Если Павек не смог уклониться от того, что квириты считали его героем, то он совершенно не собирался отказываться от того, что после битвы Каши должна была принять его равноправным партнером и любовником. Она повернулась к нему в поисках утешения, когда Телами лежала, умирая, и он обнажил перед ней сердце, чего он не делал никогда — и даже не пытался — перед кем-нибудь другим. Но потом, когда Телами приняла решение, Каши вообще отвернулась от него. Она никогда не говорила с ним наедине и не глядела ему в глаза. Если он подходил к ней, она отступала, до тех пор пока сам Павек не отступал, унося тупую занозу в сердце, которая болела сильнее самой кровоточившей раны.
Павек не понимал, что сделал плохого или не правильного — не считая отсутствия взаимопонимания во время их первой встречи. Уличные черви-темплары знали об утешении примерно столько же, сколько они знали о том, как выращивать песчаные сорняки.
Все это время Каши держала совет и водила компанию только сама с собой. Восстановление Квирайта стало целью ее жизни, и она нуждалась в рабочих, а не в партнерах. А что касается любви, то Акашия, похоже, если и нуждалась в любви мужчины, то очень хорошо это скрывала, и в результате Павек оставался далеко от круга ее забот. Он проводил один полдень из четырех обучая квиритов искуству сражаться, как Каши того хотела; в остальные дни он приходил в деревню к ужину, а потом возвращался в рощу, где и спал, а свет лун падал ему на лицо.
Так было легче для них обоих.
Легче. Лучше. Мудрее. Во всяком случае Павек так говорил сам себе, когда думал об этом, а это бывало очень редко, так как он запрещал это себе. Но правда состояла в том, что с бьющимся сердцем он сам убежал бы в рощу Телами, даже если Каши пригласила бы его.
Порыв ветра пронесся по роще. Он с силой шлепнул Павека по щеке — Телами наскучили его догадки и раздумья, и, как он надеялся, напрасная трата времени.
Он распылил последнюю пыльцу и подобрал свою мотыгу. Отмеченная камняли тропинка вела от опушки в сердце рощи — магия Телами, которая вела его туда с самых первых дней после ее смерти. Эта дорожка доводила его до того самого места, где Телами хотела, чтобы он был. Если он отклонялся, то очень сильно рисковал, даже сейчас. Роща Телами изобиловала болотами и ямами, грязными, как кучи мусора в Урике. А в этих местах в изобилии водились безымянными созданиями, которые считали, что нынешний, не слишком талантливый друид рощи, просто Большой Кусок Мяса.
Где-то около самого сердца рощи находилась каменная расщелина, на обоих концах которой он был, но путь через нее найти так и не сумел. И окутанный радугой водопад, на который ему хотелось бы посмотреть еще один раз, но он никак не мог забыть, что ему потребовалась три дня, чтобы выбраться оттуда.
Не сходи с дороги, проворчала Акашия, когда он наконец вернулся в Квирайт, усталый и голодный после этого не самого удачного приключения. Делай только то, что она говорит тебе. И не причиняй мне неприятностей.
Он рассказал ей о цветном тумане и чувстве возбуждения, которое он испытал, стоя под водопадом, а холодная вода плескалась вокруг него. Глупо, не спрашивая, он взял ее руку, собираясь показать ей то, что было еще свежо в его памяти.
Делай что хочешь в роше Талами, сказала она ему, холодно и жестко, как любой темплар Урика. Броди где хочешь. Сиди под водопадом и никогда не возвращайся назад, если думаешь, что нет ничего более важного. Но не тащи за собой меня. Мне это не интересно.
Павек не мог вспоминать водопад без того, что не вспомнить лицо Каши, искаженное презрительной усмешкой. Он попытался найти дорогу назад, чтобы восстановить в своей памяти красоту и чистоту этого места, но не смог вспомнить дорогу. Она стерла ориентиры из его памяти.
Это было не правильно. Бывало, что во время своих старых приключений среди темпларов он выглядел плохо, но они оставались в его памяти и никто, за исключением инквизиторов с мертвыми сердцами, не мог заставить его забыть об этом.
Еще один порыв ветра ударил Павека по щеке.
— Работа, вот что тебе нужно, Просто-Павек. Экриссар разрушил поселок, очень сильно повредил поля и рощи, многое мы уже восстановили, но осталось еще больше. Недалеко отсюда есть ручей, в него с берега упали стволы деревьев, он запрудился и гниет. Нельзя рассчитывать, что это исправится естестественным путем, только не в Пустых Землях. Необходимо прочистить его русло и укрепить берега.
