— Я весьма доволен тем, что вы так хорошо помните это устное повеление; на всякий случай вот письменный приказ о том же самом; прочтите его, поскольку затем мне нужно сжечь письмо.
И г-н де Шуазель показал Леонару конец письма, доставленного парикмахером. Тот прочел вслух:
Я приказала моему парикмахеру Леонару повиноваться вам, как мне самой. Я повторяю ему здесь этот приказ.
— Вам понятно, не правда ли? — процедил г-н де Шуазель.
— О, ваша светлость, — отозвался Леонар, — будьте уверены, мне было достаточно и устного приказа ее величества.
— Тем не менее, — произнес г-н де Шуазель.
Затем он сжег письмо.
В этот миг вошел слуга с сообщением, что карета подана.
— Пойдемте, дружище Леонар, — сказал герцог.
— Как? А бриллианты?
— Возьмете с собой.
— Но куда?
— В то место, куда я вас отвезу.
— А куда вы меня отвезете?
— За несколько лье отсюда; там вам предстоит исполнить совершенно особое поручение.
— Невозможно, ваша светлость.
— Как это — невозможно? Разве королева не велела вам повиноваться мне, как ей самой?
— Да, конечно, но как же мне быть? Я оставил ключ в дверях нашей квартиры; брат вернется домой и не найдет ни своего плаща, ни шляпы; увидит, что я не возвращаюсь, и не будет знать, где я. А как же госпожа де л'Ааж, я обещал причесать ее, и она меня ждет; в подтверждение моих слов, ваша светлость, мой кабриолет и слуга остались во дворе Тюильри.
— Что ж, милейший Леонар, — со смехом отвечал г-н де Шуазель, — ничего не поделаешь! Ваш брат купит себе другую шляпу и другой плащ; госпожу де л'Ааж вы причешете как-нибудь в другой раз, а слуга ваш, видя, что вы не возвращаетесь, распряжет вашу лошадь и отведет ее в конюшню; но наша-то лошадь запряжена, а потому — едем.
И, не обращая более никакого внимания на жалобы и сетования Леонара, его светлость герцог де Шуазель усадил безутешного парикмахера в свой кабриолет и пустил коня крупной рысью по направлению к заставе Птит-Виллет.
Не успел герцог де Шуазель миновать последние дома Птит-Виллет, как на улицу Сент-Оноре вступила компания из пяти человек, возвращавшихся из Якобинского клуба; они, казалось, шли в сторону Пале-Рояля, удивляясь тому, какой тихий выдался вечер.
Эти пятеро были Камил Демулен, который и рассказал о случившемся, Дантон, Фрерон, Шенье и Лежандр.
Дойдя до угла улицы Эшель и бросив взгляд на Тюильри, Камил Демулен сказал:
— Ей-Богу, не кажется ли вам, что Париж нынче вечером как-то особенно спокоен, словно покинутый город? За всю дорогу нам навстречу попался только один патруль.
— Это оттого, — сказал Фрерон, — что приняты меры, чтобы освободить дорогу королю.
— Как это, освободить дорогу королю? — спросил Дантон.
— Разумеется, — отвечал Фрерон, — ведь нынче ночью он уезжает.
— Полноте, — вмешался Лежандр, — что за шутка!
— Может быть, это и шутка, — возразил Фрерон, — но меня предупредили о ней письмом.
— Ты получил письмо, в котором тебя предупредили о бегстве короля? переспросил Камил Демулен. — И это письмо было подписано?
— Нет, без подписи; кстати, оно у меня с собой. Вот оно, читайте.
Пятеро патриотов приблизились к наемной карете, стоявшей на углу улицы Сен-Никез, и при свете фонаря прочли следующие строки:
Предупреждаем гражданина Фрерона, что нынче вечером г-н Капет, Австриячка и два их волчонка покидают Париж и едут навстречу г-ну де Буйе, губителю Нанси, который ждет их на границе.
— Смотри-ка, господин Капет, — заметил Камил Демулен, — хорошее имя; отныне я буду называть Людовика Шестнадцатого господином Капетом.
— И тебя могут упрекнуть только в одном, — подхватил Шенье, — ведь Людовик Шестнадцатый все же Бурбон, а не Капет.
— Полноте, кто это знает? — возразил Камил Демулен. — Два-три педанта вроде тебя. Не правда ли, Лежандр, Капет — прекрасное имя?
