В его словах сквозила вполне обоснованная уверенность. Шестеро вооруженных охранников, пытавшихся помешать ему проникнуть в кабинет бывшего шефа, остались лежать на полу. Остальные просто не успели вмешаться, так стремителен оказался натиск их бывшего коллеги. Ганджиев отлично понимал, что Маркиз вполне мог позаимствовать оружие у любого из стражей, и тогда ему, хозяину города, пришлось бы несладко.

Несколько секунд они смотрели друг на друга - старик, положивший руки на массивную столешницу, и стоявший перед ним бывший охранник, пригретый и обласканный сын покойного друга. Ганджиев отвел глаза.

Маркиз тоже посмотрел в сторону, и его взгляд остановился на висевшей на стене вырезанной из дерева картине, изображавшей весьма популярного христианского мученика - пронзенного стрелами святого Себастьяна. Омар пригляделся и увидел, что стрелы на этой картине Heдеревянные, а металлические и очень похожие на сильно уменьшенные копии настоящих стрел.

Деревянные мышцы в тех местах, в которых утонули наконечники этих крошечных стрелок, вздулись бугорками. Маркиз не был знатоком такого рода произведений искусства, но в этой работе чувствовалось, что любая деталь, связанная с физической болью, испытываемой изображенным на нем человеком, выписана с какой-то особенной любовью.

Маркиз не видел раньше этой картины. Скорее всего святой Себастьян - новый шедевр палача: не мог Омар её просто не заметить. Он как зачарованный не сводил глаз с мастерски изображенной фигурки мученика, страдания которого, казалось, ощущал физически.

В его голове вдруг, как на кинопленке, стала прокручиваться только что произошедшая сцена.

- Да, я отдал приказ убить твоего брата, но он должен был понимать, что у него за работа.

Многие люди вынуждены тяжело трудиться, чтобы только на старости лет получить то, что он получал легко уже молодым. А Прохоров... когда чемпион так ломается из-за женщины... Думаю, я избавил его от лишних мучений. Он перестал быть человеком, спился, превратившись в животное.

Артур? От него требовалось только одно: когда случились неприятности - а они могут случиться в нашем деле, - молчать! Неприятности - это обратная сторона той сладкой жизни, которую вел твой брат, это горькая пилюля, которую мужчина должен проглотить не поморщившись, какой бы отвратительной на вкус она ни оказалась... Есть законы, не те, которые легко обходят адвокаты, а те, которые нигде не записаны. Нигде. Тем не менее невыполнение их неизбежно ведет к краху того, кто их однажды принял.

Я был другом твоего отца многие годы. Самые лучшие годы в моей жизни! Сейчас я уже стар, моя жизнь прожита, но я не хотел бы окончить её за тюремной решеткой...

Твой брат поставил под удар жизнь и свободу хороших людей, которые, не щадя себя, трудились, чтобы прокормить свои семьи. Мне пришлось остановить его... Я наказал человека, который убил твоего отца. Большего я уже не мог сделать для Марата. Ты также прекрасно знаешь, что, если бы ты не вернулся из Афганистана, твоей матери до конца жизни не пришлось бы ни в чем нуждаться. Ты вернулся, и я взял тебя на работу. Ты был одним из лучших, но ты прокололся. А я опять дал тебе шанс...

- Да, - прервал Омар монолог своего бывшего босса, - это был мой шанс. Вы сдали мне крапленые карты, но я выиграл, и теперь вы решили, что меня надо убрать...

- Кто сказал тебе об этом?

- Покойный Хоботов. У него не было причин врать мне, он держал меня на мушке и в любую секунду мог спустить курок.

- Ты поверил Хоботову? Человеку, который ненавидел тебя за свой позор? Он держал тебя на мушке, как ты говоришь, он собирался нажать на курок, но ему мало было убить тебя, он хотел перед этим уничтожить тебя морально! Разве ты не понимаешь?

- А Крыса?

В ответ Ганджиев так ловко изобразил удивление, что Омар на некоторое время даже усомнился в правдивости Хоботова. В том, что говорил дядя Сиявуш, имелось рациональное зерно.

Однако нельзя было забывать и то, что сказал Пилот про убитого им "коллегу". А Аксельбант?!

- У меня были и другие подтверждения! - выпалил Маркиз, слишком поздно сообразив, что подставляет под удар того, кто не сделал ему ничего плохого, а даже, наоборот, помог.

