Операция началась на следующее утро в десять часов с минутами. Почтовый служащий подал мне знак. Щуплый человечек в синем костюме и мягкой шляпе как раз отошел от окошка с конвертом в руке. Ему наверняка не было больше сорока, но выглядел он гораздо старше: землистый цвет лица, шаркающая старческая походка, одежда, что давненько уже не видала ни утюга, ни щетки.

Он подошел к столику, возле которого стоял я с какими-то случайно подвернувшимися под руку бумагами, усердно изображая сосредоточенность, и вытащил из кармана большой конверт. Я успел заметить, что на конверте уже есть марка и адрес. Повернув конверт надписанной стороной к себе, он вложил полученное в окошке письмо и провел языком по клейкому краю, стараясь, чтобы адрес остался мною не замечен. Затем старательно разгладил конверт ладонью и двинулся к почтовому ящику. Ничего не оставалось, как применить один старый приемчик, который никогда не дает осечки.

Я догнал мужчину и сделал вид, что оступился на мраморном полу. Падая, ухватился за пиджак этого джентльмена. Трюк получился прескверно, я поскользнулся по- настоящему, и мы оба грохнулись, словно борцы на ковре.

Я вскочил, помог этому типу встать на ноги, бормоча извинения, и слегка оттеснил его в сторону, чтобы опередить и первым поднять письмо. Я хотел перевернуть конверт, прежде чем передать его владельцу, и прочитал адрес.

"Мистеру Эдварду Бохенону.

Кофейня "Золотая подкова", Тихуана,

Байя Калифорния, Мексика"

Таким образом я добился своего, но и сам засветился. Не было ни малейшего сомнения в том, что этот хлюпик в синем костюме сообразил, что мне был нужен именно адрес.

Я отряхивался от пыли, когда мой поднадзорный бросил конверт в почтовый, ящик. Он прошел не мимо меня, а к выходу на Мишнстрит. Я не мог позволить ему сбежать и унести с собой свою тайну, меньше всего хотелось, чтобы он предупредил Эшкрафта раньше, чем я до него доберусь. Поэтому я решил испробовать еще один фокус, такой же древний, как и тот, который был проделан так неудачно на скользком полу. Я снова двинулся за тощим человечком. В тот момент, когда мы поравнялись, он как раз повернул голову, чтобы удостовериться, нет ли сзади "хвоста".

- Привет, Микки! - обратился я к нему. - Что слышно в Чикаго?

- Вы меня с кем-то путаете, - пробормотал он сквозь зубы, не убавляя шагу. - Я ничего не знаю о Чикаго.

Глаза у него были белесо-голубые, а зрачки напоминали булавочные головки - глаза человека, систематически употребляющего морфий или героин.

- Не валяй дурака! - сказал я. - Ты же сегодня утром сошел с поезда.

Он остановился посреди тротуара и повернулся ко мне лицом.

- Я? За кого вы меня принимаете?

- Ты Микки Паркер. Голландец дал нам знать, что ты едешь.

- Ты что, шизонутый? - возмутился он. - Понятия не имею, о чем ты плетешь.

И я тоже не имел. Ну и что? Я слегка выставил палец в кармане плаща.

- Сейчас поймешь...

Он инстинктивно отступил при виде моего вздувшегося кармана.

- Послушай, корешок, - взмолился наркоша. - Ты меня с кем-то спутал, даю тебе слово. Я никакой не Паркер, и во Фриско живу уже целый год.

- Тебе придется доказать это.

- Да хоть сейчас! - выкрикнул он с жаром. - Идем со мной, и ты убедишься. Меня зовут Райен, я живу совсем недалеко отсюда, на шестой улице.

- Райен? - спросил я.

- Да... Джон Райен.

Это заявление было ему не на пользу. Вряд ли в стране нашлась бы пара преступников старой школы, которые хоть раз в жизни не воспользовались фамилией Райен. Это все равно, что Джон Смит.

Тем временем Джон Райен довел меня до дома на шестой улице. Нас встретила хозяйка - словно топором вытесанная пятидесятилетняя баба с голыми волосатыми руками, мускулатуре которых позавидовал бы любой деревенский кузнец. Она тут же заверила меня, что ее жилец пребывает в Сан-Франциско уже несколько месяцев и в течение этого времени она видит его по меньшей мере раз в неделю. Если бы я вправду подозревал, что Райен - это мой мифический Микки Паркер из Чикаго, я не поверил бы ни единому слову этой женщины, но поскольку все обстояло иначе, притворился, что ответом вполне доволен.

Таким образом, дело было улажено. Райен дал себя надуть, поверил, что я принял его за другого бандита и что письмо Эшкрафту мне до фени. Но, не доведя дело до конца, я не мог успокоиться. Ведь этот тип был наркоманом, жил под вымышленной фамилией, а значит...

- На что же ты живешь? - спросил я его.

- Два последних месяца... я ничем не занимался, - запинаясь, ответил он. - Но на будущей неделе мы с одним парнем собираемся открыть свою столовую.

- Пойдем к тебе, - предложил я, - хочу с тобой кое о чем потолковать.

Не скажу, чтобы мое предложение сильно его обрадовало, но деваться некуда, он отвел меня наверх. Апартаменты его состояли из двух комнат и кухни на третьем этаже. Квартира была грязная и вонючая.

- Где Эшкрафт? - спросил я его напрямую.

- Я не знаю, о ком ты говоришь, - пробормотал он.

- Советую тебе пораскинуть мозгами, - сказал я. - Прохладная, очень приятная камера в городской тюрьме по тебе давно уже скучает.

- Ты на меня ничего не имеешь.

- Да? А что ты скажешь насчет месячишка-другого за бродяжничество?

- Какое бродяжничество? - неуверенно огрызнулся он. - У меня пятьсот долларов в кармане. Я рассмеялся ему в физиономию.

- Не прикидывайся дурачком, Райен. Бабки в кармане не помогут тебе в Калифорнии. Ты безработный, откуда у тебя деньги? Так что под статью о бродяжничестве загремишь как миленький.

Я был почти уверен, что эта пташка - мелкий торговец марафетом. А если так, или если он на крючке у полиции в связи с какими-то другими грешками, то наверняка ради собственной шкуры заложит Эшкрафта. Особенно, если сам Эшкрафт с уголовным кодексом не в конфликте.

Он раздумывал, глядя в пол, а я продолжал:

- На твоем месте, дорогуша, я был бы куда более любезен. Я послушался бы умного совета... и все бы выложил начистоту. Ты...

Он внезапно метнулся вбок и сунул руку за спину.

Я что было силы пнул его ногой.

Стул подо мной качнулся - в противном случае этот тип не собрал бы косточек. Удар, нацеленный в челюсть, пришелся в грудь, наркоша кувыркнулся через голову и кресло-качалка грохнулось сверху. Я отшвырнул его в сторону и отобрал у моей не в меру резвой пташки опасную игрушку - дрянную никелированную хлопушку калибра 8,1 миллиметра. Затем вернулся на свое место за столом.