Мне посчастливилось уцелеть. Позже я узнал, что четыре наших механика погибли от взрыва торпеды, которая попала в жилые помещения.
Механик Ито не верил, что торпеды нанесли серьезные повреждения его кораблю. Но потом, когда Синано потерял скорость, он узнал причину этого: коридор гребного вала No 3 получил с правого борта пробоину. Два человека на вахте были убиты. Коридор был полностью разрушен. Внутренний коридор гребного вала наполнился паром, и в него нельзя было войти. Авианосец теперь двигался вперед только при помощи винтов левого борта.
Когда крен достиг 18 градусов, прекратила работу корабельная опреснительная установка. Предусматривалось, что если Синано потребуется вода для котлов, то ее можно будет получить только путем опреснения морской воды. И вот иссяк весь резерв воды. Между офицерами разгорелись жаркие споры: смогут ли котлы авианосца работать на забортной воде?
Механик Ито рассказывал, что было решено использовать небольшую цистерну с пресной водой, находившуюся недалеко от носовой части корабля. К несчастью, трубопровод в носовой части при торпедировании был перебит. В конце концов вынуждены были отключить котлы. Но даже теперь еще никто не верил, что Синано может затонуть.
В 7.00 машинные отделения из-за отсутствия пара прекратили работу, в механик Ито получил приказ немедленно подняться со всею командой на верх авианосца. Он произвел перекличку, а затем повел личный состав на верхнюю палубу. Тут он вспомнил, что многие члены команды хранили свои ценности в корабельном сейфе, ключи от которого были у него. По собственной инициативе он пробрался к сейфу, для чего ему пришлось пройти через весь корабль. Ценности были возвращены их владельцам.
К 9.00 на Синано была полностью прекращена подача энергии. Скорость упала. Громадная носовая часть едва разрезала морские волны. Вода неудержимо врывалась через пробоины, образованные взрывами торпед. Вскоре корабль, лишенный электричества и пара, замер и стал теперь мертвой развалиной. Эсминцы охранения окружили его. Крен был уже более 20 градусов.
Не было хода, и штурвал стал бесполезным. Энсин Сода понял, что матросы, посланные на рулевой пост для обеспечения аварийного ручного управления, были там уже не нужны.
Пост управления рулем был расположен в наиболее отдаленной, кормовой части корабля. У тех, кто оказался теперь там, не будет никакого шанса спастись, если авианосец перевернется. Энсин Сода знал, что дисциплинированные члены команды без приказа не оставят свои боевые посты.
Телефоны из-за отсутствия электричества больше не работали, а переговорные трубы в нижней части авианосца были затоплены. Оставался только один способ приказать людям уйти - самому пойти за ними.
Он и спросил разрешения штурмана оставить свой бесполезный теперь рулевой привод и пройти за людьми на аварийный пост управления рулем. Кэптен Накамура незамедлительно дал согласие.
По кораблю из-за сильного крена было трудно передвигаться.
Энсин Сода опустился с мостика на ангарную палубу, перешел на левый борт и стал пробираться к трапу на корме, который вел на нижние палубы. Все люки были герметично задраены в целях обеспечения безопасности. Поэтому он должен был отдраивать лаз на каждом люке, затем спускался вниз, закрывал люк и задраивал его снова. Из-за того что трапы находились уже не в вертикальном положении, эти действия выполнялись труднее, чем обычно. Преодолеть надо было пять палуб.
Когда энсин Сода добрался до аварийного поста управления рулем, он увидел, что матросы на грани полного изнурения, так как после отключения электричества все электроприводы остановились и они поворачивали штурвал вручную. Матросу Исии было всего шестнадцать лет, он был самым юным на борту Синано и состоял как раз в этой команде.
Их спаситель сказал:
- Так как телефоны не работают, я пробрался сюда, чтобы передать вам приказ подняться наверх...
Он заходил в один отсек за другим, объявляя людям спасительный для них приказ.
Возвратившись на полетную палубу, он увидел, что вода уже покрыла большую часть нижней палубы надстройки. Как раз в это время экипаж корабля, не поняв приказа командира, относящегося лишь к гражданским лицам, начал подниматься на полетную палубу. Собралось около 1000 человек. Цеплялись за любой предмет, чтобы удержаться на наклонной палубе. Паника стала охватывать людей. Менее стойкие прыгали за борт, кое-кто утонул, но большинство продержалось на воде и было спасено.
Начальник медицинской службы офицер Ясума наблюдал за малодушными людьми с чувством отвращения. Его больные и раненые были подняты на полетную палубу, но их положение оставалось ужасным из-за сильного крена.
В статье, опубликованной после войны в журнале Мару, доктор Ясума писал:
В тот момент не было никакого другого выбора, как прыгнуть в бурные волны в надежде, что спасут эсминцы охранения. Так как не было средств для спасения раненых, я обошел их всех, испытывая глубокое чувство вины. Все они были настолько погружены в себя, что едва взглядывали на меня и только кивали молча на прощание. Охваченный острой жалостью, я не мог сказать им ни слова. Командир с бледным лицом стоял рядом со мной, взглядывая в лица собравшихся на полетной палубе. Затем он спокойно прошел на носовую часть корабля... Я посоветовал беднягам терпеливо дожидаться шансов на спасение и спустился по канату в воду...
Матрос Суа пытался держаться на полетной палубе, когда коммандер Араки приказал ему спуститься на несколько палуб вниз, в одну из радиорубок, чтобы взять там ряд важных документов.
Суа так позже описал этот эпизод в своем дневнике, переданном Тойоде:
Я спускался вниз с великим из-за ужасного крена трудом. Найдя эти дурацкие документы, я заметил на переборке несколько надписей, сделанных графитом. Некоторые были патриотические с пожеланиями долгой жизни императору и процветания императорскому флоту. Но рядом с ними было несколько карикатур на наших офицеров с оскорбительными надписями. Я решил, что кто-то из офицеров здорово досадил автору карикатур. Было довольно забавно сознавать, что в то время, как Синано тонул, какой-то чудак нашел время выразить таким образом свои чувства, прежде чем подняться наверх. Какой стойкостью, однако, должен был обладать этот человек, чтобы в столь драматические минуты запечатлеть свою злость и негодование, о которых никто и никогда не узнает...