План был обдуман и не замедлил исполниться. Герцог, при первом случае свидания с королем, предложил ему заниматься делами на половине ее величества. Король согласился на это, и герцог объявил ему, что впредь он будет уже являться для занятий на половину его августейшей супруги.
Фрежюс, ничего не знавший об этих проделках, приехал в свой обыкновенный час во дворец и вошел прямо в кабинет его величества. Король еще в нем находился, но через пять или десять минут вышел из кабинета и отправился на половину королевы. Епископ, ничего не подозревая, остался ждать возвращения короля. Видя, кроме того, что герцог, против своего обыкновения, не является в известный час в кабинет, он пожелал узнать причину этого, и ему сказали, что король занимается с герцогом государственными делами на половине ее величества. Епископ возвратился к себе домой и написал своему питомцу письмо в весьма печальных, хотя приветных и нежных выражениях, в котором объявлял, что желает удалиться от двора и будет проводить остальные дни своей жизни в уединении. Ниер, первый камердинер, должен был вручить это письмо его величеству. Через десять минут Фрежюс ехал уже по дороге к Исси, направляясь к духовной коллегии св. Сульпиция, куда он иногда приезжал отдыхать после государственных дел.
Король, окончив свои занятия с герцогом, возвратился на свою половину несколько встревоженный тем поступком, который совершил в глазах своего наставника. Войдя в кабинет, Людовик не нашел уже в нем епископа: он получил только от него письмо.
Удаление от двора раз уже удалось Фрежюсу, и так как оно имело успех, то и на сей раз он решился прибегнуть к этому средству, дабы тем еще более выиграть для себя. Это удаление епископа произвело на короля то же впечатление, что и в первый раз: король заплакал и, дабы скрыть от всех свою печаль и слезы, ушел в гардеробную комнату. Но Ниер, знавший, вероятно, причину слез короля, побежал уведомить о том, что происходило, герцога Мортмара, обер-камергера королевского двора. Через несколько минут Мортмар находился уже при короле.
Людовик XV был еще в своей гардеробной и продолжал плакать.
— Государь, — сказал Мортмар, — я никак не постигаю… Извините меня в этом… Чтобы король мог плакать! Что за беда, что Фрежюс удалился от вас?! Он удалился, вероятно, вследствие каких-нибудь интриг. Вам стоит только сказать: «Я хочу видеть у себя Фрежюса» — и он явится.
— Но кто же осмелится взять на себя исполнение этого приказания?.. Ведь это значит вооружить против себя герцога!
— Кто осмелится? Я, государь! Напишите вашей рукой две-три строчки — и вы увидите!..
— Я согласен! — отвечал король. — Все, что вы будете делать, герцог, все будет хорошо… Я надеюсь. Лишь бы только возвратился Фрежюс.
Мортмар не заставил себя повторять одно и то же два раза. Получив от короля полное разрешение действовать по своему произволу, он отправился прямо к герцогу и объявил ему волю его величества, но не как желание, а как приказание. Герцог сначала начал было препираться, но Мортмар настоятельно требовал исполнения воли короля, просил, чтобы экстренный курьер, который должен ехать от имени короля в Исси за Фрежюсом, был отправлен при нем, на его глазах, и до тех пор оставался в комнате герцога, пока не увидел, что курьер действительно отправился.
После ухода Мортмара герцог пригласил к себе маркизу При и собрал совет ее из четырех человек. Положение было весьма затруднительное: надобно было из него, по мере возможности, выбраться. Один из братьев Парисов предложил похитить епископа в то время, когда его будут везти из Исси в Версаль, и отправить в какую-нибудь отдаленную провинцию, где бы, по королевскому приказанию, он должен был оставаться в изгнании. В случае если бы король потребовал к себе Фрежюса, ему надо ответить, что епископ отказывается возвратиться ко двору. Тогда бы можно было употребить все возможные средства, чтобы развлечь короля: назначать большие охоты, делать какие-нибудь новые праздники, увеселения — словом, все, лишь бы только заставить короля забыть о его бывшем наставнике. Таково было мнение одного из братьев Парисов. Это предприятие было довольно смело, но по причине смелости своей оно-то и могло увенчаться успехом. Курьер, посланный за епископом, гораздо скорее прибыл на место своего назначения, чем то могли ожидать. Со своей стороны, и епископ, вместо того чтобы заставить себя долго просить, тотчас же отправился в обратный путь в Версаль, так что, когда еще шли толки о том, какие бы принять меры, чтобы навсегда удалить от короля Фрежюса, последний был уже у короля.
