— Я не знаю, что и думать о пропаже Эверарда… Неужели он мог скрыться, не предупредив меня?

Констанция никак не могла успокоиться и категорически отказывалась верить в его смерть, все время говоря о нем как о живом.

— Как вы думаете, сержант, что же все-таки могло произойти?

Сержант насторожился, он не хотел прямо отвечать на вопрос графини, не желая лишний раз говорить ей неприятные вещи. Поэтому он только повторил то, что она и сама хорошо знала:

— Сэр Эверард имел слишком много врагов, миледи…

Вы думаете, что кто-то напал на него? — не унималась Констанция.

Сержант, не отрываясь, смотрел вдаль.

— Я не думаю, — наконец произнес Карсефор, — что он мог по собственной воле покинуть вас.

В его голосе было что-то, что заставило Констанцию перестать расспрашивать сержанта о пропаже капитана, и она на мгновение замолчала, но, вспомнив о корове, она опять обратилась к нему с вопросом:

— Сержант, скажите, а что насчет коровы? Зачем она потребовалась ему? Неужели сэр Эверард нуждался в корове? Это так не похоже на него…

Голос сержанта прозвучал очень искренно. Он сам не мог понять, зачем капитану вдруг потребовалась корова, но, с другой стороны, он направлялся в деревню, а для некоторых деревенских это очень хороший подарок.

Констанция не могла представить себе, что потребовалось Эверарду в деревне и зачем он привел с собой корову. Она хотела еще что-то спросить у сержанта, но в эту минуту ее вассалы обнаружили, что ее нет рядом, и принялись кричать, решив, что она отстала. Констанция ответила им.

Де Крези и Гамелин были совершенно пьяны. Обсуждая важный вопрос — остановиться ли в гостинице, где было пиво и вино, или продолжить путь и заночевать в любом жилье, которое им встретится на пути, — они никак не могли договориться.

Уже подъезжая к гостинице, Констанция чуть повысила голос, и спор сразу прекратился. После той ночи в лесу она больше не ночевала под открытым небом и останавливалась только в гостиницах, помня наказ Эверарда. Вассалы быстро подъехали к ней и помогли спуститься с кобылы. Они встали перед ней на колени и поцеловали руки. Несколько служащих стояли в дверях гостиницы и, наблюдая за происходящим, не могли удержаться от смеха, увидев совершенно пьяных вассалов на коленях, с двух сторон целующих руки графини. Но Констанция не обратила на них ни малейшего внимания, она слишком устала и проголодалась.

После ужина Констанция взяла свечу со стола и поднялась к себе в комнату. У нее немного кружилась голова, но это больше от усталости, чем от вина.

В ее комнате затопили камин, но ставни слишком широко открыли и комната не прогрелась. Пробормотав что-то насчет нерадивости служащих, не потрудившихся прикрыть окно, она сама закрыла ставень и подошла к кровати.

Прежде чем она что-то осознала, графиня увидела человека, лежащего на ее постели. В отблесках свечи заиграл пестрый, блестящий костюм рождественского шута… Констанция рассмотрела жонглера, который как ни в чем не бывало лежал на ее постели.

Усмехаясь, он не отрывал от нее глаз. — Что, Гилберт со своим сюсюканьем и детским лепетом не слишком горяч для вашего ложа, благородная леди Констанция?

Графиня не знала, что и думать, ее мысли перепутались, как впрочем, всегда, когда она видела Сенрена или думала о нем.

Жонглер спокойно лежал на ее кровати и усмехался.

— Как вы сюда попали? — наконец спросила Констанция.

— Через окно, — невозмутимо ответил Сенрен. — Всегда можно найти лестницу или что-то наподобие, если знать, где искать, а у меня большой опыт в подобных делах.

Констанция прекрасно помнила отвесную стену под своим окном, влезть по ней было довольно сложно, если не сказать невозможно. Но несмотря ни на что, она поверила ему. Этот сумасшедший был действительно способен на все. Графиня вспомнила его насмешку над королем во время пира.

