ОБЩАЯ НАУЧНАЯ ЦЕЛЬ ИЗУЧЕНИЯ МЕСТНОЙ ИСТОРИИ. Зная, с какими вопросами надобно обращаться к историческим явлениям, чего искать в них, можно определить и научное значение истории известного народа по отношению к общему историческому изучению человечества. Это значение может быть двоякое: с одной стороны, оно определяется энергией развития народа и, в связи с этим, степенью его влияния на другие народы, а через них на общее культурное движение человечества; с другой стороны, отдельная история известного народа может быть важна своеобразностью своих явлений независимо от их культурного значения, когда представляет изучающему возможность наблюдать такие процессы, которые особенно явственно вскрывают механику исторической жизни, в которых исторические силы являются в условиях действия, редко повторявшихся или нигде более не наблюдаемых, хотя бы эти процессы и не оказали значительного влияния на общее историческое движение.

С этой стороны научный интерес истории того или другого народа определяется количеством своеобразных местных сочетаний и вскрываемых ими свойств тех или иных элементов общежития. В этом отношении история страны, которая представляла бы повторение явлений и процессов, уже имевших место в других странах, если только в истории возможен подобный случай, представляла бы для наблюдателя не много научного интереса.

УДОБСТВО ИСТОРИИ РОССИИ ДЛЯ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ. История России представляет некоторые методологические удобства для отдельного социологического изучения. Эти удобства состоят: 1) в сравнительной простоте господствующих в ней процессов, помогающей достаточно отчётливо разглядеть работу исторических сил, действие и значение различных пружин, входивших в сравнительно несложный состав нашего общежития; 2) в своеобразном сочетании действовавших в нашей истории условий народной жизни. Сравнительная простота строя нашей исторической жизни не мешала своеобразности её строения. В ней наблюдаем действие тех же исторических сил и элементов общежития, что и в других европейских обществах; но у нас эти силы действуют с неодинаковой напряжённостью, эти элементы являются в ином подборе, принимают иные размеры, обнаруживают свойства, незаметные в других странах. Благодаря всему этому общество получает своеобразный состав и характер, народная жизнь усвояет особый темп движения, попадает в необычные положения и комбинации условий. Приведу несколько примеров. Во всякой стране система рек давала направление торговле, свойством почвы обусловливался характер промышленности. В первые века нашей истории, когда главная масса русского населения сосредоточивалась в чернозёмной области среднего Днепра с его обоюдосторонними притоками, важнейшие реки южной Руси направляли русскую торговлю к черноморским, азовским и волжско-каспийским рынкам, где спрашивались преимущественно мёд, воск, меха - продукты леса и в меньшей степени хлеб. Это сделало внешнюю торговлю господствующей силой в народном хозяйстве русских славян и вызвало усиленное развитие лесных промыслов, звероловства и бортничества. Но потом под давлением, шедшим из тех же степей, по которым пролегали пути русской торговли, главная масса русского населения передвинулась в область верхней Волги, на алаунский суглинок. Удаление от приморских рынков ослабило внешний сбыт и сократило лесную промышленность, а это привело к тому, что хлебопашество стало основой народного хозяйства. И вот случилось, что на открытом днепровском чернозёме Русь усиленно эксплуатировала лесные богатства и торговала, а на лесистом верхневолжском суглинке стала усиленно выжигать лес и пахать. Внешние международные отношения, влиявшие на размещение населения в стране, сплетались с внутренними географическими её особенностями в такой запутанный узел, что народный труд, подчиняясь одним условиям, получал направление, не соответствовавшее другим. В народнохозяйственном быту, так своеобразно складывавшемся, естественно ожидать явлений, не подходящих под привычные нормы. В 1699 г. Петр Великий предписал русским купцам торговать, как торгуют в других государствах, компаниями, складывая свои капиталы. Дело по непривычке и недостатку доверия шло туго. Между тем древняя Русь выработала свою форму торгового товарищества, в котором соединялись не капиталы, а лица на основе родства и нераздельности имущества. Под руководством и ответственностью старшего неотделённые родственники вели торговое дело не как товарищи-пайщики, а как подчинённые агенты хозяина. Это - торговый дом, состоявший из купца-хозяина с его "купеческими братьями", "купеческими сыновьями" и т. д. Эта форма кооперации наглядно показывает, как потребность коллективной деятельности, при недостатке взаимного доверия в обществе, искала средств удовлетворения под домашним кровом, цепляясь за остатки кровного союза.Так, в нашем прошлом историк-социолог встретит немало явлений, обнаруживающих разностороннюю гибкость человеческого общества, его способность применяться к данным условиям и комбинировать наличные средства согласно с потребностями. Мы только что видели, как из древнерусского родственного союза под действием экономической потребности выработалась идея торгового дома. Сейчас увидим, как идея нравственного порядка под действием местных условий послужила средством для удовлетворения хозяйственных нужд населения. Вместе с христианством на Русь принесена была с Востока мысль об отречении от мира, как о вернейшем пути к спасению и труднейшем подвиге христианства. Мысль эта воспринята была русским обществом так живо, что менее чем через сто лет киевский Печерский монастырь явил высокие образцы иноческого подвижничества. Три-четыре века спустя та же мысль вела ряды отшельников в глухие леса северного Заволжья. Но многочисленные лесные монастыри, там основанные ими, вопреки их воле получили значение, не отвечавшее духу фиваидского и афонского пустынножительства. Первоначальная идея иночества не померкла, но местные нужды осложнили её интересами, из неё прямо не вытекавшими, превратив тамошние пустынные монастыри частью в сельские приходские храмы и убежища для престарелых людей из окрестного населения, частью в бессемейные землевладельческие и промышленные общины и опорные пункты, своего рода переселенческие станции крестьянского колонизационного движения.