- Так все-таки, - настаивал я, - были ли вы в массажном кабинете на Рихард-Вагнер-штрассе или нет?

- Может быть. Очень трудно запомнить, где находятся такие заведения. Я не имею привычки...

- Оставьте ваши привычки. Одна из девушек, работающих в этом кабинете, утверждает, что вы пытались ее убить.

- Какой абсурд!

- Она настаивает на своих словах.

- Эта девица подала заявление?

- Да, подала.

Готфрид Бауц самодовольно усмехнулся.

- Послушайте, господин комиссар. Мы ведь оба знаем, что это брехня. Во-первых, мне не устраивали очной ставки. А во-вторых, даже если бы что и было, то во всей Германии ни одна массажистка не станет заявлять в полицию. Это такой же пустяк, как и пропажа пуделя. Заявления нет, свидетелей нет, и я не понимаю, почему я должен сидеть здесь и отвечать на ваши вопросы.

- Она утверждает, что вы связали ее, как свинью, заткнули рот, а потом стали душить.

- Она утверждает, она утверждает... Послушайте, к чему вся эта болтовня? Это я могу обвинить ее.

- А про свидетельницу вы забыли, Готфрид? О девушке, которая вошла в тот самый момент, когда вы душили ее подругу? Я уже говорил вам - вас трудно не запомнить.

- Я готов предстать перед судом, чтобы он разобрался, кто из нас говорит правду, - сказал он. - Я, который сражался за свою страну, или эти две глупые маленькие пчелки. А они готовы предстать перед судом? - Последние слова он выкрикнул, пот блестел на его лбу, как глазурь на пирожном. - Вы занимаетесь ерундой, и сами это знаете.

Я сел и наставил указательный палец прямо ему в лицо.

- Не финтите, Готфрид. Здесь этот номер не пройдет. В Алексе и не таких раскалывали, это вам не во времена Макса Шмеллинга, и не думайте, что после нашего разговора вы отправитесь восвояси. - Я заложил руки за голову, откинулся назад и бесстрастно уставился в потолок. - Поверьте мне, Готфрид. Эта маленькая пчелка не такая уж бессловесная, и она сделает так, как я скажу. Если я посоветую ей попросить мирового судью, чтобы дело рассматривалось в открытом судебном разбирательстве, она это сделает. Все понятно?

- Шел бы ты к черту! - рявкнул он. - Уж если вы решили засадить меня за решетку, зачем мне самому ковать для нее прутья? Какого черта я должен отвечать на ваши вопросы?

- Ну что ж, не отвечайте. Я никуда не тороплюсь. Я вернусь домой, приму горячую ванну, хорошенько высплюсь. А затем вернусь сюда и посмотрю, как вы провели ночку. Что я могу сказать еще? Это место не зря называют "Зеленая тоска".

- Ну, хорошо, хорошо, - прорычал он. - Задавайте ваши чертовы вопросы.

- Мы произвели обыск в вашей комнате.

- Ну и как, понравилось?

- Клопы ваши нам понравились больше. Мы нашли кусок веревки. Мой инспектор полагает, что это специальная веревка для удушения, которую вы купили в "Ка-де-Ве". С другой стороны, вы могли связывать ею свои жертвы.

- Или использовать в своей работе. Я работаю в компании по перевозке мебели Рохлинга.

- Да, я это проверил. Но почему вы принесли веревку домой? Почему не оставили ее в машине?

- Хотел повеситься.

- Почему же передумали?

- Я немного пораскинул мозгами, и жизнь показалась мне не такой уж плохой. Но это было до того, как я познакомился с вами.

- А что вы скажете о запачканной кровью одежде, которую мы нашли в сумке под вашей кроватью?

- А, это! Менструальная кровь. У моей знакомой случилась маленькая неприятность. Я хотел сжечь эти тряпки, но забыл.

- Вы можете доказать это? Ваша знакомая подтвердит ваши слова?

- К сожалению, я почти ничего о ней не знаю, комиссар. Случайная связь, вы понимаете. - Он сделал паузу. - Но ведь есть же какие-то специальные анализы, которые подтвердят то, что я говорю.

- С помощью анализов можно установить, человеческая это кровь или нет. Я не думаю, что есть такие анализы, о которых вы говорите. Впрочем, не буду утверждать наверняка, я не патологоанатом.

Я снова встал, подошел к окну, достал сигарету и закурил.

- Хотите курить? - Он кивнул, и я бросил пачку на стол. Подождал, пока он сделает первую затяжку, а затем пустил в ход тяжелую артиллерию. - Я веду следствие по делу об убийстве четырех, а может, и пяти молодых девушек, спокойно произнес я. - Именно поэтому вы здесь. Так сказать, оказываете помощь следствию.

Готфрид резко вскочил, языком вытолкнул изо рта сигарету, та покатилась по столу. Он тряс головой и никак не мог остановиться.

- Нет, нет, нет... Вы взяли меня по ошибке. Я абсолютно ничего об этом не знаю. Пожалуйста, вы должны мне верить. Я невиновен.

- А что вы скажете о девушке, которую изнасиловали в Дрездене в 1931 году? Вы ведь сидели в тюрьме за это преступление, верно, Готфрид? Как видите, я хорошо знаю ваш "послужной список".

- Это только по закону считается изнасилованием. Девчонка была несовершеннолетней, вот и все. Я этого не знал. Но она сама согласилась.

- Теперь давайте-ка обратим внимание, сколько ей было лет. Пятнадцать? Шестнадцать? Примерно того же возраста, что и убитые девушки. Может быть, вам нравятся именно очень молоденькие? Вы стыдитесь самого себя - зачем они заставляют вас это делать? - и переносите свою вину на них.

- Нет, это неправда, клянусь...

- И как это они могут быть такими противными? Зачем так бесстыдно провоцируют вас? Верно?

- Замолчите, ради Бога.

- Вы невиновны! Не смешите меня. За вашу невиновность не дашь и кучки дерьма в сточной канаве, Готфрид. Оставьте разговоры о невиновности добропорядочным, законопослушным гражданам, а не такой помойной крысе, которая пыталась задушить девушку в массажном кабинете. Теперь сядьте и заткнитесь.

Он покачался на каблуках, а затем тяжело сел.

- Я никого не убивал, - пробормотал он. - Что бы вы там ни говорили, я невиновен.

- Может быть, - сказал я, - но вы же знаете поговорку: лес рубят щепки летят. Поэтому, виновны вы или невиновны, вам придется немного посидеть у нас. По крайней мере, пока я не проверю все, что касается вас. Я взял пиджак и направился к двери. - Один последний вопрос, - повернулся я. - У вас есть своя машина?

- Это с моей-то зарплатой? Вы шутите?

- А фургон, на котором перевозят мебель? Вы ведь работаете на нем шофером?

- Да, я шофер.