– Вы не посмеете! Вы нарушаете закон!

– Какой-такой закон, гаспадин? Тот, что у вас дома был, у папы с мамой? – повернулся я. – Финн, покажи ему закон.

Финн шагнул вперед и упер ему в пуговицу на брюхе эмиссионный раструб ружья. Большим пальцем снял предохранитель и на спуск поехал, мне-то видно.

– Отставить! – говорю. – Хай живе, – говорю. И продолжаю: – Если иначе вас не убедить, я этого мужика ликвидну. Так что посматривайте друг за другом. Еще раз случится такое – исследованиям вашим кранты, и дома родного вам не видать. А вы, доктор, предупреждаю, сыщите управу на всю вашу хевру.

И к лунтикам оборачиваюсь.

– А вы, таварисчи, держите ухо востро. Разработайте свою систему контроля. Без проколов. Все эти эрзлики поручены вам. И если сочтете, что кого-то надо ликвиднуть, не рассусоливайте, – и опять к директору обращаюсь: – Доктор, любой лунтик имеет право входа куда угодно и когда угодно. Даже к вам в спальню. Ваши местные ассистенты вам теперь начальники по всем делам касательно режима. Если лунтик решит пройти за вами или за кем угодно в туалет – не возражать! Может оказаться, он нервный.

И к лунтикам оборачиваюсь.

– Прежде всего режим! На какого бы эрзлика ни работали, глаз с него не спускать! Распределите их промеж себя, и никакого ротозейства! Чтобы мышеловки не соорудили без вашего ведома, не то что передатчика! Работа остановится – вас не касается: зарплата вам идет.

Вижу – заулыбались. Ассистенты в лаборатории – это были лучшие рабочие места для лунтиков в то время. Но работать надо было под началом эрзликов, а они смотрели на нашего брата сверху вниз, даже те из них, кто по-людски к нам относился или строил из себя, что по-людски относится.

Спустил я ученым это дело. Когда мне позвонили, я всерьез собирался ликвиднуть виноватых. Но проф и Майк меня переубедили: планом не предусматривались насильственные меры против землян – кроме самых неизбежных.

Расставили «уши» вокруг научного городка – широкополосные чувствительные приемники, поскольку даже самые узконаправленные источники дают рассеяние вблизи места расположения. И Майк взял на подслух все телефоны в городке. Оставалось ногти грызть и надеяться.

Чуть полегче вздохнулось, когда с Эрзли ничем не откликнулось. Наши цензурованные передачи там принимали безо всяких подозрений: частный, коммерческий и главлунский потоки на вид шли своим чередом. А мы тем временем работали, силясь за дни сделать то, на что нужны месяцы.

Случайно нам в чем еще повезло? В том, что на Луне никаких пассажирских кораблей не было и не предвиделось до седьмого июля. Могли бы как-нибудь схитрить, заманить офицерский состав «на обед к Вертухаю», а тем временем наложить лапу на их передатчики или демонтировать их. Без нашей помощи им было бы не взлететь. В те дни одной из статей расхода льда была поставка воды для реакторов. По сравнению с зерновым транспортом – небольшая статья расхода: по кораблю с людьми в месяц, а зерно шло ежедневно. Так что прибытие корабля ничем особым нам не грозило. Тем не менее, считаю, нам повезло. И так хлопот был полон рот, чтобы всё выглядело тип-топ, пока мы не подготовимся к обороне.

Баржи с зерном шли, как раньше. Одна пошла с катапульты чуть ли не одновременно со штурмом Вертухаевой резиденции. И следующая проследовала по расписанию, и за ней тоже.

В этом деле за весь промежуток не было ни оплошностей, ни обмана. Проф знал, что делает. Зерновой экспорт для такой малой страны, как Луна, был серьезнейшим делом, с которым за две недели не покончишь. Речь шла о хлебе и пиве для множества народу. Если бы наш комитет сходу ввел эмбарго и прекратил закупку зерна, нас вышибли бы в момент и поставили бы другой комитет, который иначе думал бы.

