– Тебе ничего не надо делать, – сказал он, отвечая на вопрос, который я задал ему еще в другой комнате. – Кроме того, что я тебе скажу, когда придет время. Актерских способностей от тебя не потребуется. Как групповод, ты отлично справишься со своей ролью и будешь выглядеть очень естественно.

– Он рассмеялся и, поднимая бокал, сказал:

– Выпьем за моего брата!

Все подняли бокалы и, воскликнув "Армино!", повернулись ко мне лицом.

Затем Альдо по очереди всех мне представил, при этом он подходил к каждому и, называя его по имени, хлопал по плечу.

– Джорджо, родился неподалеку от Монте-Кассино, родители погибли во время бомбежки, воспитывался у родственников… Доменико, родился в Неаполе, родители умерли от туберкулеза, воспитывался у родственников… Романо, найден в горах после отступления немцев, воспитывался у партизан… Антонио, то же самое… Роберто, то же самое… Гвидо, сицилиец, отец убит мафией, бежал из дома, воспитывался у Сестер бедных… Пьетро, родители утонули во время наводнения в долине По, воспитывался у соседей… Серджо, родился в концентрационном лагере, воспитывался у дяди… Джованни, родился в Риме, найден подброшенным на паперти, воспитывался у приемных родителей…

Лоренцо, родился в Милане, отец умер, мать снова вышла замуж, отчим – извращенец, бежал из дома, работал на фабрике, чтобы скопить денег на учебу в университете… Чезаре, родился в Пезаро, отец утонул в море, мать умерла при родах, воспитывался в приюте.

Альдо подошел к концу стола и положил руку мне на плечо.

– Армино, в семейном кругу известный под именем Бео или Беато по причине кудрей и ангельского нрава. Родился в Руффано, отец умер в лагере у союзников, мать, забрав мальчика, бежала в Германию с отступающим немецким офицером, впоследствии вышла замуж в Турине. Теперь вы все знаете, или, лучше сказать, узнаете друг в друге родственные души. Потерянные и брошенные. Униженные и отвергнутые. До срока выкинутые в мир родственниками и теми, кто сделал для вас то, что велит долг, но не больше. Я пью за вас.

– Он поднял бокал, кивнул всем двенадцати, потом мне и выпил. – А теперь за дело, – сказал он, ставя бокал на стол.

Джорджо, юноша, который стоял к нему ближе всех, вынул карту, и Альдо разложил ее на столе. Это была крупномасштабная карта Руффано. Я вместе со всеми придвинулся ближе. Взаимные представления, совершенно неожиданные и фантастические, привели к тому, что я на некоторое время забыл, кто я такой.

Теперь я был не Армино, одиноким групповодом без цели, без реального дела, которого, возможно, разыскивает полиция, но еще одним Джорджо, еще одним Лоренцо.

– Как вам известно, – сказал Альдо, – путь будет пролегать от пьяцца дель Дука Карло к пьяцца Маджоре. Иными словами, вниз по северному холму к центру города на пьяцца делла Вита и вверх по виа Россини к герцогскому дворцу. До самой пьяцца делла Вита путь будет свободен, а потом начнется потеха. Горожане, которых будут изображать студенты Э. К., стекутся на площадь по всем пяти дорогам, за исключением виа Россини, которую будут удерживать придворные, то есть студенты-гуманитарии. Сражение начнется, как только Сокол минует пьяцца делла Вита и начнет подниматься на холм. Вы вместе с придворными, охраняющими дворец, будете сдерживать горожан до тех пор, пока Сокол благополучно проедет сквозь ваши ряды, пересечет двор и поднимется в герцогские покои. Ясно?

– Все ясно, – согласился Джорджо, которому, видимо, было поручено выступать от имени всех двенадцати.

– Хорошо, – сказал Альдо. – Теперь остается закрепить за каждым придворным место на виа Россини – это вы можете уладить с добровольцами – и передать план боковых улиц вожакам Э. К. Численный перевес – примерно три к одному – будет на их стороне, но в этом и заключается смысл нашего триумфа.

Он сложил карту. Я не сразу заговорил. Вопрос был столь очевиден, что казался нелепым.

– А как же зрители? Кто очистит улицы? – спросил я.

