Отец ростом был еще выше сына и настолько здоро вей, становитей, что длинноногий сухопарый жених при нем выглядел совершенным мальчишкой. Отца хотелось называть торжественно: родитель. Он, так же как его брат, тысяцкий, был скуп на слова, держался с привыч ным достоинством. Может быть, и он в свое время слу жил где-нибудь председателем колхоза?
А мать крутилась, вертелась, как юла, и звали ее Лия.
Деревня Грибаево уже была радиофицирована, в из бе около божницы висела коробка громкоговорителя, и под потолком горело электричество. Во всем сказыва лась близость промышленного объекта. Правда, чтобы свет воссиял с достаточной силой, потребовалось ввер нуть лампочки в сто пятьдесят свечей и меньшего воль тажа.
И красочных плакатов, и лозунгов в избе было боль ше, чем у Марии Герасимовны. В том простенке, где у Марии Герасимовны громоздилось чудотворное произве дение зоотехника "Иван-Царевич на сером волке", здесь висел плакат "Всегда с партией!". Рядом краснощекая колхозница среди корзин с фруктами и овощами держит в руках огромный, как джазовый барабан, капустный ко чан, и - надпись:
За труд, мастера огородов, садов,
Теперь за вами слово.
Вдосталь дадим овощей и плодов
Сочных, вкусных, дешевых!
Неужели такое сочинают вологодские поэты, мои друзья?
И еще плакаты: "Разводите водоплавающую птицу! Это большой резерв увеличения производства питатель ного дешевого мяса!"
Язык-то какой!
Мы за мир, чтоб на планете
Были счастливы все дети!
И еще и еще...
В деревне находится восьмилетняя школа, и среди гостей на свадьбе много учителей. Еще больше служа щих и рабочих с льнозавода.
Снова жениха и невесту посадили за стол и опять в верхней одежде; так они и сидели долго, пока от них пар не пошел.
Опять было пиво, тосты в одно слово: "Горько!", "Горько!" - и пляска. Опять картинно целовались моло дые, но Петр Петрович пил уже из белушки добился-таки своего! А невеста то и дело кланялась, как заведен ная,- таков был наказ матери.
- Теперь сладко! Пейте! - шутил жених и опроки дывал очередную белушку.
Каждого нового гостя и здесь встречали у порога стаканом пива. Хозяйка Лия раздевала гостей сама и с таким радушием, что пуговицы летели на пол. В этом, конечно, сказывался неукротимый ее темперамент, но главное - так было принято, и это считалось высшим шиком гостеприимства.
Опять завязался спор и с еще большим ожесточением между работниками льнозавода и колхозниками относи тельно сортности сдаваемой льнотресты.
Все было как в доме невесты, все повторялось. Толь ко Николай Иванович здесь никого не угощал, и ему совсем нечего было делать и не о чем говорить, он просто пил и молчал.
Бросилось в глаза кое-что иное.
Гостей поначалу угощали пивом - хлебным, густым, бархатистым, а как только они начинали веселеть, им в ту же посуду подливали жидкую мутную брагу. Брага тоже пьянит, но после неe дико болит голова, из-за чего и прозвали брагу "головоломкой". Зато обходится она гораздо дешевле пива. Пивом поят, брагой с ног сби вают.
Кто-то из родственников невесты захотел повторить понравившийся обряд со свежей курятиной. Хозяйка Лия пришла в неистовство:
- Совести у вас нет - живой курице голову отры вать!
Табакуры попросили спичек. Лия подала коробку и предупредила:
- Останется что - верните!
Сначала подумали: примета на счастье. Вроде битья стеклянной посуды. Нет, оказывается, дело вовсе не в приметах.
- Вы чего скупитесь, свадьба ведь! - сказали ей не без опасения обидеть.- Где пьют, там и льют, где едят, там и бьют.
Лия не обиделась:
- А вы сразу разорить нас хотите. И без того рас ходы велики.
- Какая же свадьба без расходов? Этак ваш сынок захочет жениться по другому разу. Разорить надо, чтобы он о разводе не помышлял.
- Ладно, пейте, коли подают!
Утром невеста в присутствии гостей подметала пол в избе, а ей то и дело бросали под ноги разный мусор: про верялось, умеет ли она хозяйствовать. Обряд этот продол жался долго и был, пожалуй, самым развеселым. Родст венники и гости изощрялись, приносили в избу сенную труху, изношенные лапти-ошметки, с грохотом кидали в углы битые горшки, всевозможный хлам и лом. Один ра зыскал где-то остатки кавалерийcкого седла и бухнул их на середину пола. Невеста только радовалась: с мусором на пол кидали деньги, чаще медные монеты, иногда бу мажки. Правда, в старом седле она ничего не нашла, хотя содрала с него всю кожу и войлок.
- Ищи, ищи! Плохо метешь, нечисто метешь! - кри чали ей.
Галя старалась: у нее действительно все поглотила свадьба, все, что было ею заработано, скоплено за не сколько лет. Но стоило ей зазеваться, как озорники хва тали веник, и его приходилось выкупать.
Затем невеста - ее уже стали называть молодицей - обходила всех присутствующих с блюдом свежих бли нов в масле. Гость выпивал почетный стакан, закусывал блином и выкладывал на блюдо свою мелочишку.
Еще позднее молодица в присутствии гостей разда вала подарки новой родне: свекру - голубую штапель ную рубаху, свекрови - отрезы на сарафан и нижнее белье - подстав, свахе - ситец на кофту, золовке, сестре жениха, красивой статной девушке, недавно окончившей десятилетку и работающей в колхозе,- платье и алую ленту в косу, тысяцкому - отрез на рубаху, бабушке головной платок, остальным - кому носовой платок, ко му кисет для махорки. Все, что шилось и вышивалось в течение многих недель самою невестой и ее матерью и подругами, было роздано за несколько минут. Кажется, никто не обижался.
Я, приезжий человек, тоже не был обойден. В дни свадьбы наградили меня бесценными подарками дружка Григорий Кириллович и колхозный шофер Иван Ивано вич Поповский. Они облазили немало чердаков и пове тей и нашли для меня набор литых поддужных колоколь чиков да воркуны-бубенцы на кожаном конском ошей нике.
Скоро таких не будет и на Севере: не на грузовики же, не на самосвалы же свадебные их навешивать!
Подарили мне также резную раскрашенную прясницу столетней, по крайней мере, давности. Такие тоже, на верно, скоро исчезнут с лица земли. А к пряснице - плетеную веретенницу с веретенами. Еще молотило бе резовое - цеп, валявшийся без надобности почти с нача ла коллективизации. Удалось мне так же достать два заплечных пестеря из березового лыка.