— О, не принимайте этого во зло, ваше величество! — смущенно пробормотала она. — Ведь я готова отдать за вас всю свою кровь.

— Да скажешь ли ты толком наконец! — нетерпеливо крикнула Маргарита. — Это твой платок?

— Мой, государыня.

— И ты дала его королю?

— О, нет, я только одолжила его. Я слишком бедная девушка, чтобы дарить платки из тонкого батиста, доставшиеся мне по наследству от предков.

— Но как же это случилось, что ты одолжила королю платок?

— Если бы я была уверена заранее в прощении вашего величества, я все рассказала бы вам!

— Да я прощаю тебя, прощаю! Говори только, пожалуйста!

— Я ведь люблю посмеяться и похохотать… Ну так вот, вчера вечером я встретила его величество, вашего супруга, на маленькой лестнице, которая ведет к потерне. Я гуляла по берегу реки…

— С Раулем, конечно?

— Да, с ним… Ну вот, когда я возвращалась домой, было довольно темно, на лестнице стоял полный мрак. В то время как я поднималась наверх, оттуда кто-то спускался. Мое платье производило страшный шум, и спускавшийся вполголоса окликнул: «Кто идет?» Я не узнала голоса, подумала, что это господин Пибрак, и решила подшутить над ним. Когда он поравнялся со мной, я обняла его обеими руками за шею и измененным голосом шепнула: «Я — знатная дама, которая безумно влюблена в вас, но никогда не решалась признаться в этом». Тогда повстречавшийся мне человек громко расхохотался, и я, к своему ужасу, узнала, что это — король… Что мне делать? Я хотела бежать, но король схватил меня и сказал: «Так вы любите меня, прекрасная незнакомка? В таком случае скажите мне свое имя, чтобы я мог сообщить его королеве Маргарите!» Тогда я стала отчаянно отбиваться, и в конце концов мне удалось вырваться, но мой платок остался в руках его величества.

Маргарита смеялась словно сумасшедшая во время этого рассказа. Затем она сказала:

— Так вот как было дело? Ах ты проказница! А я-то… Представь себе, сегодня утром я нашла этот платок под подушкой Анри, и с этого момента хожу как потерянная!

— Если бы вы, ваше величество, соблаговолили рассказать мне о своем горе, все объяснилось бы раньше!

— Да, но не думай, что мои муки кончились!

— Ах, государыня, но ведь его величество искренне обожает вас!

— Да куда же он уходит по ночам?

— Уж это — дело политики, ваше величество. Наступило краткое молчанье. Затем Нанси вкрадчиво сказала:

— Может быть, вы позволите мне, ваше величество, пойти немного прогуляться?

— С Раулем, конечно!

— Ах, этот бедный мальчик! Я обещала выйти за него замуж, когда ему исполнится двадцать лет, и ему приходится ждать еще целых два года… Надо же мне заботиться, чтобы он не терял терпенья!

— Хорошо, ступай! — сказала королева, улыбаясь.

— Ах, вы так добры, ваше величество! — пролепетала Нанси, сейчас же убегая. Однако она отправилась не на прогулку, а побежала в прихожую апартаментов короля Карла, где дежурил Рауль. Тот кинулся ей навстречу.

— Идем скорее, ты нужен мне, — сказала она. Рауль попросил товарища-пажа побыть на его месте и отправился за Нанси.

Она провела его в свою комнату и, тщательно заперев дверь, сказала:

— Ах, друг мой!.. Если бы ты знал, какую грозу мне удалось отвести!

— Что вы говорите! — удивленно спросил Рауль. — Ну да! Королева Маргарита ревнует своего супруга, и далеко не без основания, потому что ты ведь помнишь, что я рассказывала тебе вчера о разговоре, подслушанном мною через замочную скважину?

— Между королем Генрихом и Ноэ? Помню.

— Но понимаешь ли, какой ужас? Ведь король пробыл у своей Сарры до утра!

— Ну, и королева…

— Королева нашла под подушкой платок, который дала Сарра своему венценосному обожателю!

