Доктор не разрешал, она швырнула в него чьей-то кардиограммой.
Доктор доказывал, что никто не осмелится соединить ее с самим Главным Организатором, и заслонял локтем телефон.
Она попыталась укусить его.
Он встал у стены: психиатру ли удивляться припадкам и агрессивности? Посмотрим, что у нее получится...
- Мы не имеем права соединять пациентов с такими лицами, нам запрещено.
- Он сам разрешил мне обращаться в любое время, скажите - Мария из десятого мегаполиса!
- Нам запрещено, положите трубку!
- Скоты! Он загонит вас на Орлиное плато! Эй, эй!..
Психиатр погладил ее по рукаву, легко подталкивая к двери. Про себя отметил: невменяема.
На следующий день она, тихая и подобострастная, пыталась задобрить его улыбкой.
- Видите ли, у меня идея особого государственного значения, о которой немедленно должен знать Главный Организатор. Я могу умереть, государству будет урон...
- Передавать какие-либо идеи запрещено! Изложите письменно!
- Но предварительно я должна поговорить с Главным...
- Запрещено!
- Изверги! У вас нет сердца, у вас нет души!
Она колотила по аппарату, врач едва унял ее и вывел из кабинета.
Прошли сутки, психиатр ждал и слегка нервничал. Все же она пришла. На ее лице угадывалась надежда. Он сжалился, он взялся за аппарат, но она покачала головой и указала на него. Он занервничал сильнее: разговаривать с такой персоной, как Методист, ему еще не приходилось.
- В моей клинике проводится важный эксперимент, нужно кое о чем срочно сообщить Главному Организатору... Да, он разрешал лично. - Врач утер испарину на лбу. - Нет, государственных секретов не будет... Хорошо, жду...
Краем глаза он следил, как мелко подрагивают ее руки. Она то и дело притрагивалась к животу.
- Разум всесилен! - встрепенулся психиатр. - Я возглавляю клинику, здесь будут роды... Нужно поговорить с Главным... Но обстоятельства чрезвычайные, я могу доложить только ему лично... А когда?.. А связаться с ним никак нельзя?.. Передать?.. Видите ли, пациентки ведут себя... Хорошо, я изложу письменно... Передайте, что Мария из десятого - он знает ее лично... Понял-понял... Виноват... Разум востор...
Ее руки массировали живот, она закусила губу до крови, слезы скатывались к уголкам рта.
- Схватки?
- Рано... Пройдет. Где он? - Мария слизнула с губы кровь.
- Отбыл в творческое уединение, местонахождение засекречено. Чем он тебе поможет? Чего ты добиваешься?
- Не отбирай его у меня, - она униженно тронула его руку. - Ты же добрый, ты понимаешь... Я сбегу и спрячусь после родов...
- Зачем он тебе? Через год уже будет видно, что он ненормальный.
- Ну и что?! Пусть! Бедненький должен иметь мать, разве тебе не жалко его?
- А кто будет добывать через двадцать лет молибден? Ты забыла главную цель.
- Не-ет, - хищно улыбнулась она. - Вы его не получите. Он не будет добывать молибден! Я не отдам его никому! И если вы тронете, то Александр уничтожит всех вас, он отомстит...
- Кто такой Александр?
- Только тронь, тогда узнаешь, - отступала она к двери. - Он отправит тебя самого в рудники. Только попробуй...
Она вышла, врач включил селектор.
- Сестра? Присматривайте за Марией. На всякий случай приготовьте хинин, будем провоцировать досрочные...
Мария немного полежала, потом подошла к окну и подергала решетку. Она попробовала оторвать коротенький плинтус у шкафа, но сил недоставало. Тогда она решила разбежаться от окна и удариться животом в дверь, но ребенок в страшном предчувствии разбушевался, и она снова легла. А что, если упросить Эльзу, поясом от халата? Не согласится... Но она все же поднялась и пошла к Эльзе.
Из палаты стремительно вышла сестра и развернула Марию.
- Туда нельзя - инфекция! Что-то с ребенком. Иди к себе!
Сестра махнула кому-то и вновь вошла к Эльзе. Мария услышала плач малыша и стоны Эльзы.
- Он же голоден, дайте покормить! Отойди, гадина! Не подпущу!
Два увальня-санитара оттеснили Марию и распахнули дверь. Эльза завизжала, ребенок зашелся в кашле.
- Давай шприц-пистолет! - командовала сестра. - Да не этот! Который для психов!
- Не подходи, убью!
- Ну что вы встали?! - ругалась сестра. - По моей команде - раз, два...
Мария прошла мимо распахнутой двери и завернула за угол. Вестибюль был пуст в этот предвечерний час. Она нажала кнопку лифта, дверцы раздвинулись. Последним был семнадцатый этаж. От стремительного движения ее затошнило, она испугалась, что сейчас схватит и ей не успеть. Ранка на закушенной губе кровоточила. Лифт остановился, она вышла в небольшой холл. Стекла были толстыми, она поискала, чем можно ударить. Ткнула кулаком бесполезно. С высоты виделся багряный край неба, студеный свет его был полон холодом ледников.
Мария отыскала выход на пожарную лестницу, но марши, уходящие вниз, примыкали друг к другу почти без зазоров, в сквозную щель даже не видно было дна этого здания. Зато лестница уходила наверх, на крышу, и выходной люк туда был предусмотрительно не задраен, потому что, по мысли пожарных, спасение в случае чего можно было искать и на крыше...
Как же холодно и ветрено наверху!
Мария подошла к ограждению, за которым небольшой приступок кровли оставлял еще шанс для зыбкого балансирования. Но сам оградительный парапет был невысок, и Мария, поддерживая нестерпимо напрягшийся живот, затравленно посмотрела на ставший темно-сизым тревожный окоем небес, поглотивший солнце. И такая вселенская, мучительно-тяжкая тоска сместила сердце к горлу, что от животного испуга Мария рывком бросилась через барьерчик, и огромный ком человеческой боли и страдания взорвался криком над мертвенно-серым скопищем зданий.
И стало темно.