Митчелл. Хорошо, пусть будет по-вашему.

Адмирал Тернер. Днем в пятницу, как я думаю...

Кифи (конгрессмен). Какого числа?

Адмирал Тернер. 5 декабря адмирал Нойс позвонил мне по телефону или по внутренней связи, сейчас не помню, и сказал: "Сообщение о погоде" или, быть может, слова, означавшие "пришло первое сообщение о погоде". Я спросил, что в нем? Он ответил: "Северный ветер, ясно". А я сказал: "Тут что-то не то". Он ответил: "И я так думаю" и положил трубку.

Я никогда не видел самого текста и не знаю, откуда он взял это сообщение. До недавнего времени думал, что это было аутентичное сообщение. С тех пор, как я вернулся (в США после войны. - Н. Я.), я заключил: дело обстояло совершенно по-иному, но никто так и не объяснил мне. Ведь если бы сообщение было аутентичным, я убежден, мне бы представили копию его.

Митчелл. Если бы в нем имели в виду войну с США, тогда в таком сообщении шла бы фраза "восточный ветер, дождь"?

Адмирал Тернер. Да, сэр.

Митчелл. Вы видели ее когда-нибудь?

Адмирал Тернер. Нет, сэр.

Митчелл. Войну с Россией означала фраза "северный ветер, облачно".

Адмирал Тернер. Может быть, там значилось "облачно" вместо "ясно", но ведь указывалось "северный ветер", что смехотворно.

Митчелл. Может быть, это освежит вашу память. В докладе станции прослушивания Федеральной комиссии связи указано: эта станция перехватила сводку погоды радио Токио, переданную примерно в 22 часа по Гринвичу 4 декабря. Работник станции, владеющий японским языком, доложил, что он слышал следующее: "Сегодня в Токио северный ветер, довольно сильный, может стать облачно, завтра облачно и прекрасная погода".

Теперь обратите внимание, что это сообщение по смыслу близко подходит к фразе "северный ветер, облачно", что означает войну с Россией, но этот работник услышал не совсем это. Таково и было сообщение?

Адмирал Тернер. Я думаю, это так. Это ближе к тому, что я помню "северный ветер, ясно". Но послушайте, говорилось-то осторожно.

Митчелл. Может быть, он правильно поступил, сказав: "Северный ветер, может стать облачно", что означает в момент, когда он говорил, было ясно, разве не так?

Вот другое сообщение, перехваченное Федеральной комиссией связи примерно в 21.30 по Гринвичу 7 декабря. Нет, я напутал. Речь идет о перехвате в 21.30 5 декабря: "Сегодня северный ветер, утром облачно, днем ясно". И это не совсем подходит к фразе "северный ветер, облачно". Не это ли сообщение?

Адмирал Тернер. Быть может, так оно и есть. Не знаю. Он позвонил мне только раз в конце дня 5 декабря между 22 и 23 часами по Гринвичу.

Митчелл. Вы уверены, что было сказано: "северный ветер", а не "западный ветер"?

Адмирал Тернер. Я уверен - было сказано "северный ветер", так как сам поставил это под сомнение"{281}.

Обсуждение истории с "кодом ветров" заняло еще сотни страниц "слушаний" объединенной комиссии конгресса, но не прояснило больше, чем сказал адмирал Тернер. Сказал в здравом уме и твердой памяти, ибо когда адмирал давал показания в комиссии, "он жил гостем в доме своего бывшего адъютанта капитана У. Мотта, прилагавшего отчаянные усилия, чтобы Тернер успевал протрезветь к слушаниям "{282}. Так что адмирал Тернер в 1945 году был авторитетным свидетелем происходившего в 1941 году в высшей военно-морской иерархии США.

Действия правительства Соединенных Штатов в эти критические дни говорят сами за себя и не оставляют ни малейших сомнений в том, что соответствующая телеграмма была перехвачена, хотя Тернер и другие, по-видимому, ошибочно прочли "война против СССР" вместо "война против США". Предположение не является слишком смелым. В пользу его можно привести свидетельство человека, который никак не заинтересован в том, чтобы выставить к позорному столбу собственное правительство, о главном историографе американского флота профессоре С. Морисоне. Этот очень крупный американский историк описал операции ВМС США в минувшую войну. Его труды в Соединенных Штатах - самый авторитетный источник по проблеме.

