- Да, я знаю.

- Ну вот. Сначала исследования проводились всерьез. Но затем он понял, что Вайстор - шарлатан и использует свое так называемое наследственное ясновидение лишь для того, чтобы убедить Гиммлера в высоком статусе своих предков. Но к тому времени было уже слишком поздно. А Ланц во что бы то ни стало хотел получить свои институт.

- Но для чего ему институт? У него же уже есть клиника.

- Ему этого мало. Он хочет стоять в одном ряду с Фрейдом и Юнгом.

- А как насчет Отто Рана?

- Не более чем безжалостный фанатик. Одно время был охранником в Дахау. - Он остановился, грызя ногти. - Не дадите ли сигарету?

Я бросил ему пачку и смотрел, как он закуривает, рука его дрожала, будто в лихорадке. Глядя, с какой жадностью он курит, можно было подумать, что это не сигарета, а чистый белок.

- Ну так что же?

Ланге тряхнул головой.

- История болезни Вайстора, в которой говорится о его сумасшествии, все еще у Киндермана. Ланц считает, что это его полис, гарантирующий преданность Вайстора. Понимаете, Гиммлер не выносит психических больных. Ну, в связи со всякой чепухой о здоровье нации. Так что, если бы он об этом узнал...

- ...тогда игра действительно была бы закончена.

* * *

- Каков же план ваших действий, комиссар?

- Гиммлер, Гейдрих, Небе - все они уехали на эсэсовский Суд Чести в Вевельсбург.

- А где находится этот чертов Вевельсбург? - спросил Беккер.

- Совсем недалеко от Падерборна, - сказал Корш.

- Я собираюсь последовать за ними. Посмотреть, не удастся ли мне разоблачить Вайстора и его грязные делишки в присутствии Гиммлера. На эту прогулку я возьму с собой Ланге в качестве свидетеля.

Корш встал и подошел к двери.

- Хорошо, комиссар. Я пойду за машиной.

- Думаю, вам не придется этого делать. Я хочу, чтобы вы оба остались здесь. Может выйти не совсем так, как я планирую. Не забывайте, что этот тип, Вайстор, - лучший друг Гиммлера. Я сомневаюсь, что рейхсфюрер с благодарностью выслушает мои откровения. Более того, он может их просто проигнорировать. В этом случае будет лучше, если под ударом окажусь только я. В конце концов, что он мне может сделать? Ну, выкинет из полиции, а я ведь и так здесь только для того, чтобы распутать это дело, когда закончу, вернусь к своему прежнему занятию. А у вас двоих впереди карьера. Не такая уж соблазнительная, это верно, - усмехнулся я, - но все-таки будет жаль, если вы попадете к Гиммлеру в немилость.

Корш и Беккер переглянулись. Затем Корш сказал:

- Перестаньте, комиссар, не порите ерунды. Ваша затея опасна. Мы знаем это, и вы тоже.

- И не только это, - подхватил Беккер. - Как вы доберетесь туда с арестованным? Кто поведет машину?

- Действительно, комиссар. До Вевельсбурга больше трехсот километров.

- Я возьму служебную машину.

- А если Ланге попробует выкинуть по пути какой-нибудь фортель?

- Он будет в наручниках, я не думаю, что с ним возникнут проблемы. - Я взял шляпу и пальто. - Извините, парни, но придется вам сделать, как я решил.

Я направился к двери.

- Комиссар! - окликнул меня Корш. Он протянул руку. Я пожал ее. Затем пожал руку Беккеру и отправился за своим арестованным.

* * *

Клиника Киндермана выглядела такой же чистой и ухоженной, как и тогда, когда я впервые побывал здесь в конце августа. Только сейчас стояла полная тишина: ни грачей на деревьях, ни лодки на озере. Лишь шум ветра и опавшие листья, которые стремительно неслись по тропинке, словно саранча.

Я подтолкнул Ланге к входной двери.

- Мне стыдно входить сюда в наручниках, как будто я настоящий преступник. Меня здесь хорошо знают, - сказал он.

- А вы и есть самый настоящий преступник. Хотите, чтобы я обвязал вам голову полотенцем? - Я еще раз подтолкнул его. - Послушайте, только по своей доброте я не заставляю вас входить сюда вообще без штанов.

- А как насчет моих гражданских прав?

- Ах ты, черт возьми! Вы что, забыли, где живете последние пять лет? Это нацистская Германия, а не древние Афины. А теперь заткните свой поганый рот.

В коридоре нас встретила медсестра. Она хотела было поздороваться с Ланге, но увидела наручники. Я помахал своим удостоверением перед ее испуганным лицом.

- Полиция. У меня ордер на обыск кабинета Киндермана. - Это соответствовало правде. Я сам его себе выписал. Но медсестра была явно из той же компании, что и Ланге.

- Туда нельзя входить, - всполошилась она. - Я должна...

- Мадам, несколько недель назад германским войскам хватило такой же маленькой свастики, как у меня на удостоверении, чтобы войти в Судеты. Так что будьте уверены, она позволит мне залезть к вашему доброму доктору в трусы, если я этого захочу.

Я пихнул Ланге вперед.

- Давайте, Рейнхард, показывайте дорогу.

Кабинет Киндермана находился в задней части клиники. По сравнению с городской квартирой это было небольшое помещение, но для приемной доктора более чем достаточное. Там стояла длинная низкая кушетка, письменный стол из орехового дерева; несколько картин в современном стиле, на которых, похоже, были изображены обезьяньи мозги, а также книги в дорогих кожаных переплетах, чем, наверное, и объяснялся недостаток кожи в стране.

- Сядьте так, чтобы я видел вас, Рейнхард, - приказал я ему. - И не делайте резких движений. Я легко пугаюсь и, чтобы скрыть смущение, прихожу в бешенство. Как эти докторишки называют такое поведение?

Около окна стоял большой шкаф с выдвижными ящиками. Я открыл его и начал просматривать папки с бумагами.

- Компенсаторное поведение, - припомнил я. Два слова, но, по-моему, хорошо отражают суть. - И кого только не лечил ваш друг Киндерман! В этом шкафу имен не меньше, чем в списке гостей на большом приеме в рейхсканцелярии. Постойте-ка, а это, похоже, ваши бумаги. - Я вытащил папку и бросил ему на колени. - Не хотите посмотреть, что там про вас написано, Рейнхард? Возможно, это объяснит, как вы попали в одну компанию с этими ублюдками.

Он уставился на папку с бумагами.

- Все очень просто, - тихо сказал он. - Как я уже объяснял, я заинтересовался психологией, когда подружился с доктором Киндерманом. - Он вызывающе посмотрел на меня.

- Я расскажу вам, как вы вляпались, - усмехнулся я. - Вам было скучно. С вашими деньгами вы просто не знали, чем заняться. Так всегда бывает с такими, как вы, кто родился богатым. Вы никогда не знали цену деньгам. А они знали, Рейнхард, и они сделали из вас дурачка.