В связи с падением правительства Коноэ неугомонные разведчики сочинили новый меморандум, направленный правительству 16 октября. Они сообщили: падение правительства - "логический результат того, что министр иностранных дел Тоёда не смог добиться ослабления американского экономического давления на Японию... и давления националистов в пользу прекращения японо-американских мирных переговоров". Кто от этого пострадает? Составители документа подчеркивали: "Теперь японская армия, а не флот будет оказывать решающее влияние. Командование армии не замедлит воспользоваться любым ослаблением сибирской армии, вызванной русскими неудачами в Европе"{226}. Иными словами, разведчики прозрачно намекнули, что они проникли в суть игры влиятельных кругов в Вашингтоне.
Если Белый дом, как мы видели, успокоился с появлением на посту премьера Тодзио, то разведывательное управление забило тревогу. 21 октября оно поторопилось доложить правительству: "В тот самый момент, когда Квантунская армия сочтет, что она превосходит Сибирскую армию по силам в соотношении 2 к 1, весьма вероятно, что она начнет наступление независимо от политики и намерений правительства в Токио. А если это соотношение станет 3 к 1 или больше, то вероятность станет неизбежностью". Доклад завершался категорическими рекомендациями: "В наших лучших интересах... принять все возможные меры, чтобы сохранить нынешнее равновесие в силах русских и Квантунской армии"{227}.
Влиятельные и компетентные офицеры в командовании американской армии изыскивали пути, разумеется в национальных интересах США, чтобы предотвратить ухудшение положения Советского Союза в результате японской агрессии. Соединенные Штаты имели полную возможность предостеречь Японию против нападения на СССР. Больше того, коль скоро это нападение представлялось Вашингтону неизбежным, такое предостережение было совершенно обязательно в интересах коалиционной войны против держав "оси". Слово оставалось за правительством США.
Оно прозвучало. 23 октября "Нью-Йорк таймс" оповестила, что отныне главный поток грузов в СССР будет направляться не через Владивосток, а через Архангельск. Газета объяснила, что Вашингтон таким образом стремится избежать инцидентов с Японией. На следующий день Белый дом возмутился и с негодованием опроверг объяснение газеты{228}, однако американские суда больше не появлялись на путях к Владивостоку.
Как видно из американской документации, на том и закончилась эскапада разведывательного управления, оно перестало досаждать правительству своими прожектами. По-видимому, офицерам, совершившим вылазку в политику, указали их место. Как именно, представить нетрудно - в армии нет недостатка в уставах, наставлениях и инструкциях. И, конечно, все это было проделано в отборных терминах просвещенной "демократии", существующей в США, утверждений о верховенстве политиков над военными, в чем и состояло, по официальной американской доктрине, их преимущество над тоталитарными режимами, погрязшими в тупом милитаризме.
Различие между профессиональными военными и высокими политиками выявляет отличие описанных рекомендаций разведчиков от советов президенту военного министра Г. Стимсона, направленных в те дни. 21 октября он обратился с пространной докладной к Рузвельту. Стимсон подробно обосновывал свою мысль, что единственное эффективное средство в руках США для обуздания Японии - сосредоточить на Дальнем Востоке и Тихом океане мощные силы бомбардировочной авиации. Он настаивал на всемерном усилении соединений бомбардировщиков на Филиппинах.
Стимсон, как и немало других высокопоставленных американских военных, переоценивал возможности бомбардировщиков "Б-17". Он писал: "Внезапно в юго-западной части Тихого океана открылась стратегическая возможность первостепенного значения, революционизировавшая все наши проблемы в этой области, накопившиеся за двадцать лет. Если раньше мы не могли влиять на события в этом регионе, то теперь мы наделены в высшей степени эффективным средством. Больше того, мы едва ли даже понимаем собственные возможности в этом отношении". Всего 128 бомбардировщиков "Б-17" считалось достаточным для отражения японского вторжения на Филиппины!
