Но никто ему не ответил, все вдруг вспомнили, что идет война, и к нам вернулись страх, сомнения, ужасная неопределенность. Ощущение покоя исчезло без следа.

26

Той ночью я спала плохо, один тяжелый сон сменялся другим, и однажды мне показалось, что я слышу стук копыт в парке. Окна мои выходили на восток, и я убедила себя, что это мне только пригрезилось или ветер тревожит засыпанные снегом деревья.

Но утром ко мне пришла Матти и принесла завтрак и записку от Ричарда, из которой я узнала, что стук копыт был не грезой, а реальностью: все Гренвили и Питер Кортни покинули дом на рассвете.

В Менабилли прибыл гонец с известием, что ночью Кромвель напал на лагерь лорда Вентворта в Бовей-Треси и застиг его спящим. Было захвачено четыре сотни кавалеристов, а остатки пехоты, которым удалось избежать плена, в полном беспорядке отступили к Тавистоку.

«Как я и боялся, Вентворта застали врасплох, – писал Ричард на клочке бумаги. – Это могло бы стать просто неудачей, но если будет отдан приказ о всеобщем отступлении, тогда дело пахнет катастрофой. Я думаю, мне следует незамедлительно предложить свои услуги совету принца. Ибо если они не назначат сейчас же верховного главнокомандующего, способного обуздать отребье Вентворта, Фэрфакс и Кромвель переправятся через Теймар».

Напрасно волновалась Мери, сэр Ричард Гренвиль провел под ее крышей всего одну ночь, а не неделю, как она боялась.

С утра у меня было тяжело на сердце, а спустившись в галерею, я застала Элис в слезах. Она плакала потому, что знала – Питер будет первым в рядах сражающихся, когда пробьет час. Зять мой тоже был мрачен, а в полдень он уехал, намереваясь добраться до Лонстона, чтобы выяснить там, какая помощь требуется от дворянства и землевладельцев в случае нового нашествия. Джон и Фрэнк Пенроуз отправились предупредить арендаторов, что они снова могут понадобиться. Все эти приготовления страшно напоминали тот августовский день, после которого прошло уже восемнадцать месяцев. Однако теперь было не лето, а зима. И не было сильной корнуэльской армии, способной заманить врага в ловушку, и другой королевской армии, идущей за ней следом, тоже не было.

Теперь наши воины должны были биться в одиночку – Его Величество был далеко, в трехстах милях от нас, а то и больше. Сражаться предстояло тоже не с герцогом Эссекским, а с генералом Фэрфаксом, который не попадается ни в какую ловушку, и без колебаний форсирует Теймар.

Во второй половине дня к нам присоединилась Элизабет из Кумби, у которой тоже уехал муж. Она рассказала, что из Фой до нее дошел слух, будто осада с Плимута снята, и войска под командованием Дигби быстро отступают вместе с солдатами Вентворта к мостам через Теймар.

Кучка несчастных женщин сидела кружком около тлеющего очага в галерее, я глядела на обугленное полено, лежащее среди пепла, и думала о том, как ярко оно горело еще вчера, когда с нами были наши мужчины.

Да, мы уже видели нашествие и пережили ужасы недолгой оккупации, но поражения мы пока не знали. Элис и Мери говорили о детях, о том, что нужно припрятать кое-какие припасы под досками пола, как будто нам предстояло пережить осаду, и ничего больше. Но я помалкивала, глядя в огонь, а про себя думала, что, может быть, мужчинам даже легче погибнуть в сражении, чем оставаться здесь, обреченными на заточение и долгие муки. Я знала наверняка, что для Ричарда лучше погибнуть в бою, чем попасть в лапы парламента. Не нужно большой фантазии, чтобы сообразить, что они сделают с Шельмой Гренвилем, если поймают.

– Король непременно придет нам на помощь, – говорила Элизабет, – он не оставит Корнуолл в беде. Говорят, он собирает большую армию в Оксфордшире. Как только начнется оттепель…

– Наша оборона устоит против мятежников, – продолжала разговор Джоанна. – Джон беседовал с одним человеком из Тайвардрета. За последнее время немало сделано. Говорят, у нас на вооружении есть теперь мушкеты с длинным стволом. Я сама не знаю точно, но Джон утверждает, что мятежникам перед ними не устоять.