— Ах, черт! — По счастью, на платке не оказалось никакой метки или значка, так что мне не трудно было придумать целую историю. Я сейчас расскажу тебе ее, а ты постарайся запомнить дословно! — Нанси рассказала Раулю то, что она перед тем налгала Маргарите, и затем продолжала: — Теперь вот что. Ты должен выйти на берег реки и ждать там, пока король не вернется. Обыкновенно он возвращается прибрежной потерной. Ты остановишь его и расскажешь ему все, что случилось. Скажи ему, чтобы он рассказал королеве всю эту басенку ранее того, как она начнет спрашивать. Я же буду на страже около королевы.

— Ну хорошо, — сказал Рауль. — Допустим, что на сегодня гроза отведена. Ну а завтра?

— Завтра… Ну, это другое дело. Никакого «завтра» даже и не будет. Я сегодня же вечером увижу наваррского короля и поговорю с ним с глазу на глаз. Ручаюсь тебе, что я заставлю его клятвенно обещать мне не бывать более у Сарры.

— Ну, едва ли…

— Полно! Я не очень-то неловка в таких делах, ты сам знаешь. Что же касается графа де Ноэ, то за то, что он разыскал красотку-еврейку, о которой наш король и думать забыл, я проучу его как следует!

— Ах, Нанси, дорогая моя Нанси! — сказал паж. — Вы такая женщина, каких больше нет!

— Дурачок! — ответила она, взяв Рауля за розовый подбородок. — Ну а теперь пойдем к реке. Мы погуляем там полчасика, а потом ты останешься на страже.

Они взялись за руки и направились на набережную. Погуляв там, Нанси простилась с Раулем и через ту же потерну направилась обратно во дворец. Но, когда она дошла до темной лестницы, ей не пришлось сделать и двух шагов, как ее обхватили две сильные руки, и не успела девушка издать крик, как на лицо ей легла глухая маска. Затем Нанси скрутили веревкой, подняли на руки и понесли куда-то…

XIII

Нанси скрутили так быстро, глухую маску, не пропускавшую звуков, ей наложили на лицо так прочно, что девушка не могла ни оказать сопротивление насильникам, ни хотя бы крикнуть о помощи. К тому же на лестнице было так темно, что Нанси не могла рассмотреть, с кем ей приходится иметь дело. Все это в значительной степени усложнило ее положение; к тому же еще, должно быть, для большей безопасности, поверх маски ей накинули на голову какой-то капюшон, который доходил до самой шеи и не только ослеплял, но и грозил задушить девушку.

Сопротивляться было бесполезно, и Нанси спокойно предоставила себя воле похитителей, не тратя времени на лишнюю борьбу и только стараясь как можно подробнее воспринять все доступные ей впечатления, по которым можно было бы судить о том, что с нею собираются сделать.

После того как похитители с Нанси несколько раз поднимались и опускались по лестнице, она почувствовала, что ее кладут на какое-то зыбкое ложе. Вдруг последнее заколыхалось еще более, и Нанси поняла, что ее везут куда-то. В тот же момент кто-то склонился к ее уху и прошептал:

— Если вы хотите избавиться от маски, от которой вам трудно дышать, ее снимут. Но помните: стоит вам только крикнуть, и вас убьют на месте. Сообщите знаком свое согласие.

Нанси утвердительно кивнула головой. Тогда незнакомец просунул руку под капюшон и отстегнул завязки маски.

Теперь Нанси стало немного легче, но только очень немного. Правда, она могла дышать гораздо свободнее, могла слышать и говорить, но зато не могла видеть, так как плотный капюшон закрывал ей лицо, а связанные за спиной руки лишали ее всякой свободы действий.

Мы уже достаточно знакомы с этой хитрой, пронырливой девушкой, чтобы представить себе ее дальнейшее отношение к этой истории. Досада Нанси была очень велика, но она понимала, что теперь не время выражать в резкой форме свое негодование и что всякая форма сопротивления равно окажется вредной и даже опасной для нее самой. Поэтому она прежде всего захотела отдать себе отчет в происходящем и, откинувшись с удобством на спину, принялась думать.

Кому могло понадобиться это похищение? Личных врагов у нее не было, как не было и пламенных отвергнутых поклонников. Следовательно, это похищение не было актом мести против нее лично. Для чего же оно предпринималось? Для того, чтобы на время устранить ее. Значит, она кому-нибудь мешала? Но кому и в чем?