Кто-то принес бренди, наверное, Банни, когда возвращался. Каждый получил свою порцию. Робин выпил стакан медленно и жадно, руки его тряслись. Амброс Манатон – быстро и нервно, и на его побелевшее лицо снова вернулись краски. После всех выпила Гартред. Она тихо постанывала, положив Матти голову на плечо. В ее серебряных волосах еще виднелась кровь.

– Я не собираюсь проводить расследование, – начал Ричард медленно. – Что было, то прошло. Мы сейчас накануне серьезных событий, судьба всего королевства поставлена на карту. Не время сейчас сводить личные счеты и ссориться. Если вы принесли присягу, я требую повиновения.

Никто не отвечал. Робин бессильно смотрел в пол.

– Мы постараемся поспать еще немного перед рассветом. Я останусь с Амбросом, а ты, Банни, ляг вместе с Робином. Утром вы вдвоем отправитесь в Кархейс, а я присоединюсь к вам позже. Могу я попросить тебя, Матти, побыть с миссис Денис?

– Да, сэр Ричард, – спокойно ответила она.

– Как у нее пульс? Много крови она потеряла?

– С ней все в порядке, сэр Ричард. Я хорошо ее перебинтовала. Сон и отдых сделают свое дело, и к утру ей будет лучше.

– Никакой опасности для жизни?

– Нет, сэр. Рана рваная, но неглубокая. Пострадала только ее внешность.

Губы у Матти дрогнули, и я подумала, что она, видимо, о многом догадывается.

Амброс Манатон избегал смотреть в сторону кровати, как будто женщина, лежащая там, была ему незнакома. Похоже, между ними все было кончено. Не бывать Гартред миссис Манатон, не владеть ей Трекаррелем.

Я отвела взгляд от ее неподвижной фигуры и почувствовала, как Ричард взялся за спинку моего стула.

– Тебе в эту ночь пришлось несладко, – сказал он тихо и отвез меня в мои покои. Там взял на руки и положил на кровать.

– Сумеешь заснуть?

– Вряд ли.

– Отдыхай. Скоро мы все уедем. Еще несколько часов, и все кончится. Война заставляет забыть личные неурядицы.

Он оставил меня и ушел к Амбросу Манатону, сделав это отнюдь не для того, чтобы охранять его сон, а чтобы казначей не сбежал от него за несколько часов, оставшихся до рассвета. Банни отправился спать к Робину, что тоже было разумной предосторожностью. Раскаяние и бренди и не таких мужчин доводили до самоубийства.

Мне было не до сна. Бледное, холодное лицо луны, высоко поднявшееся над тихими, темными садами, заглядывая в наши окна, стало свидетелем странных событий, разыгравшихся в Менабилли. Да, думала я, Гаррисы и Гренвили не сумели добром отплатить за гостеприимство.

Прошло несколько часов, и вдруг я вспомнила Дика, который, должно быть, спал рядом, в гардеробной, совсем один. Бедный мальчик, он упал в обморок при виде крови, как в детстве. Может, он тоже не спит сейчас, содрогаясь со стыда при воспоминании о произошедшем. Мне даже казалось, я слышу его. Я решила, что его мучают кошмары, что ему тяжело одному.

– Дик! – позвала я тихо. – Дик!

Но ответа не было. Немного погодя с моря подул легкий бриз, и от сквозняка открылась щеколда, запиравшая дверь между моей комнатой и гардеробной. Дверь начала хлопать и скрипеть не переставая, как сорванная ставня. Крепко же спал Дик, если не проснулся от этого шума!

Луна села, утреннее солнце осветило комнату, разогнав ночные тени, а дверь все скрипела и стучала, раздражая меня и не давая забыться.

Наконец, не выдержав, я перебралась в кресло, решив ее закрыть, но в тот момент, когда я подняла руку, чтобы задвинуть щеколду, я увидела через узкую щель, что кровать Дика пуста… Его не было в комнате. Испуганная, растерянная, я вернулась в постель. Может быть, он пошел искать Банни? Конечно, Дик отправился к Робину и Банни, чтобы не быть одному. Однако я все время видела перед собой его лицо, белое и измученное, даже во сне оно преследовало меня.

Когда я проснулась, солнце уже заливало мою комнату ярким светом, и все события ночи казались просто кошмаром. Как бы мне хотелось, чтобы они растаяли, как ночной сон. Но тут Матти внесла завтрак, и я поняла, что все произошедшее было правдой.