Проф говорил, что нужно время для перевоспитания. А тем временем баржи с зерном шли, как обычно. «Лу-Но-Гон» перехватила документацию о поставках и выдерживала сроки, используя вольнонаемный персонал. Переписка шла от имени Вертухая, и Майк разговаривал с Главлуной на Эрзле голосом бедняги Мортимера. Его зам повел себя разумно, как только понял, что это продлевает срок его жизни. На месте остался и главный инженер. Макинтайр был по натуре лунтик без балды, а не сука, и шанса своего не упустил. Прочие завотделами и мелкая сошка и вовсе были не проблема. Жизнь продолжалась, как раньше, и мы были слишком заняты, чтобы сходу развинчивать машину Главлуны и пускать годные части в распродажу.

Вышло, что чуть ли не дюжина народу выдает себя за Саймона Клоунса. Саймон накатал хамский стишок в их адрес и картинку изобразил на первых страницах «Лунатик», «Правды» и «Гун». Ваечка позволила себе вернуться в блондинки, отправилась проведать Грега на новую катапульту, а потом еще на десять дней заглянула в Гонконг, в свой прежний дом, причем взяла с собой Анну, которая хотела там побывать. Запросилась в отпуск Ваечка, и проф поторопил ее с этим делом, говоря, что по телефону ее в любой момент достать можно будет, а вот более тесные партийные связи в Гонконге нам нужны позарез. В ее отсутствие распоряжаться стилягами выпало на мою долю, а Слим и Хэзел стали моими порученцами. Умные, светлые ребята, на них я мог положиться. Слима в трепет привело открытие, что «камрад Борк» – это я, причем вижусь с «Адамом Селеной» каждый день. Сам он состоял в партии в шестом этаже. А ячейку себе подобрал, что надо, и в другом смысле. Ни с того, ни с сего Хэзел толстеть начала, причем не с Маминой изысканной кухни. Вышла, стало быть, на орбиту наша Хэзел. Слим был готов присвоить ей фамилию «Стоун», как только она выразит готовность. А попутно они с нашим лихим рыжиком вовсю занимались еще и партработой.

Не все проявили добрую волю. Многие камрады оказались бойцами только на словах. Еще большее число сочло, что раз покончено с миротворцами-карателями и Вертухаем, значит, и дело в шляпе. Кое-кто не снес, узнав, как низко стоит в партийной пирамиде. Такие хотели устроить перевыборы и оказаться во главе. По этому поводу Адаму названивали бессчетно. Он выслушивал, соглашался, заверял эту публику, что благой порыв впредь до перевыборов не должен пропадать зря, и – адресовал ко мне и профу. И стоило мне предложить поработать, эти обиженные мигом как сквозь землю проваливались, так что я и имен-то не припомню.

Работы было выше головы, а охотников до нее – ни души. Очень немного. Несколько первейших добровольцев пришло из людей, на которых партия вовсе не рассчитывала. А в целом лунтики, что партийные, что без, «патриотической» работой не интересовались, если за нее платили не жирно. Один чмур, он всюду выставлялся как член партии (при том, что не был), прихватил меня в «Дрянд-отеле», где у нас штаб разместился, с предложением выпустить пятьдесят тысяч значков для «Ветеранов революции», кто был в партии до того. Ему «небольшой доход» (по моей прикидке, процентов четыреста), доля мне, причем без хлопот, и чудный подарок всем и каждому.

Когда я выставил этого типа, он напоследок заявил, что капнет на меня лично Адаму Селене. Мол, я саботажник, а Адам – это его очень близкий друг, и мне попомнится.

Такой «подмоги» было сколько хошь. Но мы нуждались совсем в другом. Сталь была нужна для новой катапульты, причем в огромных количествах. Проф допытывался, вправду ли нужно заделывать наши «булыганы» в сталь. Приходилось толковать, что голую скалу индукционным полем не захватишь. Нужно было передислоцировать прежние локаторы Майка и установить новые, с использованием допплеровского эффекта, поскольку была опасность удара из космоса по прежним точкам их размещения.

Мы кликнули добровольцев, и явилось только двое годных, а нам нужно было несколько сотен слесарей, которые не возражали бы повкалывать в гермоскафах. Пришлось нанимать людей и платить, как положено. Так что «Лу-Но-Гон» пошла под заклад Лун-Гонконгскому банку. По запарке открылось, что до дура грошей переведено на Эрзлю Стю. Чудо-камрад Фу Мозес Моррис, что бумаги вместе с нами подписывал, чтобы дело шло, оказался банкрот, и довелось ему начинать заново с мелкой портняжной мастерской в Конгвилле. Но это позже случилось.