- Вы поначалу и прославились в амплуа травести. Ваш Тимофеич из фильма "Доктор Калюжный" получил много отзывов...

- Точно. Тут я победила очень много чего, и прежде всего - женский род. Да и роль-то больно хорошая. Вначале я сыграла ее в Театре комедии, в спектакле "Сын народа" по пьесе Германа. И, видимо, Эрасту Гарину, который собирался ставить фильм, я понравилась. Но ни у кого не было уверенности, смогу ли я перенести этот образ так же хорошо на экран. И - можешь себе представить? - когда мою пробу повезли на утверждение, меня утвердили не как актрису, а как мальчишку, приглашенного на роль. Настолько я была естественна. Я даже не гримировалась, только подрезала себе волосы под деревенского мальчишку, да намазала вазелином морду. Но главное - я "утяжелила" свои ноги, то есть придумала себе мужиковатую походку. К тому же, я играла не мальчишку, а человека, у которого на все своя точка зрения, который живет в своем собственном мире. И это, видимо, мне помогло в создании образа. Так я попала в картину "Доктор Калюжный", где играли Яна Жеймо, Юра Толубеев, Аркаша Райкин - очень сильный актерский состав. Я сразу прославилась, мне дали высшую категорию, и жизнь моя пошла замечательно. А так как я работала в театре, я не заштамповалась. Я и француженок играла, и современных девушек, роли драматические и комедийные. Меня постоянно приглашали в кино. Помню, Михаил Ильич Ромм, собираясь снимать "Русский вопрос", хотел чтобы роль прогрессивной американки Мэг играла Ада Войцик, но Константин Симонов, написавший эту пьесу, сказал: "Нет, эту роль должна играть только Барабанова. Пусть это будет женщина-подросток".

- Конкуренция между актерами в то время чувствовалась особенно остро?

- Она всегда чувствовалась. Порой случались непредсказуемые вещи. На роль того же Тимофеича в Театр комедии был приглашен из ТРАМа актер Виноградов, которого мы все звали Сачком. Но у него образ никак не получался. И премьеру сыграла я. Так вот что я должна тебе обязательно рассказать. Меня принимали в партию. И в райкоме, когда обсуждение моей кандидатуры подходило к концу, этот самый Виноградов, который к тому же являлся секретарем нашей парторганизации, заявляет: "Мы тут подумали и решили продлить ей кандидатский стаж. Она, конечно, политически грамотная, но все же недостаточно серьезная для партии". И вот, помню этот кабинет, длинный стол с красным сукном, за ним - много народу, секретарь райкома Лизунов... Дают мне последнее слово, и я говорю: "Виноградов! Я вступаю в партию для того, чтобы таким, как ты, там было плохо!" Что я еще там выдавала - не помню, но слушали меня, затаив дыхание. Понимаешь, Сережа, я настолько была верующей в дело партии, я была просто Дон-Кихотом! Мне вообще ничего нельзя было сказать против. И первый секретарь, вручая мне партбилет, сказал: "Барабанова, борись за него всегда так, как ты боролась сегодня"...

- И много приходилось бороться?

- Как сказать... Наверное. За себя надо уметь постоять. Если взять творческую жизнь - я на нее не в обиде. Актерская судьба зависимая, мы сезонный продукт. Либо нас приглашают, либо - нет. Я работала всегда, и если была уверена, что могу сыграть такую-то роль лучше других, тогда вступала в борьбу. Я очень смелая. Когда необходимо было получить звание "народной артистки", я сильно била по начальству. У-у-у, я вообще за актеров дралась - мало кто про это знает. Это ведь очень трудно быть смелым, очень трудно. Но надо!

- Мария Павловна, а почему вы бросили театр?

- Потому что у меня начались съемки в фильме "Принц и Нищий", где я играла сразу две главные роли. Потому что в Ленинграде я отрабатывала спектакль, садилась в "Стрелу" и мчалась в Москву на киностудию, снималась в Москве, садилась в "Стрелу" и ехала в Ленинград. Так я жила год. Разве это нормально? Меня из театра не отпускали. Я со скандалом ушла. И не жалею, хотя театр актеру необходим. Он его шелушит, формирует, позволяет проживать образ от рождения до смерти. Но в то же время театр - это коробка. Это три стены и зрительный зал.

- А как же общение со зрителем, его дыхание, реакция?

- Какая разница? Аппарат - тоже общение. Если ты актер, тебе должно быть все равно, с кем общаться. Вокруг может быть тысяча посторонних людей - но ты уже никого не видишь, тебе на все наплевать. Ты вздрагиваешь, когда раздается команда "мотор!", а потом уже растворяешься в образе и живешь чужой жизнью. И аппарат - такой же твой зритель, как и в театре. Так что много в нашей профессии "шаманского", необъяснимого. Артиста делают только мама и Господь Бог. Только! А потом ты уже только учишься "читать".

Этого никто объяснить не сможет, если кто-то начнет объяснять - не верь. Поэтому актерская профессия - это тайна, это волшебная жизнь.

А иногда не жалко, что ты не снимаешься. И деньги никакие не нужны. Я всегда была бессребреницей и за деньгами не пошла бы за тридевять земель. Я даже не анализировала свой путь от первой до последней роли, мне казалось, что все это одно и то же - работа. А вокруг раздается: "Я выросла! Я набралась опыта!" Все же считают себя Ермоловыми, но это не так! И от этого всегда обидно и больно.

- Мария Павловна, давайте вспомним вашу работу в фильме "Принц и Нищий". Вы, молодая актриса, получили приглашение сыграть две противоположные роли и грандиозно справились с задачей. Как вам это удалось?

- Очень трудно. Вот представь себе - сегодня я восемь часов играю роль Принца Эдуарда. Все на мне одной - никого в кадре больше нет. Разговариваю с пластинкой, на которой записан мой же голос. А завтра я то же самое проделываю в роли Тома. Представил? Но тут помогла моя точность, моя близость к Мейерхольду, биомеханика. Видимо, это я умела делать. А потом я всегда работала в окружении очень хороших актеров, они учили меня всему. Благодаря им я и стала профессионалом.

"Принца и Нищего" мы заканчивали уже в Сталинабаде, куда была эвакуирована Студия Горького. Там же я снималась в каких-то короткометражках и в фильме "Мы с Урала". В 1944-м я вернулась в Москву и осталась здесь уже навсегда. Начала сниматься в "Модах Парижа" и "Русском вопросе". Вот так все и пошло-поехало.