– Да, миссис Денис немного поспала, – ответила она на мои расспросы. – Теперь, пока с нее не снимут бинты, ей будет не до приключений.

Матги фыркнула, и было видно, что в ней нет ни капли жалости.

– Неужели рана не заживет со временем?

– Конечно, заживет, но шрам останется на всю жизнь. Трудновато ей будет теперь приваживать мужчин.

Матти говорила это с таким чувством, будто события прошлой ночи помогли ей свести старые счеты.

– Миссис Денис получила по заслугам, – подытожила она.

Кто знает? Может, это очередной ход в шахматной партии, давным-давно задуманной Всемогущим, а мы просто пешки в руках судьбы? Одно я знала точно: увидев рану на лице Гартред, я перестала ее ненавидеть.

– Все мужчины спустились к завтраку? – спросила я неожиданно.

– Кажется, все.

– А мистер Дик?

– Тоже. Он пришел немного позднее других, но час назад я видела его в столовой.

От мысли, что он уже дома, мне стало легче.

– Помоги мне одеться, Матти, – попросила я.День в пятницу, двенадцатого мая, больше походил на тринадцатое. Деликатность не позволяла мне навестить Гартред. Представьте, как бы это выглядело: я, калека, и она, с изуродованным лицом. Мы теперь на равных, и мне не хотелось напоминать ей об этом. Конечно, другая, торжествуя в душе, могла бы пойти, чтобы изобразить сочувствие, но только не Онор Гаррис. Вместо этого я послала Матти отнести записку, спрашивая в ней, не нужно ли чего, и оставила Гартред в покое.

Робина я нашла в галерее, около окна, правая рука его была на перевязи. Он был мрачен, и, когда я приблизилась, взглянул на меня, потом снова отвернулся.

– Я думала, ты уехал в Кархейс вместе с Банни.

–Мы ждем Питера Кортни, – ответил Робин уныло. – Он еще не вернулся.

– Запястье болит? – спросила я, как можно мягче. Он покачал головой, не отрывая глаз от окна.

– Когда придет конец всем этим крикам и безобразиям, давай жить вместе, ты и я, как когда-то в Ланресте.

Он опять не ответил, но на глазах его выступили слезы.

– Мы слишком долго любили Гренвилей, каждый по-своему. Пришло время им обходиться без нас.

– Они все тридцать лет обходились без нас, – ответил Робин тихо. – Это мы без них не можем обойтись.

С того дня и по сегодняшний ни я, ни Робин ни разу больше не заговаривали на эту тему. Сдержанность заставляет нас хранить молчание, несмотря на то, что мы живем вместе уже пять лет.

Дверь отворилась, и вошел Ричард, а следом, как тень, Банни. Ричард тотчас начал раздраженно ходить по галерее туда-сюда.

– Ничего не понимаю. Уже почти полдень, а Питера нет как нет. Если на рассвете он выехал из Кархейса, то давно должен был приехать. Думаю, что он, как некоторые, решил не обращать внимания на мои приказы.

Робин покорно проглотил эту колкость, он чувствовал себя виноватым и не смел возражать.

– Если вы разрешите, я поеду его искать, – сказал он. – Может быть, он завтракает в Пенрайсе, у Соулов.

– Скорее проводит время в стогу с какой-нибудь крестьяночкой, – возразил Ричард. – В следующий раз, как задумаю воевать, наберу одних евнухов. Отправляйся, если хочешь, только будь осторожен на дорогах. Мне сообщили, что через Сент-Блейзи проходили войска. Конечно, сведения могут быть ошибочными, и тем не менее…

Он прервал свою речь на середине и снова начал ходить туда-сюда.

Мы слышали, как Робин оседлал лошадь и уехал. Время шло. Сначала часы на башне пробили двенадцать, потом час. Слуги принесли холодное мясо и эль.

Мы поели кое-как, без аппетита, все время прислушиваясь. В половине второго на лестнице послышались медленные, неуверенные шаги. Я заметила, что Амброс Манатон бросил взгляд наверх и отошел к окну.

Ручка двери повернулась, и мы увидели Гартред, одетую в дорожную накидку и с вуалью, закрывающей пол-лица. Она была похожа на привидение. Все молчали.

В конце концов Гартред сказала:

– Я хочу вернуться в Орли Корт. Найдите для меня какой-нибудь экипаж.