Гораздо важнее (и страшнее) Чурана были иные враги; впрочем, Митин скорее назвал бы их "врагами поневоле". Беспокоили монополисты, душившие в зародыше всякую конкуренцию, устанавливавшие "свои" цены на все, что было им подвластно. Руководствовались вполне законными основаниями: неплатежами, ростом курса доллара, мировыми ценами. Однако при всей разумности доводов оппоненты мельчили, признавая свою "удельность" как единственную данность. Митин же рассматривал Государство как единую корпорацию, и с этой точки зрения повышение цен, например, на проезд в метро (абсолютно экономически обоснованное) было антигосударственным действом, ибо лишало народ возможности без особого ущерба для семейного бюджета передвигаться к рабочим местам или местам отдыха. Росло общее раздражение, и как следствие - повышался уровень нестабильности общества в целом. То же касалось связи, железных дорог, электроэнергии и даже бытовых услуг - парикмахеры взвинтили цены на стрижку и вместо, к примеру, пятидесяти человек по пятнадцать рублей обслуживали пятнадцать по пятьдесят. Сразу выросло количество нестриженых и небритых, и, по данным врачей, подпрыгнул процент педикулезников и чесоточных. Лишь хлеб, молоко и масло удавалось держать на стабильном уровне цен с помощью государственных рычагов, но и на них уже покушались ретивые рыночники. Еще нужно было в срочном порядке обуздать рифмующуюся троицу ФДС - Фокина (министр энергетики и топлива), Дрокина (министр путей сообщения) и Сорокина (культура и спорт). Последний, к слову сказать, монополизировал распределение госбюджетных средств: деньги раздавались под шизофренические проекты всенощных фейерверков (пойди, посчитай, сколько там их улетело, ракет этих, сколько петард бабхнуло), мрачных народных гуляний с водкой и драками и концертов "Рок против наркотиков", после которых наркомафия с удовлетворением подсчитывала прибыль, вырученную от продажи зрителям пакетиков с героином и "травкой".

Государство как корпорация или, скорее, как единая семья - таков был основополагающий принцип Митина. А в семье все имели равные права, членам семьи нужны были: безопасность, еда, одежда, работа - и доступный отдых, с книжкой ли в руке, у телеэкрана или в партере театра и филармонии. Глава Государства выступал в таком случае как отец, к которому все имели равный доступ и никто не пользовался особой любовью и расположением. Из Пыхты такого отца не получилось, он чересчур был занят собственной семьей, был мелок, заботлив к внукам в ущерб всей стране - оттого мельчили и все остальные, нагружая карманы шальными деньгами. После нас хоть потоп, нет гнуснее поговорки...

Возврат же к коммунистическим идеалам был невозможен, как бы кто не хотел этого. Общество слишком далеко зашло в поисках чаемой свободы, обратно дороги не было. "Кто вообще не тоскует о советском прошлом - у того нет сердца, кто хочет возврата к нему - у того нет головы", - сказал Митин на одной из пресс-конференций. Особого оживления в зале эта фраза не вызвала: многие как раз хотели вообще забыть все, другие - жаждали разворота на 180 градусов, передела, перекроя, революции...

- Андрей Константинович, десять, - сообщил секретарь Леша Проклов, свой человек. - Министры уже здесь.

- Запускай, - дал "добро" Митин.

Рукопожатия, протокольные улыбки.

Корреспонденты, толпясь, щелкали камерами. Потом расступились, пропуская оператора Гостелевещания. Снято. Проклов аккуратно, широко расставив руки, оттеснил в приемную репортеров и так же аккуратно, без стука, закрыл двустворчатую дверь.

По Чурану доложил Буров: коротко и с цифрами. Столько-то взято в плен, столько-то уничтожено. Потери минимальные. Кольцо сжалось, сроки утверждены. Все.

То же самое повторил, но чуть более высокопарно, эмвэдэшник Башмаков. Рутина.

Митин хотел было предложить министрам обсудить вопросы внеплановые и более отдаленные, скажем, развитие фундаментальной науки или построение отношений с немусульманской Азией - Китаем, Вьетнамом, Японией, но неожиданно слово попросил Михно.

