Они и так уже страдали от жажды, но Руари мог исправить это при помощи магии друидов. В горах было намного больше жизни, чем на Кулаке Солнца. Если бы здесь было ведро, он смог бы наполнить его несколько раз. Ни и без ведра он надеялся, что рано или поздно они найдут яму в камнях. Здесь, на краю обрыва, не было никаких ям, и он мог просто сложить руки в чашку и вытащить немного воды из водуха.

— Пойдем, Звайн, — молящим тоном сказал Руари.

Матра уже пошла вперед. — Я ухожу. Найти Какзима важнее.

Орекэл пожал плечами. — Леди права, сынок. Мы не можем оставаться здесь. Будь. — Он пошел за Матрой.

— Звайн-?

Мальчик медленно отвернулся от Руари и сделал шаг в направлении Орекэла.

Руари нашел свою ямку у самой вершины прохода. Встав на колени с закрытыми глазами и вытянутыми руками, он прочитал друидское заклинание добывания воды в присутствии камня и воздуха. Страж этого места природы оказался остым, как утесы вокруг, и тяжелым, как сами горы. В первый раз Руари не сумел его удержать, и заклинание не сработало. В конце фразы яма осталась пуста и суха, как и в начале. Полуэльф мрачно достал нож Павека из ножен и сделал небольшой надрез на запястье. Его кровь послужила искрой, заклинание начало действовать и в ямку стала набираться вода. Когда ее набралось уже достаточно, Руари уселся на пятки, дав остальным попить, пока он восстанавливался после использования магии в незнакомом месте.

— Маг, а? — спросил Орекэл.

— Друид, — поправил его Руари, назвав правильное имя для его сорта магии.

— А, не убиваешь растений, да?

— Ветер и огонь, конечно нет — я не осквернитель, но и не сохранитель. Я вообще не волшебник. Моя сила происходит от самой земли, от всех ее видов и особенностей.

— То есть ты не перекачиваешь растения в золу. Западло брать в лес того, кто из них делает пепел.

— Не беспокойся.

Звайн напился. Орекэл пил следующим, с разрешения Руари, потом Руари пил сам, пока не почувствовал, что сейчас лопнет. Когда он выпрямился, вода все еще с бульканьем текла в ямку, быстрее, чем он мог бы ее выпить. Вот она заполнила ее целиком и полилась через край, замочила подошвы его сандалей, а Матра все стояла и смотрела.

— Тебе лучше попить, — посоветовал ей Руари. — Я не смогу вызвать воду по меньшей мере до заката, а нести ее нам не в чем.

— Не пока вы все здесь. Почему бы вам не пойти вперед. Я догоню.

Мальчику и дварфу второго приглашения не понадобилось, но Руари остановился на противоположносй стороне ямки с кулаками, упертыми в бедра.

— После всего этого времени — после всего того, через что мы прошли — ты до сих пор на самом деле думаешь, что мы засмеемся или убежим с криками прочь?

— Да, можете, — честно сказала она, оставив в голове Руари больше вопросов, чем ответов.

Полуэльф покачал головой и опустил руки. — Ты сама выбираешь свой путь, — разочарованно сказал он, отвернулся и пошел. Не успел он сделать и нескольких шагов, как она позвала его:

— Подожди!

Руари повернулся. Руари повернулся как раз в тот момент, когда она опустила руки с задней стороны головы, держа маску перед собой. Да, маска — хорошая мысль, немедленно решил он. Ее лицо было так необычно, что он не смог удержаться, чтобы не вытаращить глаза. У Матры вообще не было носа, просто две совершенно одинаковых щели. Не было ни подбородка, ни губ. Рот был крошечный — размером примерно с те бусины киновари, которые она так любила — и наполнене острыми зубами, которые он мог видеть даже издали. И при всей своей странности, ее лицо не казалось искаженными или деформированным. Учитывая ее глаза и кожу, обычное человеческое лицо пришлось бы деформировать, чтобы получить такое. Но лицо Матры было ее собственное.

— Другое, — вслух признался Руари. — Настолько другое, что лучше носить маску, но это твое лицо и оно принадлежит тебе, как и все остальное.

— Уродина, — возразила она, и он увидел, как и ожидал, что ее рот произнес что-то совсем другое, не соответствующее голосу и словам.

— Нет — Павека… — Он вздохнул, и начал сначала. — Лицо Павека было уродливо.