В последний раз вспомнив о водопаде, Павек пошел по дорожке в рощу. Он никогда не был мятежником. Он всегда следовал приказам, поэтому и выжил Урике; и в Квирайте это тоже сохраняет ему жизнь.
После недолгой ходьбы по тропинке Телами Павек очутился в месте, где на земле осталось пятно от ярости Элабона Экриссара; раньше там росли деревья со сладкими орехами, а под ними тек ручей. Теперь деревья лежали на земле, покрытые плесенью, по ним ползали отвратительные на вид личинки. Часть стволов обрушилась в ручей, превратив веселый ручей в гниющий и омерзительный пруд. Насекомые тучей вились над зеленой водой, а зловоние гниющего мяса висело в воздухе.
И тем не менее по сравнению с другими местами в роще, по которым ударило зло Элабона Экриссара, это место было здорово и почти чисто. Здесь не было никакой опасности, надо было всего-навсего вытащить стволы из воды и дать возможность ручейку течь дальше. Очевидно Телами специально откладывала эту работу до того дня когда она решит, что ему надо тот самый вид отвлечения от мрачных мыслей, который может принести только полное изнеможение после тяжелой физической работы. Павек спросил себя, сколько еще таких мест есть у нее в запасе, и сколько еще ему надо, прежде чем он научиться думать о Каши так, чтобы не погружаться в свое собственное болото с головой.
Телами замерцала над верхушкой одного из обрушившихся деревьев. — Дай воде потечь. Работай с землей, а не против нее.
Временами случалось так, что он не знал, как подойти к делу, и тогда она давала ему ключи. Теперь же она ожидала, что он сам решит проблему. Он встал на колено и сам внимательно изучил землю. Он ничего не мог сделать для уже упавших деревьев, но ясно видел старое русло ручейка и мог заставить его опять течь по нему.
Насекомые учуяли запах Павека и тепло его тела. Его тут же накрыло жалящее липучее облако. Не думая он шлепнул по шее. Когда он взглянул на пальцы, на них была кровь.
— Великолепно, Просто-Павек, просто великолепно, — мерцающий призрак не упустил случай поиздеваться над ним со своего насеста. — Да ты скорее лишишься всей своей крови, прежде, чем убежишь от жуков.
Как ни любил Павек ощущение, когда магия друидов текла через его тело, сила друидов никогда не была первой мыслью, котороя приходила ему в голову, когда он сталкивался с проблемой. Чувствуя себя полным дураком, он закрыл глаза и вдавил ладони в грязь. Страж Квирайта уже был здесь, ожидая его.
В другое место, подумал Павек, добавив образ вонючего пруда, который мог быть, а мог и не быть где-нибудь в роще.
Сила Стража поднялась внутри Павека и вокруг него. Она подхватила жуков, собрала их в живую, жужжащую и раплывчатую ленту, которая улетела от Павека без сопротивления или колебания. Вдохновленный своим успехом, Павек уселся на пятки, вздохнул и отпустил силу обратно в землю.
Каждое место имело своего стража; это было основой друидства. У каждого дерева, у каждого камня был свой дух. Когда Пустые Земли были переполнены жизнью, эти стражи были радостны и доброжелательны. Но теперь, когда темное солнце превратило землю в выжженную безжизненную пустыню, друиды могли призывать ее силу только в местах вроде Квирайта, где рощи хранили память о прошлом великолепии. В других же местах стражи, которых они пытались призвать, являли собой только тень самих себя. Если они были не слабы, то полностью безумны, и сводили с ума друидов, которые слишком тесно контактировали с ними.
У стража Квирайта не было какой-то особой личности, которую Павек мог бы обнаружить. Телами, по ее собственному признанию, сама стала маленьким кусочком его силы и сознания. Павек подозревал, что каждый друид, умерший в Квирайте, становился частью стража, и было не так много квиритов, которые не были друидами, в той или иной степени. Время от времени он чувствовал в страже еще одну личность: Йохан, ветеран-дварф, погибший в тот день, когда Экриссар напал на Квирайт. При жизни Акашия была фокусом Йохана, он был предан ей всем сердцем и все его устремления были связаны только с ней. И даже в смерти он все еще защищал ее, но не как баньши, а как одна из личностей стража.