"Я ей говорила то же самое, но она спросила, сколько времени в среднем находятся в больнице женщины при отсутствии каких-либо осложнений. Я сказала, что шесть дней, разве нет?"
Я был вынужден признать, что это так.
"Она сказала, что заплатит за шесть дней, а если ей придется пролежать дольше, то она внесет дополнительную плату. Но если..."
"Если меньше, то мы можем возместить ей лишние расходы", - утомленно закончил я. Я подумал: "Черт бы побрал этих женщин". И тут же рассмеялся. У нее есть голова на плечах. Невозможно это отрицать. И неплохая голова. Миссис Дэвидсон позволила себе улыбнуться... и если я в какой-то момент, особенно сейчас, когда нахожусь в старческом маразме, начинаю верить, что знаю все о людях, которые меня окружают, то пытаюсь вспомнить эту улыбку. До того дня я готов был поклясться жизнью, что никогда не увижу, как миссис Дэвидсон, одна из самых лучших "правильных" женщин, которых я когда-либо знал, улыбается при мысли о девушке, забеременевшей не в замужестве.
"Голова на плечах? Может быть, доктор. Но она знает свои умственные способности, это уж точно".
Прошел месяц, и мисс Стенсфилд пришла вновь в назначенное ей время, просто возникнув из этого удивительного человеческого потока, каким был и есть Нью-Йорк. На ней было надето голубое платье, которое выглядело довольно оригинально, хотя и явно было выбрано среди множества ему подобных. Ее туфельки не очень подходили к нему - это была та же коричневая пара, в которой она приходила в последний раз.
Я тщательно осмотрел ее и счел, что все идет нормально. Я сказал ей об этом, и она осталась довольна.
"Я нашла витамины, которые нужно принимать во время беременности".
"В самом деле? Превосходно".
Ее глаза озорно сверкнули: "Аптекарь предостерегал меня от их употребления".
"Избави меня Бог от этих порошковых дел мастеров - сказал я, и она прыснула в ладошку. Это был жест ребенка, покоряющий своей непроизвольностью. - Я еще не встречал аптекарей, которые не были бы неудавшимися врачами. И республиканцами. Эти витамины - пока еще в новинку, и к ним относятся с подозрением. Вы последовали его совету?" "Нет, только вашему. Вы же мой врач".
"Благодарю".
"Не за что. - Она посмотрела прямо мне в глаза, уже не хихикая. -Доктор, когда по мне станет заметно?"
"Не раньше августа, я думаю. Или сентября, если вы будете носить... гм, широкие одежды".
"Спасибо". Она взяла свою сумочку, но не встала сразу, чтобы уйти. Я подумал, что она хочет поговорить, но не знает, как и с чего начать.
"Вы ведь работаете, правда?" Она кивнула. "Да, я работаю". "Могу я просить, где? Если вы считаете, что я не должен..."
Она засмеялась, но каким-то ломанным, невеселым смехом. "В универсальном магазине. Где же еще незамужняя женщина может работать в городе? Я продаю духи толстым леди, которые смачивают свои волосы, а затем накручивают на тонкие бигуди".
"Как долго вы еще сможете там работать?"
"Пока мое деликатное положение не станет заметным. Предполагаю, что тогда меня попросят уйти, чтобы не огорчить какую-нибудь толстую леди. Потрясение от того, что их обслуживает беременная женщина без обручального кольца, может вызвать выпрямление волос".
Почти мгновенно ее глаза заблестели от слез. Ее губы задрожал, и я стал нащупывать платок. Но слезы не закапали. Глаза вновь прояснились, губы затвердели, но тут же смягчились. Она просто решила, что не будет терять контроля над своими эмоциями, и не потеряла. Это было впечатляющее зрелище.
"Извините, - сказала она. - Вы очень добры ко мне. Я не хочу отплатить вам за вашу доброту, рассказывая всякие банальные истории".
Она встала, чтобы идти, и я поднялся вместе с ней.
"Я умею слушать, - сказал я, - и у меня есть время. Мой следующий пациент отменил свой визит".
"Нет, - ответила она. - Спасибо, но не стоит".
"Хорошо, - согласился я. - Но я хотел бы сказать кое-что еще".
"Да?"
"Не в моих правилах делать так, чтобы мои пациенты - любые пациенты -оплачивали вперед услуги, которые им будут оказаны. Я думаю, что если вы... то есть, если бы вы хотели... или вам необходимо..." - промямлил я и замолчал.
"Я уже четыре года в Нью-Йорке, доктор. И по своей природе я терпелива. После августа или сентября я вынуждена буду жить на мои сбережения, пока не смогу снова устроиться на работу. Это не очень много, и иногда, по ночам, мне становится страшно".
Она внимательно посмотрела на меня своими чудесными карими глазами.
"Мне казалось, что будет лучше - надежней скорее, - если я заплачу за ребенка. В первую очередь. Потому что я много думаю о нем, а искушение истратить эти деньги может стать очень сильным".
"Хорошо, - сказал я. - Но, пожалуйста, запомните, что если они вам понадобятся, сразу скажите мне об этом".
"И снова разбудить дракона в миссис Дэвидсон. - Игривые огоньки вновь появились в ее глазах. - Не думаю, что это нужно делать. Ну, а теперь, доктор..."
"Вы намерены проработать до конца, сколько сможете? Это действительно необходимо?"
"Да, я должна. Но почему вы спрашиваете?"
"Боюсь, мне придется попугать вас немного, прежде чем вы пойдете", -сказал я.
Ее глаза стали чуть шире. "Не делайте этого, - попросила она. - Я и так уже достаточно напугана".
"Именно поэтому я и собираюсь поговорить с вами. Сядьте, мисс Стенсфилд". Но поскольку она осталась стоять, я добавил: "Прошу вас".
Она села. Не очень охотно.
"Вы находитесь в довольно-таки незавидном положении, - начал я, сидя на краю письменного стола. - Но вы не без изящества справляетесь с встающими на вашем пути трудностями".
Она собиралась что-то сказать, но я поднял руку, прося не перебивать меня.
"Это очень похвально. Но я не хотел бы, чтобы вы навредили своему ребенку вследствие заботы о вашем финансовом положении. У меня была пациентка, которая, несмотря на мои предосторожности, из месяца в месяц продолжала туго затягивать пояс. Она была тщеславной, глупой и скучной женщиной, и я не верю, что она на самом деле хотела ребенка. Я бы не подписался под многочисленными теориями о подсознании, которые обсуждаются сегодня чуть ли не на каждом углу, но если бы я в них верил, я бы сказал, что она - или часть ее - пыталась убить младенца".