— Акашия сказала, что нет. Она сказала, что он не урод.

Еще один вздох. — Каши сказала, на самом деле? — Было слишком поздно думать о том, что Каши имела в виду. — А что она сказала обо мне?

— Ничего. Совсем ничего — мы не говорили о тебе.

— Пей быстрее, — сказал он, потирая запястье, хотя болела не эта часть его тела. — Я посижу здесь, наверху. Конечно мы можем нагнать этих двоих в любой момент, но медлить нечего.

Руари уселся на камень, спиной к Матре, так что она могла чувствовать себя в безопасности, и какое-то время приходил в себя, глядя на Звайна и Орекэла, которые продолжали подниматься к перевалу. Он вытащил нож Павека и спросил себя, чей волос вделан в рукоятку. Не Каши, точно. И Павек вообще ни разу не упоминал об этом человеке. Может быть их привязанность усилилась бы, если бы у них было побольше времени. Может быть нет. Но одну вещь он знал точно: он был полный дурак, когда пытался привлечь к себе внимание Каши; Павек уже опередил его.

Матра появилась опять, с маской на лице, и вместе они полезли вверх, легко догнав Звайна и Орекэла. Безжалостное полуденное солнце обжигало их тела в ошеломляющей тишине. Трое жителей равнин — которые никогда даже не видели горы так близко, не говоря уже о том, чтобы взбираться на них — думали, что подьем к перевалу никогда не закончится, но они все-таки добрались до конца подъема, когда солнце уже садилось. Черное сменилось зеленым, и они увидели впереди себя густой лес, который протянулся перед ними настолько, насколько они могли видеть.

Для Руари это зрелище было ожившей мечтой. Роща Телами в Квирайте помнила леса, и глядя на нее оживала надежда, что леса должны вернуться. А это огромное пространство — это было тем, чем перестали быть пустыни и пустоши Атхаса, и, если надежды Телами когда-нибудь исполнятся, чем станет Квирайт. Он мог бы просидеть здесь всю ночь, просто глядя на лес, но в горах ночью еще холоднее, чем в пустыне, и он замерз бы раньше, чем даже осознал бы это.

Они сгрудились все вместе среди камней, стараясь сохранить тепло, но не получилось. Орекэл сказал, что в темноте спускаться вниз слишком опасно, легко сбиться с пути и упасть в пропасть. Разжечь костер было не из чего, и хотя друидские заклинания Руари могли привлечь воду и безвкусную но питательную еду прямо из холодного воздуха, тем не менее даже он не знал заклинания, которое обеспечило бы их теплом.

Быть может Павек знал такое заклинание. Павек утверждал, что он запомнил все заклинания, которые был способен прочитать в архивах Урика. Но скорее всего за всю долгую историю сожженных солнцем Пустых Земель никто даже не подумал найти заклинание, создающее тепло, так что им оставалось только прижиматься потеснее друг к другу и ждать рассвета. Когда первые лучи солнца показались из-за горного кряжа, они застали их окоченелыми, мрачными и неотдохнувшими.

Спуск с перевала оказался для их ног даже труднее, чем вчерашний подъем. Руари обнаружил на голени и бедрах своих ног множество новых мускулов, и каждый из них болел не переставая. Было бы лучше всего, если бы все его тело одеревенело, а так он чувствовал каждый шаг, от пятки до основания черепа. Ему было трудно даже думать о том, что чувствуют другие; весь его мир начинался и заканчивался болью во всем теле.

Когда Орекэл попросил его показать карту, Руари, не думая, вынул ее из рукава и молча протянул дварфу.

— Сынок, это что-то, но это не карта, сынок.

— Я никогда не говорил, что это карта, — возразил Руари, слабо улыбаясь и ища глазами куда бы сесть так, чтобы потом сидеть долго и уютно.

— Сынок, у нас проблема.

Руари уже сидел на стволе поваленного дерева и хотел бы никогда не вставать с него. Он хотел бы, что у него хоть что-нибудь перестало болеть. Лес был совершенно замечательным местом — обещанием, которое каждый друид давал в своей роще, выполненным в максимально возможной степени. Тут были птицы и насекомые, дополняющие деревья, были и серые невысокие облака, обещавшие настоящий — не магический — дождь. Земля здесь кипела жизнью, все ползло и копошилось, в пригорошни грязи здесь было больше жизни, чем в пустыне на протяжении дня пути.