– Полицейские, – ответил Альдо. – Они делают это каждый год. Но на сей раз они получат более подробные инструкции. После указанного времени на отведенную территорию будут допущены только участники фестиваля.

– А откуда будет смотреть публика? – упорствовал я.

– Из всех доступных окон, – улыбаясь, ответил Альдо. – Начиная с пьяцца дель Дука Карло, вниз до пьяцца делла Вита и вверх по виа Россини до герцогского дворца.

Я прикусил ноготь большого пальца – давно забытая детская привычка.

Альдо слегка подался вперед, и моя рука упала сама собой.

– В прошлом году, – сказал я, – во всяком случае, мне так говорили, в представлении принимали участие сотрудники университета, и многочисленные зрители смотрели из дворца.

– А в этом году, – ответил Альдо, – места во дворце получат лишь немногие избранные. Основная масса сотрудников университета будет находиться на пьяцца дель Меркато.

– Но она расположена под дворцом, – возразил я. – Что они смогут оттуда увидеть?

– Зато они многое услышат, – сказал Альдо, – и отлично увидят последний акт, а он будет самым интересным.

Кто-то постучал в дверь, ведущую из зала для аудиенций на галерею.

– Посмотрите, что там такое, – сказал Альдо.

Один из студентов, кажется Серджо, подошел к двери и обменялся несколькими словами с пажом, который впустил меня во дворец. Через несколько секунд он вернулся.

– Стражники привели парня, который шатался под западным порталом, – сказал он. – У него не было пропуска, и, когда они стали его допрашивать, он принялся их оскорблять. Они хотят знать, отпустить его или нет.

– Городской или студент? – спросил Альдо.

– Студент. Э. К. Здоровенный наводчик, сам лезет на рожон.

– Если сам лезет, мы ему поможем, – сказал мой брат и велел Джорджо привести незваного гостя.

– Может быть, это мой громила, – сказал я, – парень, который в понедельник хотел искупать меня в фонтане. Сегодня вечером я видел его в буфете, и он похвалялся, что ему наплевать на пропуск.

Альдо рассмеялся.

– Тем лучше, – сказал он. – Он может нас развлечь. Всем надеть маски. Армино тоже дайте.

Ко мне подошел Джорджо и протянул черную полумаску с прорезями для глаз, такую же, как те, что в субботу были на дуэлянтах. По примеру Альдо и двенадцати я надел ее, чувствуя некоторую неловкость. Затем огляделся и, увидев группу замаскированных мужчин, освещенных факелами, в центре погруженной во мрак комнаты, понял, что на постороннего такое зрелище должно произвести не слишком приятное впечатление.

Вошли стражники, тоже в масках, волоча под руки пленника. На глазах у него была повязка, но я сразу узнал верзилу из университетского буфета.

Альдо бросил на меня быстрый взгляд, и я кивнул.

– Отпустите его, – сказал мой брат.

Стражники развязали пленнику глаза. Студент заморгал и огляделся, потирая руки. Четырнадцать мужчин в старинных костюмах и масках – вот все, что он увидел в темной, освещенной призрачным светом факелов комнате.

– Значит, ходим без пропуска? – мягко спросил Альдо.

Верзила во все глаза уставился на него. Возможно, подумал я, он впервые в жизни переступил порог герцогского дворца. Если так, то первое впечатление, скорее всего, приведет его в ужас.

– А вам какое дело? – огрызнулся он. – Если это очередной розыгрыш гуманитариев, то, предупреждаю, вы о нем пожалеете.

– Никаких розыгрышей, – сказал Альдо. – Здесь распоряжаюсь я.

Никто не шелохнулся. Студент поправил воротник рубашки и галстук, сбившиеся во время потасовки, которую он затеял, чтобы избежать ареста.

– Что значит – распоряжаетесь? – злобно спросил он. – Уж не думаете ли вы, что, напялив эти дурацкие костюмы, можете меня напугать? Мое имя Марелли, Стефано Марелли, и мой отец – владелец сети ресторанов и отелей на побережье.

– Твой отец нас не интересует, – сказал Альдо. – Расскажи нам о себе.

Вкрадчивый тон Альдо обманул студента, и он попался в расставленные ему сети. Он обвел всех снисходительным взглядом.