Министр-спасатель был изначально "митинским" человеком, ибо служил длительное время в том же учреждении, только с морским уклоном. Боевой пловец. Неожиданно для коллег он, преуспевающий спец, уволился (знаем мы эти увольнения!) и возник в качестве путешественника на обложках журналов и на телеэкранах. Красавчик, эдакий славянский супер, как будто сошедший с полотна Константина Васильева, Вадик Михно высоко держал красное знамя с серпом и молотом на всех широтах - от Северного до Южного полюса. Он тоже был из плеяды "государевых слуг" без государя, и Митин, после краткой беседы, легко вычислил его и буквально "втащил" в правительство. А Вадик упирался, хотел забвения и отдыха с досугом где-нибудь на Багамах.

Из министерства спасения Вадик Михно, конечно же, в несколько приемов сотворил министерство абсолютно силовое - с боевыми структурами и спецгруппами, с бэтээрами, самолетами и даже подводными лодками; набрал безработных коллег, иные, узнав обо всем, бросали свои, ставшие независимыми, республики и просились в Россию, кое-кто добился гражданства и теперь искал (прятал), откапывал (закапывал), тушил (поджигал) в дружном коллективе т.н. "третьего" силового министерства, больше напоминавшего не министерство, а таинственный, как в кино, разведывательный "Центр".

- У меня есть весьма любопытная информация, - сказал Вадик голосом уставшего от жизни человека. - Для всех любопытная.

- Наверное, ваши люди добыли для нас какие-нибудь чертежи или формулы, - догадался Буров. - Министерство спасения не может бездействовать.

- Снежного человека поймали, таежного чикатилу, - предположил Башмаков.

Митин поднял руку вверх, останавливая шутки. Уж он-то знал, что Вадик, как истый профи, не станет попусту "брать слово" на рядовом совещании.

- Докладывайте, Вадим Николаевич...

- Собственно, докладывать нечего - только сообщить. В Злоямовском районе Красноямского края потерпел аварию самолет Ту-154, борт 8765, рейс Москва - Владивосток с посадками в Красноямске и Хабаровске. На борту находится - или находилось - 78 пассажиров... Но это, хоть и важно, спасатели уже вылетели, - но не есть главное.

- Что же для вас главное, если упавший самолет с людьми не главное? удивился Буров. - Вы - чего министерство? Спасения?

- Главное заключается в спецбочонке, находящемся - или находившемся на борту авиалайнера. - Вадик посмотрел на Зотова, до сих пор молчавшего. У вас, кстати, Сергей Ильич, ничего не пропадало?

- Да как не пропадало! Еще как пропадало! С 91-го тянется, двадцать шесть номиналов спи... , сволочи. Восемь нашли, двенадцать в разработке, а шесть болтаются неизвестно где, - неожиданно громко и зло откликнулся Зотов. - Хорошо, что не применили ничего... пока.

- Ну, вот вам девятый - "желтый бром", - так же устало сказал Михно.

Да ты что, Вадик? - перейдя на непротокольное "ты",

поразился Зотов. - Быть того не может! Кто?

- Какой-то Гунидзе. Абрам Лукич... Возглавляет "Инвал"; что за фирма понять трудно. То да сё, и в целом - ни хрена.

Инвалиды, - снова догадался Буров.

- Не инвалиды, а инвалюта, - поправил его Башмаков. - Знаю я этот "Инвал". Инвалиды, правда, там тоже присутствуют. Налоги платят. И Гунидзе знаю - из партийцев, хитровыгребаный такой...

- Грузин, что ли? - поинтересовался Митин.

- Да какой грузин, Андрей Константинович! - засмеялся Башмаков. Интернационал в человеческом образе.

А что это - желтый бром?

- Нашим... и вашим готовили, Андрей Константинович, - сказал Зотов. Я пришлю человека с подробным описанием. Страшная штука.

- Да уж не УПСА! - согласился Башмаков.

Михно, медленно выходя из театральной усталости, удивленно посмотрел на руководителя МВД.

- А вы, что, тоже в курсе?

- Не лыком шиты, - с удовлетворением парировал министр. - Это ваша структура молода, как ГПУ в 20-м годе (так и сказал "годе"), а нашей - 200 лет, слава Богу. Кое в чем поднаторели, батенька...