- Папа дома не ночевал.
Не ночевал, значит, был при шефе. У шефа, видимо, тяжелый приступ. Как потом Фидель Михайлович узнал, терзаясь мучениями, куда мог исчезнуть его сын, шеф всю ночь бредил манией вседозволенности: сначала плакал, что он любит президента, потом уговаривал врача, уговаривал свою жену Дарьяну Манукяновну и её подругу Тоню / для сотрудников на Антонина Леонидовна, неприступная, как фанатичная монахиня/, чтоб они признали его, Анания Денисовича, президентом России.
С шефом безоговорочно соглашался только врач - он был лицо зависимое от шефа, шеф был его работодателем: кто платит, того и славят.
Дарьяна Манукяновна исступленно твердила: "Придуривается, идиот".
Антонина Леонидовна, обращаясь к шефу, была мягче: "Аничка, золотко мое, давай уснем".
"Только не с тобой", - отвечал шеф, прижимая к ладони левой руки большой и указательный пальцы, как бы показывая, что у него тоже, как и у всенародно избранного, рука трехпалая. Водя левой рукой перед глазами присутствующих, твердил, как заклинание: "Не с тобой, не с тобой..." У него даже голос менялся - становился хриплым, как у неизлечимого пропойцы. По хрипоте, по минутным паузам между словами в нем угадывался действующий президент.
Портила впечатление Дарьяна Манукяновна: "Возомнил себя, рыжий, хрен знает кем".
На жену он не обижался, потому что она - жена. Все остальные ему поддакивали, потому что у шефа капитала на многие миллионы долларов и брат в правительстве.
Утром следующего дня после получения страшной телеграммы Фидель Михайлович обратился за помощью к товарищу полковнику - он старый разведчик на ловле интересующих власть субъектов съел не одну собаку.
- Узнаю, - сказал тот обыденно просто, коротко взглянув на постаревшее за ночь лицо своего сотрудника. - Установлю, проживает ли ваша бывшая супруга - как её, Прасковья Федоровна Рубан? - в гостинице "Националь".
- У нее, по всей вероятности, фамилия уже другая, - подсказал несчастный отец.
- Ну и что? - не удивился товарищ полковник. - Сколько б раз человек не менял фамилию, а коль он вернулся в Россию, мы ему припомним его первую, а если пригласим кое-куда, то и спросим, зачем он это сделал.
- Пашу спрашивать не надо, она дура, - заступился за свою бывшую супругу Фидель Михайлович.
Товарищ полковник удрученно покачал облысевшей головой: дескать, наивная простота - именно чаще всего женами-дурами и делается большая политика, не обязательно государственная, финансовая - тоже.
- Вам следует поближе познакомиться с Антониной Леонидовной, неожиданно предложил товарищ полковник. - И тогда вы поймете, как умны женщины, хотя их бывшие мужья тоже называли их дурами. Да-да, не ухмыляйтесь.
А Фидель Михайлович вовсе и не ухмылялся. Это была не ухмылка, а нервный тик. Он вполне серьезно, с надеждой обращался к человеку, который мог выйти на след исчезнувшего ребенка, а этот человек в такой неподходящий момент говорит бог знает о чем. Он, умный и хитрый, умней и хитрей дюжины матерых волков, предлагает сойтись с какой-то женщиной. Хотя... она вовсе не какая-то, а секретарь самого шефа. Красотой она, конечно, не блещет, уже в годах, но не старая, и, как утверждает товарищ полковник / а в людях он не ошибается/, ума у неё - палата. Ну и что?
Разве мало сейчас людей умных и в то же время глупых? Больше всего глупят умные, потому что деятельные натуры. Посредственности отсиживаются в укромных норках, присматриваются к событиям, помалкивают, идут за умными, когда те уже побежали и у тех уже что-то получилось.
Весь следующий день Фидель Михайлович не находил себе места, а товарищ полковник сидел в своем кабинете-сейфе, никуда не отлучался. А мог бы посетить гостиницу "Националь" - там у него своя ещё с доперестроечных лет агентура.
Ничем не мог помочь и Аркадий Семенович. Он сокрушался, но по существу дела молчал, и вообще в последний месяц что-то заставляло его молчать. Но Фидель Михайлович чувствовал, здесь была какая-то загадка - намечалась какая-то крупная игра, и не связана ли она с его выкраденным сыном?
