над кроватью. На улице было темно. Мать любила говорить в тяжелые времена, которые порой накатывали на семью: "Темнее всего всегда перед рассветом". Хорошая женщина была мать, благослови ее Господь, но никогда не могла сказать ни одной фразы, не состряпанной из штампов.

Отец тоже их очень любил. Он по-настоящему пытался передать родительскую мудрость единственному сыну только одним способом - орать на мальчишку-подростка лицом к лицу: "Парень, если не перестанешь валять дурака, так всю жизнь и проживешь дураком!" Спасибо, папочка.

- Палмер? К тебе посетитель.

Сегодня утром дошла весть, что врачи разрешили перевести его в тюрьму. Завтра его поместят с остальными заключенными. Не так чтобы приятная новость.

- Мой адвокат?

- Понятия не имею. Сказал, что хочет с тобой поговорить. - Санитар мотнул головой в сторону двери отделения для выздоравливающих. Там у конторки служителя стоял человек Палмеру незнакомый, с дорогим кейсом в руке.

- Хочешь его видеть?

Уединения в тюремном лазарете не полагалось, но пациенты-заключенные имели право отказать в приеме любому посетителю.

Палмер секунду разглядывал гостя.

- Ладно, тащи его сюда.

Через минуту незнакомец с кейсом стоял в ногах кровати Палмера. Это был человек средних лет, одетый в дорогой шелковый костюм, только какого-то тускло-коричневого цвета. Кожа была белая даже по нынешним стандартам, когда все помешались на страхе перед меланомой. Похоже было, что этот человек почти всю жизнь просидел в помещении.

- Мистер Палмер? Мистер Вильям Палмер?

- Да, это я. А вы кто?

Незнакомец улыбнулся - губами. Глаза в этой мимике не участвовали.

- Я Ренфилд. И мне кажется, что могу быть вам полезен, мистер Палмер.

- В смысле? Вы адвокат? - Палмер показал на складной металлический стул рядом с кроватью. Ренфилд опустился на стул - и движения у него были настолько скованными и тщательно обдуманными, что он напоминал оживший манекен. Губы его изогнулись, снова изображая улыбку.

- Не вполне. Я представитель некоего третьего лица, имеющего... интерес в вашем деле.

- Слушайте, как вас там, я понятия не имею, к чему вы клоните. Выкладывайте, что хотите сказать. К делу.

- Вы же невиновны? Я имею в виду в том преступлении, в котором вас обвиняют. Вы не совершали убийства Сэмюэла Куина, равным образом вы не вступали в сговор с целью его убийства. Это так?