— А Колин в отъезде. Это все торговая конференция. Подготовка к очередному прорыву на европейские рынки, на этот раз к прорыву тысяча девятьсот девяносто второго года, — сказала она с восхитительно строгим лицом. — Очевидно, это ужасно важно.
— Не сомневаюсь. А детишки все еще помнят, как он выглядит?
Только теперь она позволила себе улыбнуться.
— Ты не поверишь, Ханна, но брак, сам по себе, не так плох, если вдуматься.
Да, материнство — вещь удивительная. Вроде пагубной привычки к наркотику. Однажды попробовав и пристрастившись, хочешь и других видеть в том же положении.
— Только не говори мне, что если ты живешь одна, то в полной мере можешь наслаждаться отсутствием шума и возможностью спокойно выспаться. — Она явно хотела показать, что все эти блага ее не интересуют. — Я прекрасно уживаюсь с этим шумом и гвалтом, не такое уж большое счастье хорошо выспаться. Колин говорит, что мы должны позволять малышу кричать и вопить, но я, конечно, ему этого не позволяю.
— Так пусть Колин и встает к нему по ночам. Повисла небольшая пауза.
— Ну, он, в конце концов, ходит на работу. А я всегда могу немного вздремнуть днем.
— И тебе это удается?
— Да… Иногда.
— Боже, неужели тебе никогда не хотелось убить его?
— Кого? Колина или Бенджамина? Я пожала плечами.
— Да обоих.
— Определенно хотелось. Но это проходит.
— Так много плюсов. А минусов что, совсем нет?
— Ну, разве что живот, повисший как пустой мешок из-под картошки, и мозги, превратившиеся в решето. Но ты, Ханна, должна быть мне благодарна, ибо я сняла с тебя, если помнишь, большой груз. Взвалила на свои плечи тяжкое бремя продолжения рода, предоставив тебе возможность заниматься карьерой.
Да уж, карьера! Такой ли карьеры ожидают родители от дочерей? Для того ли дают им хорошее образование, чтобы те становились частными сыщиками? Уж лучше бы пошла преподавать, хоть зарабатывала бы побольше, обучая будущих малолетних преступников правильно писать слово «правонарушитель». Да и сама я, когда вырвалась из академической скуки высшего образования и была переполнена энергией и идеализмом, иначе представляла себе будущее. Но уж такова жизнь, все наши устремления рано или поздно теряют романтическую остроту. Взять хотя бы то, что я не собиралась надолго задерживаться у Фрэнка. Это была лишь временная остановка между предыдущей работой и той, выбор которой я еще только обдумывала. Но со временем мне удалось внушить себе, что о проблемах других людей нужно заботиться больше, чем о собственных. Кроме того, проработав у Фрэнка два года, я снизила планку, то приглядывая за магазинными воришками, то разыскивая пропавших людей. Конечно, мои способности не находили себе должного применения, и мне было ясно, что нужно искать иной путь. Не удивительно, что матушка моя поседела. У Кэт все сложилось проще. Она тринадцать лет занималась рекламой в крупной компании, работа ей нравилась, к тому же хорошо оплачивалась. Ей предлагали вернуться, обещали попридержать для нее место. Но появилось то, чего она всегда хотела: мужчина, дом и топот маленьких ножек.
— А Джошуа? Как он? Ты видишься с ним? Браво, старушка Кэт! Стараешься хоть что-то раскопать для очередного ежемесячного письма домой!
— От случая к случаю. С ним все в порядке.
Еще этот Джошуа! Для всей семьи он являлся великой и светлой надеждой на счастливый брак Ханны. Ведь нельзя же, в самом деле, всю себя посвящать одной только работе. Сама-то я, правда, почти не помнила, как он выглядит. Мы были, как говорится, лишь добрыми друзьями, которые в один недобрый момент совершили ошибку, вступив в любовную связь и позволив этому стать привычкой. Кончилось это не разрывом, нет, просто произошло медленное охлаждение: интимные отношения раз от разу все более теряли эмоциональную основу. И не успели мы покончить со столь безрадостной рутиной, как все это ушло для меня в далекое прошлое. Какое-то время мы, по старой привычке, встречались, ходили вместе в кино и все такое. Но вот моя матушка все еще посылала ему поздравления с днем рождения, в чем, впрочем, я не виновата. Она не догадывалась о нашем разрыве и продолжала считать, что ее дочь Ханна имеет любовника, который со временем может стать ее мужем. А я не особенно близко подпускаю к себе мать и не делаю ничего, чтобы разрушить ее иллюзии.