В одной из своих книг, вышедшей в 1963 году, профессор Морисон заметил: "Положение офицеров разведки армии и флота в Вашингтоне напоминало положение женщины, пытающейся посоветоваться по телефону с доктором о здоровье своего больного ребенка, в то время как соседи выкрикивают ей прямо в уши противоположные советы, собаки лают, дети плачут, а мимо дома с грохотом проходят грузовики. Личные качества людей также играли роль. Вице-адмирал Тернер, руководивший оперативным управлением штаба флота, держался предвзятых мнений, и с ним было трудно работать. Он запретил всем офицерам, владевшим японским языком, заниматься дешифровкой и переводом, и даже начальнику разведки флота - делать выводы из перехваченных документов, настаивая на том, что только он лично будет делать это. А сам Тернер до конца ноября непоколебимо считал, что Япония нападет на Россию, а не на владения Англии и США"{283}.

Уместная и компетентная характеристика Морисоном Тернера дает недостающее звено. Ясно, что он не мог предупредить правительство о нависшей опасности, которое само, впрочем, недалеко ушло от начальника оперативного управления штаба флота. Только поэтому американские вооруженные силы не были подняты по тревоге. Телеграмма с "кодом ветров" рассеяла последние сомнения, если они вообще были: в Вашингтоне сочли, что США в безопасности.

"Мы должны пожертвовать нашими дипломатами"

Последние дни угасающего мира в Токио. Некоторые японские политики, хотя уже не занимавшие ответственных постов, сделали посильную, а следовательно, слабую попытку предотвратить войну. Среди них наиболее активным оказался бывший японский посол в Лондоне Сигэру Иосида. Он ухитрился получить полный текст американской ноты от 26 ноября и отметил слова, которые открывали документ: "Строго секретный, предварительный и без обязательств". Никто в японском правительстве не обратил на них внимания. Иосида же заключил: нота не ультиматум, а имеет в виду продолжение переговоров.

Сделав это открытие, он бросился 29 ноября к Того. "Каковы бы ни были истинные намерения, кроющиеся за документом, - горячо внушал Иосида министру, - нам никоим образом не предъявлен ультиматум... и если вы не можете предотвратить объявление войны Японией Соединенным Штатам - подайте в отставку. Это прервет работу кабинета и заставит задуматься даже армию. Если же в результате вы будете убиты, то вас постигнет счастливый конец". Того не обратил внимания на тонкий анализ документа, а рекомендованный Иосида образ действия, по-видимому, не устраивал министра. Он не торопился надеть мученический венец.

Чиновники МИД Японии были заняты совершенно иным: они делали официальный перевод на японский язык ноты от 26 ноября в усиленном варианте, то есть придавали ее и без того резкому содержанию определенно угрожающий характер. Тем временем Иосида встретился с Грю, последний заверил его, что нота никоим образом не ультиматум{*14}, а "просто указывает основу, на которой можно вести дальнейшие переговоры между Японией и США"{284}. Посол вызвался объяснить это лично Того. Однако министр отклонил настойчивые предложения Грю встретиться с ним. На то были веские причины - время слов прошло.

На заседании Координационного комитета 29 ноября Того осторожно осведомился у адмирала Нагано:

" - Скажите, на какой день намечено выступление. Иначе я не смогу вести дипломатические дела.

- Ладно, я отвечу вам, - сказал Нагано и, понизив голос, сообщил, - 8 декабря (7 декабря по вашингтонскому времени. - Н. Я.). Еще есть время, и вы бы занялись такой дипломатией, которая поможет выиграть войну.

- Но мы не можем продолжать держать наших дипломатов в неведении, заметил Того.

Кто-то из присутствующих (в протоколе заседания не указано) немедленно произнес:

- Мы должны пожертвовать нашими дипломатами. Нам нужно вести дипломатию так, чтобы США до самого последнего момента продолжали думать о них, мы же будем ставить перед ними все новые вопросы, держа в тайне наши подлинные планы"{285} .