Полночный ветер водит за собой

Скитающихся пленников забвенья,

Чей горний взлет преодолен Луной

И преломлен в потоках сновиденья.

Мой Бог! Ужель и мне предрешено

Носить в веках подобием надкрылий

Камзол в узорах бражников и лилий

И пить больное лунное вино?..

…Мерцает край магического круга,

Я созерцаю черный ветер Юга,

Проколотый Полярною Звездой.

И, растворяясь в ливнях Лейванаха[1],

На грани озарения и страха

Я как дитя играю пустотой…

Я как дитя играю пустотой,

Взметнувшейся к пределам осознанья,

Моя душа жемчужною волной

Скользит над океаном мирозданья.

И в этот миг, до корневых глубин

Я постигаю сущность соответствий,

Зависимость причины от последствий

И торжество последствий вне причин.

Я посвящен. Я принял взгляд извне.

Так зеркало, уснувшее на дне,

В себя приемлет отблеск ледяной

Склонившейся над бездною печальной

Планеты снов, чей лик пронизан тайной,

Струящейся за каждою чертой…

Струящейся за каждою чертой

Сферических взаимоотражений,

Совокупившей бездну с высотой,

Триумф побед с позором поражений,

Единой, Верной, Внутривременной,

Предмирной, Сильной, Славной, Милосердной,

Немыслимой, Возлюбленной, Безмерной,

Предельной, Полной, Явственной, Пустой

Греми, моя хвалебная мольба!

Ты есть премудрость корня и плода,

Премудрость сердцевины и убранства,

Я прозреваю Твой священный лик

За каждым стеблем, что к земле приник,

За каждой гранью зримого пространства!…

За каждой гранью зримого пространства

Проявлен полдень. Властвует покой,

Лишь кружево стремительного танца

Стрекозы расплетают над рекой,

Да в дебрях стрелолиста и осоки

Запутался безвольный ветерок…

Приостановлен времени поток,

Безмолвствуют Начала и Итоги.

Я нежусь на прогретом мелководье,

Отпущены стремления поводья,

И я — лишь часть полуденной поры.

И нет во мне ни памяти, ни речи,

Я вырвал корень всех противоречий.

Я отворил в себе исток игры.

Я отворил в себе исток игры.

Мне ведомо Акации цветенье.

Моя ладонь слепящие дары

Приемлет в знак повторного рожденья.

Я — император муравьиных львов,

Я прорекаю облакам и птицам,

Ликует звоном на моих ключицах

Цепь времени со звеньями веков.

Гремят литавры, бубны и тимпаны,

К моим стопам склоняются тюльпаны,

Сплетаясь в бесконечные ковры.

Я — кесарь Солнца, трав и междуречий,

Я произнес Глагол Семи Наречий,

Я властен жечь и созидать миры…

Я властен жечь и созидать миры,

Бессилен отказаться от творенья.

Я предпочел безмолвию — порыв,

Безумство сна — святые пробужденья.

Я был в приделе, я стоял у Врат,

Но, ослеплен последним предстояньем,

Низринулся тропою предстоянья

И воплотил в себе кромешный ад.

Я слышал речи выше темноты,

Я наблюдал как падают цветы,

Но утерял ключи добропризнанства.

И се, опять гряду юдолью мук

И не стремлюсь покинуть этот круг.

Я различил в движенье постоянство.

Я различил в движенье постоянство:

Так в древний путь вливаются следы,

Так странствуют взыскующие Царства

Дорогами священной простоты.

Теперь я вижу только то, что вижу,

И знаю только то, что знал всегда

Реки не остановят невода,

Утерян смысл понятий "дальше", "ближе"…

Я повторяю, говорят иное,

Я двигаюсь как остаюсь в покое,

Забыта цель и потому права.

Я тот, кто отвечает на вопросы,

 Моя рука спокойно держит посох,

 Мой голос тих — я отыскал слова.