Конечно, топот по дому крошечных ножек и все такое… Разве я не думала об этом? Ведь все так поступают. Но, повзрослев, я поняла, что все еще не готова к материнству. Расплачиваться за собственный эгоцентризм придется, конечно, самой. Боюсь, в конце концов у меня в жизни не будет никого, кроме кошки. Но зато мне не придется страдать от ревности и увеличивать размер квартиры, без чего не обойтись, заводя детей. Кэт говорит, что я, вероятно, просто не смогла найти нужного человека. Но нашла ли такового она сама?
Наконец дети наелись, Бенджамин заснул, и мы с Эми пошли прогуляться в парк, где кормили уток. Девчушка без умолку тараторила со всем пылом трехлетнего возраста, для которого общение со взрослыми — новейшая и лучшая игрушка. А я, слушая детский лепет и вовремя успевая поддакивать, мысленно перечитывала открытки Кэролайн Гамильтон, спрашивая себя, какие чувства испытывает мать, поручая милое свое дитя учителю танцев, или что испытывает дитя, заведомо обреченное на профессию, избранную не им самим. И до какой же степени надо не понимать друг друга, если подобные действия приводят к долгу в восемь тысяч фунтов, который встает между ними как бетонный забор! Мы с Эми вернулись как раз к чаепитию, но когда дети принялись метать по кухне куски хлеба с маслом, я поспешила вернуться домой, дабы составить список дел на понедельник.
Дел-то не так уж и много. В понедельник выяснилоеь, что «Сити балет» совершает турне по Европе, так что, если я хочу поговорить с ними, придется дождаться их возвращения. Женщина из «Лефт фит фёрст», говорившая со мной по телефону, сухо сообщила, что Кэролайн Гамильтон ушла от них из-за разногласий с администрацией, и это все, что она может сказать. Когда я представилась частным детективом, который разыскивает исчезнувшую Кэролайн, она немного смягчилась, но помочь все равно ничем не могла. Мисс Гамильтон была с ними только шесть месяцев, не больше. Талантливая девушка, но, видно, решила, что у них вряд ли сделает успешную балетную карьеру, и нашла что-то классом повыше. Ничем иным уход талантливой танцовщицы она объяснить не могла. Или не хотела. Жаль, как говорится, но так уж сложилось. А я вновь подумала о хрупких щиколотках, не выдержавших давления несбыточных мечтаний мисс Патрик. Слишком уж много надежд возлагалось на девушку, и она, как видно, просто устала перенапрягаться.
Я перешла на ее финансовое положение, на арендную плату и расчеты с кредитно-карточными компаниями. Но тут и думать было особенно не о чем.
Днем я опять попыталась найти телефон поляка домовладельца, но ничего похожего на его фамилию в телефонном справочнике не нашла. Что ж, опять идти терзать дверной звонок в надежде, что хоть кто-то в этом доме знает, как найти человека, которому платит за квартиру? Впрочем, кто знает, а вдруг судьба возьмет и улыбнется мне. Может, на этот раз Кэролайн окажется там сама, заскочит на минутку домой, забрать, например, почту, и не сможет не открыть дверь на весьма настойчивый звонок? Лотерея, чистая лотерея! Явилась Ханна Вульф, талантливая сыщица, и в последний момент спасла несчастную девушку от неминучей беды.
Но мои фантазии вскоре рассыпались в прах. Подъехав к ее дому, я сразу увидела полицейский автомобиль, затем второй, припаркованный на противоположной стороне улицы и мигающий проблесковым маячком. Две полицейские машины для одной сонной улочки, да еще днем в понедельник — это уж слишком. Сердце мое сжалось. Я проехала мимо и припарковалась ярдов на пятьдесят дальше. Затем пешком вернулась назад. Дверь парадного подъезда была открыта, и консьержка — та самая девушка, которая впускала меня — разговаривала с патрульным. Я быстро прошла мимо, не желая быть узнанной, затем вернулась по другой стороне улицы, решив переждать в машине, но полиция, похоже, уезжать не собиралась. Тогда уехала я.