- Какие же? - спросил бывший нефтяной директор с нарочитой незаинтересованностью.

- Неважно, - отрезал Маркиз.

- Нравится? - поинтересовался Ганджиев, усмехаясь, когда Омар, засмотревшийся на святого Себастьяна, с трудам оторвал взгляд от картины и их глаза встретились вновь. - Тебе, наверное, известен автор?

От Маркиза не ускользнул неприятный холодный огонек, мелькнувший в глазах его бывшего шефа.

- Прежде чем я уйду, я хочу услышать ответы на некоторые вопросы, - жестко сказал Маркиз. - Где Жанна Голубева?

- Что за неумеренное любопытство, Омар?

Она что, твоя симпатия, подружка?

- Это дочь одного очень несчастного человека, господин Ганджиев. Девушку против её воли увезли ваши люди. Предупреждаю, ей нет даже и шестнадцати лет.

Сиявуш Мамедович рассмеялся.

- Вот уж верно говорят: с кем поведешься, от того и наберешься, проговорил он. - Ты стал ментом, мальчик мой. Чего не ожидал, того не ожидал. Впрочем, неудивительно, если в человеке нет стержня, он склоняется под любым ветерком, легко поддается чужому влиянию. А насчет девушки... хм... думаю, тот факт, что ей нет шестнадцати, - это единственное, что тебе удалось бы доказать на суде. Впрочем, какой суд, а?

Ганджиев явно наслаждался ситуацией.

Щенок ошибается! То, что ему удалось пройти сюда, вовсе не означает, что он отсюда выйдет.

Опомнившиеся охранники - они свое получат - примчались сюда следом через минуту после его появления. Он и сам не дурак, должен понимать, что они сейчас за дверью, ждут сигнала. Оружия у Омара нет...

- Немедленно отдайте приказ своим людям привести её сюда! Девочка должна быть возвращена отцу. Могу обещать вам, что постараюсь убедить его не подавать на вас в суд...

Беседа стала утомлять Ганджиева. В тихом омуте черти водятся! Сиявуш Мамедович не помнил, чтобы Маркиз, служа у него, когда-нибудь так много болтал. Вот уж действительно, пока человек сидит, не узнаешь, хром ли он, пока молчит, не поймешь, глуп он или умен. И всетаки, кто же сказал ему? Кто-то стукнул, но кто?

Значит, Омар поживет ещё столько времени, сколько потребуется ему для того, чтобы ответить на вопрос, который задаст ему Бек, - кто?

- Знаешь, щенок, почему я до сих пор сижу тут и слушаю твой бред? - жестко произнес хозяин кабинета и, не дав собеседнику ответить, продолжал: - Только потому, что меня все это развлекает. Ты сейчас очень напоминаешь мне своего отца, который предпочел скучать в бесперспективной заводской конторе, учить музыке разных бездарей, вместо того чтобы добиваться богатства и власти. Он проиграл. Разве он мог бы погибнуть так нелепо, если бы у него была сила и власть? Вместо мишуры для слабаков. Честь?

Правда? Чистая совесть? Очень удобные отговорки для трусов и бездельников, не желающих трудиться до седьмого пота. Еще - чистые руки.

Чистеньким вообще быть очень удобно, да только не получается никогда и ни у кого! Как мало времени понадобилось тебе, чтобы ухитриться потерять все, что ты имел. Ты думаешь, что, перестав помогать мне, сделался добропорядочным членом общества? Стал чистеньким? Тебе что-то такое в голову ударило, наверное, слава народного героя, в которого тебя и твоего приятеля превратила пресса. Поверь, что, если будет надо, эта же самая пресса так заплюет тебя, что никто и добрым словом не вспомнит. Приходить ко мне и пугать меня судом! До этого мог додуматься только твой приятель, милиционер-неудачник. Но, видимо, не зря говорят, что дурь заразна, и твой пример тому подтверждение. У вас у всех это проявляется, но по-разному. Что до Марата и Артура, тут уж сомневаться не приходилось, но я думал, хотя бы ты-то умнее...

Впрочем, я мог бы догадаться, что ошибался, когда ты приперся сюда в этом маскарадном костюме, а ведь я не звал ряженых! Так зачем ты явился, глупец?