– У них нет денег, – сказала Мери. – Джонатан говорит, у парламента нет ни гроша. Народ в Лондоне голодает. Нет хлеба. Парламенту придется пойти на переговоры с королем, потому что больше они не могут воевать. Вот придет весна…

Мне хотелось заткнуть уши, чтобы их не слышать. Они бесконечно повторяли одни и те же россказни: так продолжаться не может… они отступят… им еще хуже, чем нам… когда будет оттепель, когда начнется весна…

И тут я заметила, что Элизабет внимательно смотрит на меня. Она не отличалась сдержанностью, свойственной Элис, к тому же я недостаточно хорошо ее знала.

– А что говорит сэр Ричард Гренвиль? – спросила она. – Вы должны знать больше нас. Сможет он дать отпор мятежникам и отбросить их в Дорсет?

Бедные женщины были настолько неосведомлены о настоящем положении дел, что у меня просто не было ни сил, ни желания заниматься их просвещением.

– Дать отпор? Какими силами, вы полагаете, он может это сделать?

– Теми, что есть в его распоряжении. В Корнуолле достаточно мужчин!

Я вспомнила унылую толпу, собравшуюся на площади в Лонстоне, и горстку храбрецов в поле под Веррингтоном с цветами Гренвилей на плечах.

– Горстка рекрутов и добровольцев против пятидесяти тысяч обученных солдат? – спросила я.

– Все говорят, что мы превосходим их в силе, – убеждала Элизабет. – Конечно, мятежники лучше вооружены, но в открытом поле, в честном бою…

– Вам не доводилось слышать о Кромвеле и его образцовой армии? Разве вы не знаете, что до сей поры в Англии не было армии подобного рода?

Они уставились на меня в изумлении, а Элизабет, пожав плечами, заявила, что за последний год со мной произошли большие перемены, и я стала настоящим пораженцем.

– Если бы мы все так рассуждали, нас давным-давно бы разбили. Думаю, вы пересказываете мысли сэра Ричарда. Теперь я понимаю, почему он так непопулярен.

Элис растерялась, а Мери наступила Элизабет на ногу.

– Не беспокойтесь, – ответила я, – мне лучше вас всех известны его недостатки. Но если совет принца послушается его хотя бы на этот раз, Корнуоэлл можно будет спасти от поражения.

В тот вечер, вернувшись в свою комнату, я выглянула в окно посмотреть, какая стоит погода. Ночь была ясная, сияли звезды. В ближайшее время снега не будет. Я позвала Матти и сказала ей о своем решении: если в Тайвардрете удастся добыть для меня экипаж, я поеду за Ричардом в Веррингтон. Отправимся в полдень, ночь проведем в Бодмине, а через день будем в Веррингтоне. Я, конечно, нарушу таким образом его последний приказ, но меня томило предчувствие, что если я не увижу его теперь, то не увижу больше никогда.

Как я и ожидала, утро было прекрасным, я поднялась рано и во время завтрака сообщила семейству Рэшли о своем намерении. Они все, как один, умоляли меня остаться, говоря, что безрассудно пускаться в путь в такое время года, но я была тверда. И в конце концов Джон Рэшли, дорогой мой, преданный друг, не только все устроил, но и проводил меня до Бодмина.

На пустошах было очень холодно, и меня страшила предстоящая дорога, бднако на рассвете мы с Матти покинули гостиницу в Бодмине. Путь до Лонстона был долог, утомителен и опасен. По обе стороны дороги высились сугробы. Один неверный шаг лошадей, и наш экипаж мог просто развалиться.

Мы с ног до головы были закутаны в одеяла, но пронзительный ветер проникал за занавески и обмораживал лица. Когда мы остановились в придорожной гостинице, чтобы съесть горячего супу, выпить вина и обогреться, я было начала думать, не остановиться ли нам на ночь в Алтарнуне. Но хозяин гостиницы разом положил конец моим колебаниям.

– Последние два дня кругом полно солдат, дезертировавших из-под Плимута, из тех, кто служил у сэра Джона Дигби. Они бегут к себе в западный Корнуолл. Говорят, что не собираются оставаться на берегах Теймар, где их наверняка ждет смерть.

– Что нового они рассказывают? – спросила я, и мое сердце тревожно сжалось.