Американские авиаторы поразмыслили и решили, что этих сил хватит еще и на то, чтобы разгромить с воздуха важнейшие промышленные объекты Японии. Для вящей убедительности Стимсон распорядился графически изобразить на приложенной к докладной карте, как именно бесподобные "Б-17" расправятся с японскими городами. В радиусе круга с центром на Филиппинах с юга и другого с центром во Владивостоке (!) оказывался Токио. Радиус действия "Б-17" не позволял действовать только с Филиппин. Поэтому предполагались "челночные" операции - вылет с Филиппин, бомбардировка Японии, посадка у Владивостока и обратно. Увлеченный такой перспективой генерал Макартур потребовал выслать ему на Филиппины "600 полетных карт с местонахождением индустриальных объектов в самой Японии". Уже в ноябре он получил многие сотни листов подробных карт и приказал разослать их по аэродромам.
Хотя только в начале сентября 1941 года первые "Б-17" приземлились на филиппинских аэродромах и должно было пройти немало времени, прежде чем на островах собралось бы 128 потребных машин (промышленность только-только налаживала их выпуск), Стимсон и Маршалл внесли серьезнейшие коррективы в американские планы. Если до конца лета 1941 года штабные планировщики в соответствии с прежними планами исходили из того, что с началом войны с Японией Филиппины придется сдать, то с принятием на вооружение "Б-17" они с возрастающей уверенностью готовили операции с опорой на архипелаг. Следствием этого совершенно непонятного задним числом оптимизма было то, что Гавайи признавались глубоким тылом американского фронта на Тихом океане. Старшим авиационным начальникам на островах пришлось смириться с тем, что "Б-17" появлялись там, как прекрасный мираж, и тут же исчезали. Гавайи превращались в промежуточный аэродром на пути перегонки бомбардировщиков из Калифорнии на Филиппины.
Итак, "южная клешня" американской мощи (по выражению Стимсона) вытягивалась на 5000 миль на запад до Филиппин. После войны генерал Дж. Маршалл объяснил, что лежало в основе драматического изменения американских военных планов: "Если бы мы смогли создать более или менее надежную оборону Филиппин, особенно с помощью тяжелых бомбардировщиков, на которые авиаторы тогда возлагали величайшие надежды, мы считали, что сумели бы остановить японское продвижение и их вступление в войну вообще, ибо они не могли не опасаться за судьбы своих городов, если не смогут взять Филиппины"{229}.
Дальше - больше. Рисуя в самых радужных красках преимущества описанного образа действия, Стимсон так заключал докладную президенту: "Еще одна возможность открывается в северо-западной части Тихого океана. Гавань и порт Владивостока - одни из трех ворот России. Ворота в Архангельске могут захлопнуться в любой момент. Пропускная способность ворот через Персидский залив недостаточна. Близость Аляски к Сибири и Камчатке, возможности, которые там есть (хотя мы еще не удостоверились в них), дают нам случай использовать эти бомбардировщики в дополнение к указанным действиям с юга. Этот район может послужить базой для северной клешни американского влияния и мощи на этот раз не только для защиты против японской агрессии, но и для сохранения оборонительной мощи России в Европе... Контроль над западной частью Тихого океана, который будет таким образом установлен, явится едва ли не серьезнейшим предостережением Японии, равно как средством гарантии России. Есть все основания ожидать, что таким образом можно оторвать Японию от держав "оси"{230}.
Но расчеты эти и всяческие упования на то, что американская авиация разместится на нашей земле, делались без хозяина Сибири и Камчатки Советского Союза. Как бы ни были прекрасны в глазах американского обывателя побуждения Стимсона, это могло навлечь на советский Дальний Восток японскую агрессию.
Ничто не могло поколебать посвященных в Вашингтоне - нападение Японии на Советский Союз абсолютно гарантировано. Безраздельное господство этого убеждения затянуло вплоть до сегодняшнего дня поиски в США виновников внезапности нападения на Пёрл-Харбор, ибо разве не злой умысел, и он один, конкретных лиц повинен во всеобщем ослеплении пребывавших на высших постах в Вашингтоне? Упускается из виду куда более прозаическое объяснение: верили, потому что хотели верить.