— Если вы пришли отомстить мне как той, кто входит в высший свет, который ненавидите после парижской трагедии, то знайте — я полностью на вашей стороне. Господь свидетель, я очень сожалею о том, что произошло с вашим парижским другом! И это я говорю от всей души… Можете мне не верить, если не хотите! — запальчиво проговорила леди Морлакс. Сенрен сел от неожиданности.

— Моего друга? — с удивлением спросил он.

— Да, Питера Абеларда. Мне рассказали о печальном случае, произошедшем с ним. И еще они рассказали о вас тоже…

Эффект от слов Констанции был огромным — Сенрен от возбуждения соскочил с кровати. Леди Морлакс не могла оторвать взгляд от него, он опять, как тогда в палатке, заворожил ее. Это происходило помимо ее воли и желания. И теперь снова, как и тогда, ее плоть вышла из-под контроля, Констанция чувствовала, как волна желания захлестывает ее изнутри.

Она облизнула высохшие губы, лихорадочно соображая. Что же ей делать? Закричать и разбудить домашних? Но если она закричит, он успеет уйти раньше, чем они достигнут ее комнаты.

Пока она соображала, что ей предпринять, Сенрен подошел к ней совсем близко.

— Неважно, дорогая графиня, что вам сообщили. Я никогда не был другом Питера Абеларда.

Она с трудом поняла смысл сказанных им слов.

— Почему вы отказываетесь? Все знают историю его трагедии… Абелард был вашим наставником в Париже, или вы уже не помните этого? Разве вы не решили отомстить всему высшему свету за своего учителя и друга?!

Констанция осторожно отступала назад.

— Вы ничего про меня не знаете! Ни вы, ни Абелард!

Он не двигался с места, пока Констанция не уперлась в стенку, дальше отступать было некуда. Когда Сенрен подошел к ней почти вплотную, она попыталась оттолкнуть его.

— Но я знаю вашу историю… вы были студентом в парижской школе, изучали там философию и красноречие под руководством Питера Абеларда, у которого были любимым учеником. Вы очень привязались к своему наставнику…

Он схватил ее запястья своими большими руками, от неожиданности она замолчала, дрожь пробежала по всему ее телу.

— Графиня, что такое? Почему вы дрожите? Забудьте про свой ужас, забудьте про приличия. О! Ваши глаза! Такие холодные и надменные во время пира с королем… Подобно богине жестокости. Король Генри, конечно, обладает несметными богатствами и властью, и это вынуждает болтать с его дворянами… — Он с усмешкой смотрел на нее сверху вниз. — Скажите, что заставляет вас так панически меня бояться?

— Бояться? — переспросила Констанция.

Графиня пристально посмотрела на жонглера. Действительно, ужас овладевал ею каждый раз, когда она вспоминала его сильные, мягкие, нежные руки. Внезапно она поняла, что он хотел ее не меньше, чем она его, если не сильнее.

Констанция попыталась освободить свои руки.

— Оставьте меня! Оставьте этот дом! Уходите! Уходите или я разбужу всех и позову на помощь!

Его глаза вспыхнули.

— Так зовите на помощь! Кричите… Почему вы замолчали?

Они пристально смотрели друг на друга.

— Сейчас буду кричать, — уже более спокойно проговорила леди Морлакс.

Он тихо рассмеялся и привлек ее к себе на грудь.

— Ах! Прекрасная графиня, леди Луны, вы совсем замерзли. Я забыл закрыть ставни… Здесь такой холод, — приговаривал он, нежно поглаживая ее. — В своем рвении доказать мне, что совершенно не хотите меня, вы забыли обо всем — даже об усталости и холоде… Это даже неприлично — держать даму на холоде, когда рядом мягкая, теплая кровать, и не слышно ни завываний ветра, ни шума дождя, как тогда…

Констанция очнулась. Она задохнулась, вспомнив их ночь в палатке.

— Вы изнасиловали меня, хотели похитить, но вам помешали!

— Нечестно говорить так. И вы это прекрасно знаете… — сказал Сенрен.

Он держал ее одной рукой, а другой снимал с себя рубашку.

— Ваши глаза и сейчас говорят, что вы не прочь повторить ту ночь снова.

Констанция возмущенно зашипела, кричать она уже не могла.

Вас уже арестовали один раз, если не прекратите, то арестуют снова!

Сснрсн только улыбнулся на эти слова.