На четвертые сутки товарищ полковник пригласил к себе Фиделя Михайловича, не глядя в глаза, сказал:
- Ваша бывшая супруга, она теперь Полин Маккин, была в Москве. Вашего сына она увезла в Америку,
"Бог мой! - побледнел Фидель Михайлович. - Для моего отца это смерть!" Стараясь выглядеть спокойным, спросил:
- Как же его вернуть? Если он там останется, он уже не будет русским.
- Почему же?
- Нет, не будет! Он вырастет, если станет летчиком, будет бомбить Ирак, а может, и Россию. Война-то с Америкой впереди. Я уже рассчитал...
- Не горячитесь. Ваши расчеты...
- Мои расчеты - это научно обоснованный прогноз! Вероятность восемьдесят процентов...
- Вот видите! Остается двадцать. И прогноз ваш долговременный. Меня к этому времени уже сожгут в крематории, а вы уйдете на пенсию.
- А сын? Мой сын! Что будет с ним?
- Он же при матери... - Я его выкраду, - твердо пообещал Фидель Михаилович.
Товарищ полковник промолчал. Он знал: Америка - не Россия. Там детей выкрадывают не мастерством и смелостью, а деньгами, притом, очень большими.
3
"Как же она посмела? Не пощадила мое сердце?" - спрашивал отец в ответном письме.
Ответил он не сразу на письмо сына, а уже когда вернулся из больницы. Врачи не надеялись, что после такого потрясения учитель выживет - был обширный инфаркт.
Спасибо, конечно, московской бригаде врачей. В Приосколье Аркадий Семенович направил своих друзей, в том числе профессора - специалиста по болезням сердца.
У местных врачей диву не было предела: прислать целую бригаду с новейшей аппаратурой, о которой в Приосколье даже не слышали - кто-то так щедро швырнулся деньгами.
Недавно с подобным приступом доставили бизнесмена - человека денежного и в Просколье авторитетного - врачи бились трое суток, но спасти не смогли. А пригласить из Москвы светил не рискнули - это обошлось бы слишком дорого.
Вот и закопали бизнесмена: был - нет. Как посредник он три шкуры драл с потребителей - не выдержало сердце, в сорок лет сошел в могилу.
Учителя жалели, уважали и любили. Сочувствовали его горю, знали, как все это произошло.
Мальчик шел со школы домой. У школьных ворот стояла булыжного цвета "Волга". Из машины выскочил высокий рыжий крепко скроенный крепыш, спросил: "Ты - Олег?" Мальчик ответил: да, он - Олег. Тогда крепыш: "А к тебе приехал папа. Я - за тобой". Мальчик сел в машину. С тех пор его никто не видел.
В международном аэропорту Шереметьево дали Фиделю Михайловичу справку, что мальчик Олег Рубан, в билетах нигде не зафиксирован. А вот на российско-финской границе женщина предъявила на мальчика документ, что это её сын. Мальчик был на неё похож.
Пограничник, проверявший паспорта, фальши не обнаружил. А она была международный паспорт с фотографией матери и сына был поддельным. Товарищ полковник узнал об этом, когда уже Полин Маккин покинула пределы России, увозя с собой мальчика. В похищении Олега участвовал её муж, бывший морской пехотинец Майкл Маккин. От этой информации Фиделю Михайловичу стало не легче.
Так с горького события для него начался новый год. А сама встреча его произошла своеобразно, с непредвиденным гостем.
Герчики, особенно Клара, настаивали встретить Новый год у них, но он своим грустным видом решил не портить им веселья, остался дома в своей "хрущевке".
У него были припасены бутылка коньяка и шампанское. Коньяк он берег обычно для профессора Белого, своего бывшего начальника по лаборатории прогноза. Тот регулярно посещал своих подчиненных, и те его поили, пока он не сползет под стол. Заваливался он, уже подвыпивший, и к Фиделю Михайловичу, и тому ничего не оставалось, как обильной выпивкой благодарить за выбитую для него квартиру. Сколько было выпито коньяков, а профессору Белому все было мало. Фидель Михайлович поил благодетеля, порой отказывая себе в самом необходимом.