– Черт побери! Ну и терпение у вас! – пробурчал пьемонтец, яростно закручивая рыжий ус и сверкая глазами. – Но берегись, мошенник! Если у тебя готовят скверно, постели жестки, вино выдержано в бутылках меньше трех лет, а слуга менее гибок, чем тростник…
– Те-те-те, дорогой дворянин, можете не сомневаться, что вы будете здесь, как у Христа за пазухой, – прервал его хозяин, оттачивая на оселке кухонный нож, и пробормотал, качая головой:
– Это гугенот; все отступники совершенно обнаглели после свадьбы своего Беарнца с мадмуазель Марго!
Помолчав, он добавил с такой усмешкой, что оба постояльца наверно вздрогнули бы, если бы видели ее:
– Ну, ну! Забавно, что мне попались гугеноты… и что как раз…
– Эй! Будем мы ужинать наконец? – прикрикнул Коконнас, прерывая рассуждения хозяина с самим собой.
– Как вам будет угодно, сударь, – ответил хозяин, сразу смягчившись, вероятно, под влиянием какой-то мысли, пришедшей ему в голову.
– Нам угодно поужинать, да поскорее, – ответил Коконнас и, повернувшись к Ла Молю, сказал:
– Вот что, граф: пока нам приготовляют комнату, скажите: как, по-вашему: Париж – веселый город?
– По правде говоря – нет, – ответил Ла Моль. – У меня сложилось такое впечатление, что у всех встречных или встревоженные, или отталкивающие лица. Может быть, это оттого, что парижане боятся грозы. Видите, какое мрачное небо? Чувствуете, какая тяжесть в воздухе?
– Скажите, граф, вы ведь стремитесь попасть в Лувр?
– Да, и, мне кажется, вы тоже, господин де Коконнас?
– Ну что ж?! Давайте устремимся вместе.
– Гм! Пожалуй, поздновато выходить на улицу.
– Поздно или не поздно, а выйти придется. Мне даны точные приказания: как можно скорее доехать до Парижа и тотчас по прибытии снестись с герцогом де Гизом.
При имени герцога де Гиза хозяин насторожился и подошел поближе.
– Мне сдается, что этот бездельник подслушивает.
– Да! – сказал Коконнас, который, как все пьемонтцы, был злопамятен и не мог простить хозяину «Путеводной звезды» не слишком почтительный прием.
– Да, я прислушиваюсь, господа, – ответил трактирщик, прикасаясь рукою к своему колпаку, – но только чтобы услужить вам. Я услыхал имя герцога де Гиза и тотчас подошел. Чем могу быть вам полезен, господа?
– Ха, ха, ха! Как видно, это имя обладает волшебной силой, судя по тому, что из наглеца ты превратился в подхалима. Дьявольщина!.. Как тебя зовут?
– Ла Юрьер, – с поклоном ответил хозяин.
– Отлично; стало быть, Ла Юрьер, у герцога де Гиза такая тяжелая рука, что может сделать вежливым даже тебя! Уж не думаешь ли ты, что моя легче?
– Не легче, граф, а короче, – возразил хозяин. – А кроме того, – добавил он, – должен вам сказать, что великий Генрих – кумир парижан.
– Какой Генрих? – спросил Ла Моль.
– По-моему, есть только один, – ответил трактирщик.
– Прости, любезный, есть и другой, и я советую не говорить о нем плохо, – это Генрих Наваррский. А кроме него, есть еще Генрих Конде, человек тоже весьма достойный.
– Этих я не знаю, – сказал хозяин.
– Зато их знаю я, – сказал Ла Моль, – а так как я послан к королю Генриху Наваррскому, то и советую не отзываться о нем плохо в моем присутствии.
Хозяин молча прикоснулся к своему колпаку и продолжал нежно поглядывать на Коконнаса.
– Стало быть, сударь, вы будете разговаривать с великим герцогом де Гизом? Какой вы счастливец, сударь: вы приехали, конечно, ради…
– Ради чего? – спросил Коконнас.
– Ради праздника, – ответил хозяин с особенной усмешкой.
– Вернее – ради праздников, – ведь Париж, как я слышал, захлебывается во всяких празднествах; только и разговору, что о пирах, балах и каруселях. В Париже много веселятся, а?
– Не так уж много, сударь, по крайней мере, до сегодняшнего дня, – ответил хозяин. – Но я надеюсь, что скоро мы повеселимся.
– Однако на свадьбу его величества короля Наваррского в Париж съехалось много народа, – заметил Ла Моль.
