При тусклом свете фонаря все выглядело, как в кошмарном сне: повозки походили на катафалки, а люди – на призраков, которые исчезнут с первыми проблесками зари. И в людях и в повозках, появившихся тайно под покровом ночи, было что-то зловещее.

Сейчас Мэри воспринимала все гораздо острее, чем в первый раз, ибо теперь она знала, чем они промышляют. Контрабандисты доставляли в "Ямайку" запрещенные товары. В прошлый раз один из них был убит. А что, если сегодня вновь свершится злодейство! Все происходившее во дворе пугало и в то же время завораживало ее. Мэри просто не могла отойти от окна. Повозки приехали пустыми, и их загружали товаром, который был спрятан в трактире в ту страшную субботнюю ночь. Мэри решила, что трактир служил временным складом; при удобном случае повозки приезжали вновь, груз перевозили к берегу Теймара и там сбывали с рук. Расстояния, на которые перевозились товары, были столь велики, что в контрабанду наверняка втянуты сотни людей от Пензанса и Сент-Ива на юге до Лонстона на границе с Девоном на севере. В Хелфорде редко говорили о контрабанде, да и то со снисходительной усмешкой и перемигиванием – трубка, набитая контрабандным табаком, или бутылочка бренди с какого-нибудь судна в Фалмуте были роскошью, которую хелфордцы изредка позволяли себе, не испытывая угрызений совести.

Однако то, что происходило здесь, выглядело отнюдь не безобидным делом, но жестоким и даже кровавым. Тут уж не до усмешек. А если в одном из контрабандистов вдруг пробуждалась совесть, его ждала петля. В цепи этого предприятия, которая тянулась от побережья до границы с соседним графством, не должно быть ни одного слабого звена. Бунтарю – веревка вокруг шеи. Тот незнакомец заколебался – и поплатился жизнью.

Вдруг Мэри пришло в голову, что утренний визит Джема Мерлина в "Ямайку" не случаен, и она почувствовала горечь разочарования. По странному совпадению в ту же ночь вновь объявились контрабандисты. Джем упоминал, что недавно вернулся из Лонстона, а ведь Лонстон стоит на берегу Теймара. Мэри вспыхнула от негодования. Как бы там ни было, заснула она нынче с мыслью, что, возможно, найдет в нем друга. Какая глупость с ее стороны! Совпадение слишком очевидно, ошибки быть не могло.

Джем мог не ладить с братом, но они связаны одним делом. Он прискакал в "Ямайку", чтобы предупредить хозяина о том, что ночью приедут порожние повозки. Все ясно как Божий день. Ну а потом, пожалев Мэри, он посоветовал ей уехать в Бодмин. Здесь не место для девушки, сказал он. Еще бы, кому как не ему знать – это ведь он из той же шайки. С какой стороны ни глянь, в "Ямайке" творились отвратительные дела, а она оказалась в этом страшном месте с беспомощной, как ребенок, тетей Пейшнс на руках. Положение казалось Мэри совершенно безвыходным.

Вскоре обе телеги были нагружены, люди забрались на них и уехали. Этой ночью все совершилось довольно быстро.

Сверху Мэри были видны огромные голова и плечи дяди, который стоял у крыльца с фонарем в руке; свет его прикрывала заслонка. Телеги выкатились со двора и, как и предполагала Мэри, повернули налево в сторону Лонстона. Она отошла от окна и легла в постель. Почти сразу же послышались шаги дяди, он поднялся по лестнице и направился в спальню. В гостевой комнате в ту ночь никого не было.

Несколько дней было тихо – в "Ямайку" никто больше не заезжал. Лишь однажды по дороге в Лонстон черным испуганным жуком прошмыгнула почтовая карета.

Наконец выдалось ясное утро, на безоблачном небе засияло солнце. На фоне темно-голубого неба четко вырисовывались холмы, трава на болотах, обычно коричневатая, подернулась тонким слоем льда. В затвердевшей грязи виднелись четкие следы коровьих копыт. Легкий северо-восточный ветер тихо насвистывал свою песенку, морозец пощипывал щеки.

При виде солнца Мэри, как обычно, приободрилась и с утра принялась во дворе за стирку. Закатав рукава, она опустила руки в корыто: горячая мыльная пена приятно ласкала ее кожу, покрасневшую от холода. Ей было легко и хорошо, и, стирая, она тихонько напевала. Дядя ускакал куда-то на болота; ее охватило ощущение свободы. Стены дома укрывали от ветра. Мэри отжимала белье и развешивала его на невысоком кусте утесника, ярко освещенного солнцем; к полудню все должно высохнуть.

