Но времени уже не было.

Оставалась лишь надежда на хороший эпилептический припадок. Когда Дмитрий Олегович открывал дверь в Главную комнату, его уже подташнивало. Нет-нет, рано. Чуть позже. Припадок произведет нужное впечатление на публику, если он начнется спонтанно. Стоит человек, разговаривает, улыбается, а затем вдруг - бац! Эффектно. Правда, в роли симулянта Курочкин сегодня выступал впервые в жизни и немного волновался. "Успокойся, дебютант, - посоветовал он сам себе. - Пока ты Сорок Восьмой и нанят для теракта, к тебе здесь относятся с пониманием. Все уже готовы к твоим странностям, оговоренным в распорядке. Никто не удивится, когда к странностям добавится еще одна. В качестве экспромта..."

При виде Дмитрия Олеговича оба гоблина-охранника - толстый и долговязый - дисциплинированно поднялись с места. Курочкин оценил диспозицию. Все, как он и предполагал. Первый гоблин уже настраивает телеящик, второй с сиреневой бумажкой в руках исправно караулит оружейный набор. "Моя роль будет здесь сугубо прикладная, - подумал Дмитрий Олегович. - Отцы, значит, рубят, а я отвожу... Славно, что они ничего не рубят в эпилепсии..."

- Сейчас у вас по расписанию двадцатипятиминутный... - начал было долговязый, шурша бумажкой с планом. Время "Ч" неуклонно приближалось, потому охранник уже был неулыбчив и очень деловит. Этого долговязого не так-то просто было бы поймать со штангой на "слабо" или приковать к "Смертельному комбату". Спасти положение могла бы только пена изо рта.

- Я помню расписание, - сурово перебил Ку-рочкин, чувствуя, что фальшивый припадок вот-вот грянет. Ему не хотелось отходить далеко от двери и успеть, когда надо, воспользоваться замешательством публики. В том, что замешательство ему будет обеспечено, он не сомневался. Сорок Восьмой - ОЧЕНЬ дорогой гость здешних мест. Случись с ним что - в первую голову не поздоровится охране.

Толстый гоблин профилактически постучал по корпусу телевизора, потом, орудуя дистанционным пультом, нашел-таки нужный канал, прибавил звук и с готовностью сообщил:

- Прямой эфир, господин Сорок Восьмой. А затем добавил, по собственной инициативе:

- Они уже на Ленинградском, господин Сорок Восьмой.

Курочкин и сам увидел, как на телеэкране кавалькада машин торжественно движется по Ленинградскому проспекту. Как раз в ту минуту, когда охранник с пультом довел громкость до нужной кондиции, кавалькада замедлила ход. Невесть откуда взявшаяся толпа радостных зевак моментально обступила автомобили. Милиционеры с немалым трудом сдерживали особо активных жителей столицы. Прямой эфир заполнился возбужденными возгласами и прочим шумом городской толпы.

- ...С большим интересом встречают москвичи... высокого гостя из ...диненных Штатов Америки, - пробился сквозь шум бодрый голос невидимого телекомментатора. - Со времен окончания... так называемой ...лодной войны... приезд официальной делегации... неизменно... вызывает... самый заинтересованный интерес...

Сообразив, что он, кажется, переборщил по части интереса, комментатор на некоторое время заткнулся, - очевидно, подыскивая новые слова. Оператор тем временем показывал улыбчивого мистера Ламберта, уже созревшего для общения с простыми москвичами. К сожалению, аполитичные горожане, не обращая особого внимания на важную птицу из американского Белого дома, осаждали ту часть кортежа, где был сосредоточен весь цвет Голливуда.

- ...Процесс взаимовлияния культур... - вновь ожил закадровый голос, - был всегда характерен... Роль кинематографа обеих наших стран... - Судя по энтузиазму в голосе комментатора, в двух машинах должны были находиться не только американские, но и наши кинозвезды. На паритетных, так сказать, началах. В действительности же из машин стал высовываться все тот же голливудский набор, который и приземлился в аэропорту. Увидев белокурого Брюса Боура, Курочкин решил: пора!

Он был искренне рад, что знаменитые артисты не увидят его, Курочкина, художественной самодеятельности. А для этих двух зрителей сойдет.

Дмитрий Олегович кашлянул, привлекая к себе внимание, и стал валиться на пол у самой двери. Настоящий эпилептик упал бы как подкошенный, однако этого Курочкин позволить себе не мог. Он не Брюс, у него нет дублеров и всего одна голова.

- Ай! - крикнул он, еще не долетев до пола. - Ой! - выкрикнул он уже на полу. Второй вопль получился гораздо более убедительным, чем первый: при падении Дмитрий Олегович чувствительно ударился и без того ушибленным копчиком. "Ну, сволочи!" - мысленно обозвал он неизвестно кого, поскольку на этот раз падал по собственной инициативе...

Как и предвидел Курочкин, охранники опешили. Внезапный приступ застал их врасплох. Толстяк, обронив пульт, бросился к упавшему Дмитрию Олеговичу, а долговязый беспомощно засуетился по комнате, зачем-то заглядывая в хрустящую сиреневую бумажку. Возможно, он надеялся отыскать в распорядке дня Сорок Восьмого ранее незамеченный пункт: "Приступ эпилепсии". Понятно, ничего подобного в плане не отыскалось.

- Что?! - стал испуганно спрашивать толстый охранник, наклоняясь к Курочкину. - Что случилось?! Что нам делать?!

Вместо ответа Дмитрий Олегович расслабился и дал волю томившейся во рту химии. Бурная пена, спровоцированная снадобьем "Эль-Эс", выплюнулась изо рта сама собой, по пути задев подвернувшегося толстяка. Со стороны лежачий фармацевт был, вероятно, похож на непослушный огнетушитель, который сначала бестолково бурчит, а потом окатывает пожарника.

- Что с вами? - в конце концов опомнился и долговязый страж, склонился над Курочкиным и тоже был прицельно оплеван. Дмитрий Олегович даже сам не ожидал от себя таких хулиганских повадок. Но роль требовалось играть до упора.

- Воды!.. - простонал Курочкин, разбрызгивая пену и сквозь полуприкрытые веки наблюдая, как оба гоблина с грехом пополам утирают свои физиономии. На самом деле вода при эпилептическом припадке не требовалась; нужно было только следить, чтобы пострадавший случайно не откусил себе язык. В случае чего Дмитрий Олегович уже готов был тяпнуть за палец любого из доброхотов, однако медицинские познания и впрямь оказались нулевыми. Получив приказ "Воды!", оба рванули с места, словно бегуны после стартового выстрела, столкнулись лбами в дверях, синхронно обматерили друг друга, вместе кое-как протиснулись в дверной проем и исчезли.