– Много гугенотов, это верно, сударь, – резко ответил Ла Юрьер, но, спохватившись, добавил:
– Ах, простите, может быть, господа – тоже протестанты?
– Это я-то протестант? – воскликнул Коконнас. – Еще чего! Я такой же католик, как его святейшество.
Ла Юрьер повернулся в сторону Ла Моля, как бы спрашивая и его, но Ла Моль то ли не понял его взгляда, то ли счел нужным ответить на этот немой вопрос вопросом же:
– Если вы, Ла Юрьер, не знаете его величества короля Наваррского, то, быть может, знаете господина адмирала? Я слышал, что господин адмирал пользуется благоволением двора, а так как я ему рекомендован, то я и хотел бы знать, где он живет, если только его адрес не застрянет у вас в горле.
– Он жил на улице Бетизи, направо отсюда, – ответил хозяин с тайной радостью, невольно отразившейся на его лице.
– То есть как – жил? – спросил Ла Моль. – Значит, он переехал?
– Похоже, что он переехал на тот свет.
– Как – «переехал на тот свет»? – воскликнули оба дворянина.
– Как, господин де Коконнас? – продолжал хозяин с хитрой усмешкой. – Вы сторонник Гиза, и не знаете?
– Чего?
– Да того, что третьего дня, когда адмирал шел по площади Сен-Жермен-Л'Осеруа мимо дома каноника Пьера Пиля, в него выстрелили из аркебузы.
– И он убит? – спросил Ла Моль.
– Нет, ему только перебило руку и оторвало два пальца, но есть надежда, что пули были отравлены.
– Как «есть надежда», негодяй? – воскликнул Ла Моль.
– Я хотел сказать – ходят слухи; не будем ссориться из-за слов; я просто оговорился.
Ла Юрьер, повернувшись спиной к Ла Молю, многозначительно подмигнул Коконнасу и явно издевательски высунул язык.
– Это правда? – радостно спросил Коконнас.
– Правда? – тихо спросил Ла Моль, убитый горестным известием.
– Точно так, как я имел честь доложить вам, – ответил хозяин.
– В таком случае я немедленно отправляюсь в Лувр. Найду я там короля Генриха?
– Вероятно: он там живет.
– Я тоже пойду в Лувр, – объявил Коконнас. – А найду я там герцога де Гиза?
– Возможно: он только что туда проехал, а с ним две сотни дворян.
– Ну что ж, идемте, господин де Коконнас, – сказал Ла Моль.
– Следую за вами, – ответил Коконнас.
– А ваш ужин, господа дворяне? – спросил мэтр Ла Юрьер.
– Ах да! – спохватился Ла Моль. – Впрочем, я, может быть, поужинаю у короля Наваррского.
– А я – у герцога де Гиза, – сказал Коконнас.
– А я, – сказал хозяин, проводив глазами дворян, зашагавших по дороге к Лувру, – почищу шлем, вставлю новый фитиль в аркебузу и наточу протазан. Мало ли что может случиться!
Глава 5
В частности – о Лувре, а вообще – о добродетели
Дворяне спросили дорогу у первого встречного и зашагали сперва по улице Аверон, потом по улице Сен-Жер-мен-Л'Осеруа и подошли к Лувру в ту пору, когда силуэты его башен уже начинали расплываться в сумерках.
– Что с вами? – спросил Коконнас, когда Ла Моль остановился перед старинным замком, со священным трепетом разглядывая представшие его взору подъемные мосты, узкие окна и островерхие башенки.
– Право, и сам не знаю: у меня вдруг забилось сердце, – ответил Ла Моль. – Я ведь не так уж робок, но почему-то этот дворец представляется мне мрачным и, по правде говоря, страшным.
– А я, – сказал Коконнас, – не знаю отчего, на редкость весел. Вот только костюм у меня подгулял, – заметил он, оглядывая свое дорожное платье. – Да это пустяки! Зато вид бравый. Да и приказ предписывает мне быстроту исполнения. А раз я выполняю его точно, значит, буду принят хорошо.
И оба молодых человека пошли дальше, настроенные по-разному, каждый соответственно тому чувству, о котором он говорил.
Лувр охранялся строго, и, видимо, количество постов удвоили. Сначала это обстоятельство смутило путешественников. Но Коконнас, уже заметивший, что имя герцога де Гиза действует на парижан магически, подошел к одному из часовых и, упомянув это всемогущее имя, спросил, не может ли оно дать ему свободный проход в Лувр.