Вдруг она услышала стук в окно и подняла голову. Тетя Пейшнс с бледным, искаженным от страха лицом знаками звала ее в дом. Мэри вытерла руки о фартук и побежала к задней двери. Едва она вошла на кухню, как тетя, вцепившись в нее трясущимися руками, стала что-то бормотать. От волнения она заикалась и захлебывалась словами.

– Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь, – проговорила Мэри. – Я не могу разобрать, что вы лепечете. Ради Бога, сядьте и выпейте воды. Ну, что стряслось?

Несчастная женщина раскачивалась на стуле взад и вперед, рот ее опять нервно подергивался, она кивала головой в сторону двери.

– Там мистер Бассет из Норт-Хилла, – прошептала она. – Я увидала его из окна гостиной. Он прискакал на лошади, и с ним еще один джентльмен. О Господи, что же нам делать?

Не успела она договорить, как у парадного входа раздался громкий стук.

Последовала небольшая пауза, и в дверь забарабанили снова.

Тетя Пейшнс застонала, прижала руки ко рту и в отчаянии стала грызть ногти.

– Зачем он явился? – рыдала она. – Он ни разу не появлялся здесь, избегал нас. Он что-то прослышал, я знаю. Ой, Мэри, что делать? Что мы ему скажем?

Мэри принялась лихорадочно думать. Она была в большом затруднении. Если это мистер Бассет, а он представитель власти, то у нее появился шанс разоблачить дядю, рассказав о повозках и обо всем, что видела с момента приезда. Девушка посмотрела на трясущуюся от ужаса тетушку.

– Мэри, Мэри, ради всего святого, придумай, что мне говорить, – молила она. Схватив руку племянницы, тетя Пейшнс прижала ее к сердцу.

В дверь дубасили вовсю.

– Послушайте меня, – произнесла Мэри. – Надо его впустить, или он вышибет дверь. Возьмите себя в руки. Скажите только, что дяди Джосса нет дома и вы ничего не знаете. Я пойду с вами.

Тетя бросила на нее дикий, полный отчаяния взгляд.

– Мэри, – сказала она, – если мистер Бассет спросит тебя, что ты знаешь, ты ведь не расскажешь ему, правда? Я могу положиться на тебя? Ты не скажешь ему о повозках? Если Джосс попадет в беду, я на себя руки наложу, так и знай, Мэри.

После этих слов Мэри уже не рассуждала. Она скорее солжет и угодит в ад, чем заставит тетю страдать, однако из положения выпутываться все равно надо.

– Пойдемте вместе, – сказала она. – Мы долго не задержим мистера Бассета. Вам нечего бояться, я ничего не скажу.

Они вышли в холл, и Мэри отодвинула засов тяжелой парадной двери. Около крыльца стояли двое. Один колотил в дверь; другой, крупный дородный мужчина в плотном макинтоше с капюшоном, сидел верхом на прекрасном гнедом скакуне.

Шляпа его была низко надвинута на лоб, но Мэри все же заметила лицо в глубоких морщинах и подумала, что он, верно, немало повидал на своем веку.

На вид ему было лет пятьдесят.

– Долго же вы заставляете ждать! – воскликнул он. – Похоже, приезжих тут встречают не очень радушно. Хозяин дома?

Тетя Пейшнс толкнула Мэри в бок, и та ответила:

– Мистера Мерлина нет дома. Не желаете ли выпить чего-нибудь, я вас обслужу, если угодно пройти в бар.

– Выпить? Какого черта! За этим я бы в "Ямайку" не поехал. Мне надо поговорить с хозяином. Эй, вы ведь жена хозяина? Когда вы ждете его домой?

Тетя Пейшнс попыталась изобразить реверанс.

– Изволите ли видеть, мистер Бассет, – заговорила она неестественно громко и отчетливо, как ребенок, отвечающий старательно выученный урок, – мой муж уехал сразу же после завтрака, и я, право, не знаю, вернется ли он до ночи.

– Гм, – проворчал сквайр, – вот некстати. Я хотел сказать пару слов мистеру Джоссу Мерлину. Послушайте-ка, милейшая, вашему дорогому муженьку самым подлым образом удалось купить "Ямайку" у меня за спиной, но мы не станем сейчас ворошить прошлое. Однако я не потерплю, чтобы моя земля и все окрест стали притчей во языцех, рассадником зла и беспутства.