Дмитрий Борисович Кедрин

- Афродита - Вот и вечер жизни... - Должник - Зимнее - Зодчие - Исповедь - Казнь - Любезный читатель!.. - Песня о живых и мертвых - Пластинка - Погоня - Портрет - Прошение - Разговор - Строитель - Я

Я Много видевший, много знавший, Знавший ненависть и любовь, Всё имевший, всё потерявший И опять всё нашедший вновь.

Вкус узнавший всего земного И до жизни жадный опять, Обладающий всем и снова Всё боящийся потерять. Июнь 1945 Русская и советская поэзия для студентов-иностранцев. А.К.Демидова, И.А. Рудакова. Москва, изд-во "Высшая школа", 1969.

ДОЛЖНИК Подгулявший шутник, белозубый, как турок, Захмелел, прислонился к столбу и поник. Я окурок мой кинул. Он поднял окурок, Раскурил и сказал, благодарный должник:

"Приходи в крематорий, спроси Иванова, Ты добряк, я сожгу тебя даром, браток". Я запомнил слова обещанья хмельного И бегущий вдоль потного лба завиток.

Почтальоны приходят, но писем с Урала Мне в Таганку не носят в суме на боку. Если ты умерла или ждать перестала, Разлюбила меня,- я пойду к должнику.

Я приду в крематорий, спущусь в кочегарку, Где он дырья чинит на коленях штанов, Подведу его к топке, пылающей жарко, И шепну ему грустно: "Сожги, Иванов!" Дмитрий Кедрин. Стихотворения. Поэмы. Москва: "Московский Рабочий", 1982.

ЗОДЧИЕ Как побил государь Золотую Орду под Казанью, Указал на п 1000 одворье свое Приходить мастерам. И велел благодетель,Гласит летописца сказанье,В память оной победы Да выстроят каменный храм.

И к нему привели Флорентийцев, И немцев, И прочих Иноземных мужей, Пивших чару вина в один дых. И пришли к нему двое Безвестных владимирских зодчих, Двое русских строителей, Статных, Босых, Молодых.

Лился свет в слюдяное оконце, Был дух вельми спертый. Изразцовая печка. Божница. Угар я жара. И в посконных рубахах Пред Иоанном Четвертым, Крепко за руки взявшись, Стояли сии мастера.

"Смерды! Можете ль церкву сложить Иноземных пригожей? Чтоб была благолепней Заморских церквей, говорю?" И, тряхнув волосами, Ответили зодчие: "Можем! Прикажи, государь!" И ударились в ноги царю.

Государь приказал. И в субботу на вербной неделе, Покрестись на восход, Ремешками схватив волоса, Государевы зодчие Фартуки наспех надели, На широких плечах Кирпичи понесли на леса.

Мастера выплетали Узоры из каменных кружев, Выводили столбы И, работой своею горды, Купол золотом жгли, Кровли крыли лазурью снаружи И в свинцовые рамы Вставляли чешуйки слюды.

И уже потянулись Стрельчатые башенки кверху. Переходы, Балкончики, Луковки да купола. И дивились ученые люди, Зане эта церковь Краше вилл италийских И пагод индийских была!

Был диковинный храм Богомазами весь размалеван, В алтаре, И при входах, И в царском притворе самом. Живописной артелью Монаха Андрея Рублева Изукрашен зело Византийским суровым письмом...

А в ногах у постройки Торговая площадь жужжала, Торовато кричала купцам: "Покажи, чем живешь!" Ночью подлый народ До креста пропивался в кружалах, А утрами истошно вопил, Становясь на правеж.

Тать, засеченный плетью, У плахи лежал бездыханно, Прямо в небо уставя Очесок седой бороды, И в московской неволе Томились татарские ханы, Посланцы Золотой, Переметчики Черной Орды.

А над всем этим срамом Та церковь была Как невеста! И с рогожкой своей, С бирюзовым колечком во рту,Непотребная девка Стояла у Лобного места И, дивясь, Как на сказку, Глядела на ту красоту...

А как храм освятили, То с посохом, В шапке монашьей, Обошел его царь От подвалов и служб До креста. И, окинувши взором Его узорчатые башни, "Лепота!" - молвил царь. И ответили все: "Лепота!"

И спросил благодетель: "А можете ль сделать пригожей, Благолепнее этого храма Другой, говорю?" И, тряхнув волосами, Ответили зодчие: "Можем! Прикажи, государь!"

И ударились в ноги царю. И тогда государь Повелел ослепить этих зодчих, Чтоб в земле его Церковь Стояла одна такова, Чтобы в Суздальских землях И в землях Рязанских И прочих Не поставили лучшего храма, Чем храм Покрова!

Соколиные очи Кололи им шилом железным, Дабы белого света Увидеть они не могли. И клеймили клеймом, Их секли батогами, болезных, И кидали их, Темных, На стылое лоно земли.

И в Обжорном ряду, Там, где заваль кабацкая пела, Где сивухой разило, Где было от пару темно, Где кричали дьяки: "Государево слово и дело!"Мастера Христа ради Просили на хлеб и вино.

И стояла их церковь Такая, Что словно приснилась. И звонила она, Будто их отпевала навзрыд, И запретную песню Про страшную царскую милость Пели в тайных местах По широкой Руси Гусляры. 1938 Дмитрий Кедрин. Стихотворения. Поэмы. Москва: "Московский Рабочий", 1982.

* * * Вот и вечер жизни. Поздний вечер. Холодно и нет огня в дому. Лампа догорела. Больше нечем Разогнать сгустившуюся тьму.

Луч рассвета, глянь в мое оконце! Ангел ночи! Пощади меня: Я хочу еще раз видеть солнце Солнце первой половины Дня! 30 апреля 1943 Дмитрий Кедрин. Стихотворения. Поэмы. Москва: "Московский Рабочий", 1982.

ЗИМНЕЕ Экой снег какой глубокий! Лошадь дышит горячо. Светит месяц одинокий Через левое плечо.

Пруд окован крепкой бронью, И уходят от воды Вправо - крестики вороньи, Влево - заячьи следы.

Гнется кустик на опушке, Блещут звезды, мерзнет лес, Тут сн 1000 имал перчатки Пушкин И крутил усы Дантес.

Раздается на полянке Волчьих свадеб дальний вой. Мы летим в ковровых санках По дороге столбовой.

Ускакали с черноокой И - одни... Чего ж еще? Светит месяц одинокий Через левое плечо.

Неужели на гулянку С колокольцем под дугой Понесется в тех же санках Завтра кто-нибудь другой?

И усы ладонью тронет, И увидит у воды Те же крестики вороньи, Те же заячьи следы?

На березах грачьи гнезда Да сорочьи терема?.. Те же волки, те же звезды, Та же русская зима!

На погост он мельком глянет, Где ограды да кресты. Мельком глянет, нас помянет: Жили-были я да ты!..

И прижмется к черноокой, И задышит горячо. Глянет месяц одинокий Через левое плечо. 1938 Дмитрий Кедрин. Стихотворения. Поэмы. Москва: "Московский Рабочий", 1982.

ПЛАСТИНКА

Л.К.

Когда я уйду, Я оставлю мой голос На чёрном кружке. Заведи патефон, И вот Под иголочкой, Тонкой, как волос, От гибкой пластинки Отделится он.