-- Напомни.

-- Ты сказала: "Я твоя навечно". Сказала?

-- Да! -- Эльпи не повела при этом даже бровью.

-- Ты сказала: "Я пойду за тобой в огонь и в воду".

-- Верно, сказала.

Хусейн всплеснул руками. Он потрясен. Более того: потрясено все его существо правдивостью ее, прямотой ее. А ведь могла бы отказаться, могла заявить, что запамятовала. Вполне могла! Но нет, она подтверждает его слова Да еще как! В присутствии своего господина. Ладно, он пойдет дальше, он напомнит ей кое-что, чего она не ждет. И меджнун несется вперед очертя голову. Все ему теперь нипочем!

-- Ты целовала меня?

-- Да, целовала.

-- Я знаю тепло твоих ног.

Она утвердительно кивает.

Меджнун искоса глядит на господина Хайяма, но выражение лица у того отсутствующее. Его будто вовсе нет среди этих стен, словно он далеко отсюда. И это немного смущает меджнуна. Он теряет уверенность, напористость...

-- Напоминая обо всем этом, Эльпи, я говорю тебе: оставь этот дом, я внесу деньги за тебя, я сделаю все, чтобы ты была хозяйкой в моем доме.

Но разве не знает она, что нет у него ни денег, ни дома, нет ничего, кроме чрезмерной горячности и желания любить красивую женщину?

-- Я соберу деньги... У меня много богатых друзей, которые помогут мне, которые сделают все, чтобы соединить нас. Я и дом найду для тебя, и над ним будет небо такое же, как и здесь, и солнце такое же, как и здесь, и луна тоже...

Она, кажется, делается снисходительнее к нему, доверчивее к словам его. Она говорит тихо:

-- Наверное, так...

Хусейн чуть не подпрыгивает от радости. Все как будто идет на лад. Нет, не может любить юная красавица этого пожилого -- нет, старого! -- человека. Это ясно. Это ясно даже слепому!

-- Я не думаю, Эльпи, что твое сердце так быстро может позабыть любящее его сердце. Я говорю "не думаю", а теперь скажу так: я уверен, что два любящих сердца принадлежат друг другу вечно. Не так ли?

И снова, к его удивлению, она говорит:

-- Да.

Что он слышит?! Что ему еще надо? Поскорее вызволить ее из этого ада. И Хусейн обращает свой взгляд на господина Хайяма. А тот по прежнему каменный, по прежнему отсутствующий. Слышал ли он все, что говорилось здесь ?

-- Эльпи! -- кричит горячий меджнун, -- Прошу тебя: скажи господину, потребуй от него своего освобождения на законном основании. Я внесу все деньги, необходимые для этого!

И взволнованный меджнун умолкает. Теперь необходимо вызвать господина Хайяма на объяснение, надо вырвать из него слово. Его молчание не только настораживает, но и озлобляет. Кто может поручиться за долготерпение меджнуна? Разве он не из плоти? Разве он не человек? И он не посмотрит на то, что здесь он в гостях. Ради Эльпи пойдет на все...

А хаким сидит, и дыхания его не слышно. Сущий индийский идол, безжизненный идол. И глаза его полуприкрыты. И руки скрестились на груди. Невольно задаешься вопросом: а слышат ли уши его? Не оглох ли он от любви или равнодушия? Что это с ним творится?

На всякий случай Ахмад стоит за дверью. Нет, нельзя оставлять господина с этим сумасшедшим! Что, ежели Хусейн подымет на него руку? Этого можно ждать от неистового меджнуна. Ибо любовь его есть болезнь его, болезнь сердца, недуг души... Ахмад глядит в щелочку, которая на высоте глаз его. Не спускает взгляда с меджнуна, как орел с ягненка на краю пустыни...

Эльпи молчит. Она молчит напряженно, долго молчит в щемящей тишине, в которой бьются три сердца. Их стук доносится даже до Ахмада. И Ахмад решает, что это есть тишина, полная глубокого значения, тишина чрезвычайная, которая разрывается в конце концов громоподобно.

Эльпи ни на кого не смотрит. Она смотрит куда-то в себя, словно в зеркало... Что то она скажет?..

"Ежели попросит помощи, пусть не ждет пощады этот ученый соблазнитель. А ежели отвергнет?.." -- Так говорит про себя влюбленный Хусейн.

"Ну что ж, -- думает хаким, -- дело близко к развязке. А этот меджнун очень влюблен, но не в этом беда. Худо, что он вовсе потерял голову или, что еще хуже, глуп от рождения. Сидит себе меджнун, сидит и ждет ее решения. Но какого?"

Зльпи заговорила. Спокойно. Неторопливо. Точно читала по бумаге. Говорила она по арабски так, что казалось, всю жизнь прожила в Каире или Багдаде. Откуда у нее такой великолепный выговор? Но не будем ломать над этим голову, лучше послушаем ее. Вот ее слова:

-- Дорогой Хусейн, я изменяла своему прежнему хозяину, ибо ненавидела его. А за что было любить его? За скаредство? За скотство и грубость? За обжорство и пьянство? И я изменяла ему. И он поймал нас с тобою, и ты был бит. И я была нещадно наказана. Он продал меня. Он разлучил нас. И только великий бог соединил нас в Багдаде. Я любила. Не кривила душой, слушала свое сердце, свою душу.

Меджнун сиял. Будто месяц в ясном небе. Он был рад, у него выросли крылья. Он готов был летать. Нет, не подвела его Эльпи, говорила она сущую правду, не щадя себя, не стесняясь хакима, хозяина своего!

Эльпи продолжала:

-- Да, ты знал тепло моих ног. Ты имел все, что хотел. И я не жалею ни о чем...

Меджнун готов встать из-за столика, взять ее за руку и вывести из этого проклятого дома... Но Эльпи продолжает:

-- Я не обманывала тебя. И к чему обман? Это худшее из того, что я знаю. Я верила тебе и доверяла. Почему бы и нет? Разве ты плох? Посмотри на себя: ничем тебя не обидел бог. И право, было бы глупо не любить тебя, особенно если рядом с тобой негодяй, мнящий себя великим меджнуном.

Хусейн на радостях потирал руки. Они сейчас уйдут отсюда -- в этом он не сомневался. Но куда? Где дом его? Где крыша над головой? Кто построил ее? И когда?

А Эльпи говорит:

-- Я отдаю должное твоей смелости и самоотверженности. Кто действовал смело ? Ты. Кто не жалел своих сил, чтобы вырвать меня из когтей урода? Ты. Кто не думал при этом о своей безопасности, кто презирал опасность? Ты. Неужели можно забыть все это?

-- Нет! -- кричит Хусейн, восхищенный ее словами, в которых сплошная правда...

И она вдруг холодно заключает:

-- И все таки, несмотря на все это, я прошу тебя об одном: оставь меня.

Хусейн ничего не понимает. Эти слова плывут мимо него.

-- Да, очень прошу: оставь меня. Я объясню тебе почему: я люблю другого. Не будем обсуждать это. Сердце очень часто не подвластно нам. Я остаюсь здесь на законном основании, то есть у своего законного хозяина.