— Между тем, — напомнил Дантон, — если письмо не лжет, нынче вечером вся королевская клика и впрямь могла улизнуть!
— Раз уж мы в Тюильри, — предложил Демулен, — давайте проверим.
И пятеро патриотов для смеху обошли вокруг Тюильри; вернувшись на улицу Сен-Никез, они заметили Лафайета, который входил в Тюильри вместе со всем своим штабом.
— Ей-Богу, — сказал Дантон, — вот Белобрысый идет поприсутствовать при отходе королевского семейства ко сну; наша служба окончена, его началась. Спокойной ночи, господа! Кому со мной в сторону улицы Паон?
— Мне, — отозвался Лежандр.
И группа разделилась.
Дантон и Лежандр пересекли площадь Карусели, а Шенье, Фрерон и Камил Демулен скрылись за углом улиц Роган и Сент-Оноре.
Глава 21. ОТЪЕЗД
В самом деле, в одиннадцать вечера, когда г-жа де Турзель и г-жа де Бренье, успевшие уже раздеть и уложить принцессу и дофина, разбудили их и принялись одевать в дорожное платье, к великому стыду дофина, который желал надеть свой обычный наряд и упрямо отказывался нарядиться девочкой, король, королева и принцесса Елизавета принимали г-на де Лафайета, а также его адъютантов г-на Гувьона и г-на Ромефа.
Это посещение вызывало большую тревогу, особенно после подозрительного поведения г-жи де Рошрель.
Вечером королева и Мадам Елизавета ездили погулять в Булонский лес и вернулись в восемь вечера.
Г-н де Лафайет осведомился у королевы, хорошо ли удалась прогулка; он лишь добавил, что напрасно она вернулась так поздно: можно опасаться, как бы вечерний туман не повредил ее здоровью.
— Вечерний туман в июне месяце? — смеясь, возразила королева. — Да где же я его возьму, если только он не сгустится нарочно, чтобы послужить нам прикрытием для бегства? Я говорю — прикрытием для бегства, поскольку предполагаю, что по-прежнему ходят слухи, будто мы уезжаем.
— Действительно, ваше величество, — подтвердил Лафайет, — о вашем отъезде говорят более чем когда бы то ни было, и я даже получил сообщение о том, что он назначен на нынешний вечер.
— А, — отозвалась королева, — держу пари, что вы узнали эту прелестную новость от господина де Гувьона.
— Почему же именно от меня, ваше величество? — покраснев, спросил молодой офицер.
— Просто я полагаю, что у вас во дворце есть осведомитель. Вот, посмотрите на господина Ромефа: у него таковых нет, и что же? Я уверена, что он готов за нас поручиться.
— И в этом не будет никакой моей заслуги, ваше величество, — отвечал молодой адъютант, — потому что король дал слово Собранию не покидать Парижа.
Теперь настал черед королевы покраснеть.
Заговорили о другом.
В половине двенадцатого г-н де Лафайет и оба его адъютанта откланялись.
Однако г-н де Гувьон, не вполне успокоенный, вернулся в свою комнату во дворце; там он нашел друзей, которые стояли на страже, и, вместо того чтобы снять их с поста, он велел им удвоить бдительность.
Что до г-на де Лафайета, он поехал в ратушу успокоить Байи в отношении короля, коль скоро у Байи еще оставались некоторые опасения.
Едва г-н де Лафайет отбыл, король, королева и Мадам Елизавета призвали прислугу и дали проделать над собой все обычные процедуры, из которых состоял их вечерний туалет; затем в то же время, что и всегда, они отпустили всех.
Королева и Мадам Елизавета помогли друг другу одеться; платья у них были чрезвычайно простые; для них были приготовлены шляпы с широкими полями, скрывавшие лица.
Когда они были одеты, вошел король. Он был в сером камзоле, в маленьком парике с локонами, закрученными спиралью; такие парики назывались .а-ля Руссо.; туалет довершали короткие кюлоты, серые чулки и башмаки с пряжками.
Вот уже восемь дней кряду лакей Гю, одетый в точности таким же образом, выходил из дверей покоев г-на де Вилькье, эмигрировавшего полгода назад, и шел по площади Карусели и по улице Сен-Никез: эта мера предосторожности была принята для того, чтобы все привыкли встречать по вечерам человека в таком платье и не обратили внимание на короля, когда ему в свой черед придется проделать этот путь.