Во время пребывания Фрежюса в Исси, продолжавшегося только полдня, Гораций Вальполь, живший с 25 мая 1724 года в Париже в качестве английского посланника, был единственным человеком, посетившим в это время Фрежюса. Узнав об отъезде епископа, он тотчас выехал из Исси и, прибыв в Версаль почти в одно с ним время, выказал епископу всю дружбу, которую к нему имеет. Фрежюс всегда помнил этот визит.
Понятно, что возвращение ко двору Фрежюса послужило началом борьбы между ним, Фрежюсом, и герцогом Бурбонским. Хотя герцог и выказывал епископу глубокое почтение и уважение и как он ни старался скрывать от всех, что против него что-нибудь имеет (маркиза При действовала, конечно, так же, как герцог), однако удаление от дел первого министра непременно должно было воспоследовать. Герцог и маркиза, видя, что им угрожает опасность, не думали, однако, чтобы падение их так скоро совершилось: Фрежюс продолжал, как и всегда, оказывать герцогу почести, свойственные его званию; что касается маркизы При, то епископ встречался с нею, как и прежде, редко, всем своим видом показывая, что не обращает на нее никакого внимания.
11 июня король должен был ехать в Рамбуйе, и герцог Бурбонский был назначен сопровождать его в этой поездке. Король уехал первым, сказав герцогу, чтобы он не заставлял себя долго ждать.
Людовик XV, как видно, не худо умел сыграть свою маленькую роль, как говорит в своих записках Вильер.
Герцог собрался было уже ехать, когда капитан телохранителей вошел к нему в комнату и от имени короля объявил ему, чтобы он удалился в Шантильи и оставался там до тех пор, пока королю не угодно будет отдать приказ о его возвращении.
Что касается маркизы При, то, вследствие королевского приказа, она ссылалась в свое поместье Курб-Эпинь.
Маркиза думала сперва, что эта королевская немилость продлится недолго, что на ее счастье нашла туча, что эта туча пройдет, рассеется и что для нее снова засветит солнце. Она уехала с улыбкой на губах, пообещав всем своим друзьям скоро возвратиться к ним, ибо не думала, что ссылка ее продолжится долгое время. Но все надежды ее рухнули, когда, приехав в поместье, она узнала, что госпожа д'Аленкур назначена уже на ее место статс-дамой королевы. Маркиза ясно тогда поняла, что она изгнана из Версаля навсегда. Дабы скрыть от всех свое неудовольствие, а может быть и для того, чтобы рассеять свое горе, она стала давать в поместье праздники, устроила в своем доме театр, играла сама, выучивала превосходно роли и, как говорит маркиз д'Аржансон, «продекламировала однажды триста стихов так, как будто бы с ней ничего неприятного и не случалось».
Однако, невзирая на все это, печаль и тоска в ее сердце не могли остаться незамеченными. Маркиза через некоторое время после своего изгнания совершенно переменилась в своем характере: сделалась задумчивой, печальной, стала видимым образом худеть. Тогда она уже ясно видела, что все для нее кончено, что ей не воротить прежних дней счастья, потому что, лишившись королевской милости, она заметила, что и красота ее с каждым днем увядает. Вследствие сего маркиза решилась отравиться и заранее назначила день и час своей смерти. Понятно, что никто не хотел верить словам этой новой Кассандры.
В то время у нее был любовник, красивый и весьма умный молодой человек по имени д'Амфревиль. Маркиза предуведомила о своей смерти также и его, предсказав, как мы выше заметили, день и число своей кончины.