У каждого большого русского писателя был свой путь к теме русского народа, своя история "странной любви" к Отчизне и ее народу. Непростой путь к пониманию русского мужика, к своему слову о нем прошел и Короленко.
Известность к писателю пришла после того, как в 1885 году появился его "Сон Макара". Внешне немудреный рассказ о простом человеке воспринимался как эпическая картина, обобщающая и величественная.
Эпично, собирательно уже имя героя: Макар, бедный человек, бедняга русских пословиц. В пределах небольшого рассказа умещается вся его жизнь, от рождения до смерти. Все вместило повествование о Макаре - его труды и слезы, все, что входит в его кругозор: его быт и его чаяния, убогие, примитивные, соответствующие суровой природе, суровой жизни. Пахать, сеять, рубить и возить дрова, ставить в тайге плахи-ловушки, молоть зерно на ручном жернове - все под силу Макару, все он может. А что ждет его после трудов? Платить подати исправнику, попику за его требы и относить заработанные гроши торгашам, которые опаивают его разведенной водкой с махоркой.
Все против Макара в земной жизни, и нет надежды на воздаяние после смерти. Жизнь Макара, его грехи и добродетели оказываются на весах последнего суда: праведником он был или нечестивцем? В боге из последнего сна Макара соединились признаки христианского владыки и якутского тойона-начальника. Для бедняка бог - еще один из начальников, притом самый суровый; слугам его при жизни Макар платит ругу, а самую тяжелую повинность он может назначить бедняку после смерти.
К концу рассказа образ Макара вырастает: это уже не восточносибирский "объякутившийся" поселенец, а вообще русский крестьянин. Его беды и слезы беды и слезы всех мужиков, его трудной, тяжелой жизнью живет всякий простой человек, его недруги: исправники, попы, кабатчики - это враги и недруги всякого бедняка.
Интересно, что в этой эпической картине находится место и для русских ссыльных революционеров. (Сам В.Г.Короленко, несомненно, один из них. Ведь и образ Макара списан с его амгинского знакомца, Захара Цыкунова.) Только Макару невдомек, "как попали они сюда, какая непогода кинула их в далекие дебри", для него они просто "чужие, дальние люди". Он "любил вести с ними дела", рубил дрова для обогрева их юрты. Они, пожалуй, могли бы стать единственными настоящими друзьями Макара. Но нет в рассказе никакой надежды на то, что могут они изменить его судьбу, что перестанут быть чужими.
Тружеником, мучеником, святым, чья судьба оплакивается, предстает человек из народа в "Сне Макара".
Есть в сибирских рассказах Короленко и иные образы людей из народа. Это - бродяги, беглые, ушедшие с каторги, "гулящие люди", бредущие по сибирской тайге. Главное в них, что подметил Короленко, - их тяга к "вольной волюшке". Она и заставила их бежать с каторги. Куда? Домой, "в Россию". Но это не просто тяга в родные края. Ведь из родных мест на каторгу их нередко приводило то же желание воли, неподчинение гнету и чьему-то произволу.
С сибирскими рассказами соседствовал в первом сборнике Короленко рассказ "Лес шумит". Тень сибирской каторги мелькает и в этой "полесской легенде". Прямой путь в Сибирь грозит леснику Роману и доезжачему Опанасу, которые убивают пана, задумавшего разорить семейное гнездо лесника, да лесная буря скрывает их вину. О таких людях, страшных в гневе, когда заденут их человеческое достоинство, Короленко слышал в детстве в украинских легендах. Но таких же, идущих на какой угодно риск ради воли, он увидел в Сибири и запечатлел их в своих сибирских очерках и рассказах.
Подлинным шедевром, воспевшим человека "вольной волюшки", стал рассказ "Соколинец". Этому произведению суждено было сыграть важную роль в русской литературе 80-х годов. Младший современник Короленко Чехов, перечитав рассказ, писал его автору: "Ваш "Соколинец", мне кажется, самое выдающееся произведение последнего времени. Он написан как хорошая музыкальная композиция, по всем тем правилам, которые подсказываются художнику его инстинктом".
В самом деле, мало кто в русской литературе 80-х годов, эпохи безвременья, думал еще о музыкальности, о красоте композиции, о соответствии художественной формы важному содержанию. Писатели-народники, задававшие тон в массовой литературе, чаще всего видели в образе иллюстрацию к идеям, лишь заботу о назидательности и поучительности считали достойной русского писателя. Короленко показывал, как демократическая литература может соответствовать самым высоким требованиям словесного искусства. Это, кстати, сразу почувствовал молодой и никому тогда не известный самоучка Алексей Пешков, принесший как раз в конце 80-х годов на суд Короленко свои первые произведения: "Короленко первый сказал мне веские человечьи слова о значении формы, о красоте формы, я был удивлен простой, понятной правдой этих слов и, слушая его, жутко почувствовал, что писательство - дело не легкое".
Как симфоническая картина построен "Соколинец". Рассказу предшествует своеобразная увертюра: молчание и мрак зимней ночи, одиночество человека в затерянном среди тайги поселении, вдали от родных краев, потом первые живые звуки огня в разожженном камельке. Уже здесь звучит борьба двух начал: враждебной всему живому страшной стужи - и огня, тепла, жизни, сопротивляющихся тяжелому, сковывающему их гнету. Здесь основная тема рассказа, тема сопротивления, стремления к жизни, к воле, которые овладевают человеком и не отпускают его, "испившего из этой отравленной неутолимым желанием чаши", до конца дней.
Рассказ самого "соколинца" Василия тоже словно в музыкальных переливах, в развитии главной темы, проводимой по разным "голосам". Вначале явственно звучит мелодия народная, русская, с ее тоской и удалью. Зачин рассказа "соколинца" - как в народных песнях о добром молодце, который "ослушался родителей", и о его разбитой жизни. История о прибытии партии арестантов на Сахалин, о созревшем решении бежать дается вначале в литературном пересказе. Потом, в рассказе о побеге, "инструментовка" повествования меняется. Голос "соколинца" словно окреп, звучит сам, без посредников. Короленко искусно передает все оттенки речи человека бывалого, решительного, до конца привязанного памятью к родным краям и способного на безоглядную дерзость в своем стремлении к свободе.