- Что же вы здесь стоите? - решил я как-то выкрутиться. - Здесь опасно.

Она испуганно оглянулась.

- Посмотрите под ноги.

- Снег, - ничего не понимая, пошевелила жертва волоконцами.

- Да нет. Под нами студеное бесформенное течение, с тонкой затвердевшей корочкой. Если корочка треснет, нам не выбраться из слизистых объемов, и быть нам среди обтекаемых спящих организмов.

Она пожала плечами и пошла обратно.

Всю дорогу я продолжал уныло молчать, слабовольно откладывая на потом решительное признание. Я делил оставшееся до расставания время на равные промежутки (их оказалось семь), рассчитывая воспользоваться третьим или четвертым. Но промежутки таяли, и незаметно, у плоского кирпичного отвеса с надписью "Булочная", наступил седьмой.

- Мне пора, - едва остановившись среди воздушных волнорезов, она собралась уже уйти.

Господи, ведь она действительно сейчас уйдет. Мы расстаемся, даже не договорившись о следующей встрече (видите, я уже стал рассчитывать на следующий раз), а что буду делать я? Опять месяцами готовить снасти и дожидаться своего часа?

- Хорошо, - сказал я и посмотрел на часы. - Вам действительно пора.

Она повернулась и уже наполовину скрылась в темноте.

- Вам скучно со мной? - я попытался растянуть седьмой промежуток и ступил в полутень.

- Иногда очень, - не останавливаясь, с убийственной прямотой говорила она. Вначале мне даже было интересно. Встреча в плоском безбрежном пространстве

- это было свежо, но теперь я поняла, что у вас такой вычурный стиль.

Как-то не остроумно называть речку студеным бесформенным течением, рыб обтекаемыми спящими организмами, а обычные машины - каплеобразными телами.

Нужно чаще менять регистры, - посоветовала она напоследок, захлопнув передо мной дверь.

Я стоял как ошпаренный. Какая наглость, девчонка, кукла, учить меня, как менять регистры. Глупое, высокомерное ватное тело! Откуда ей знать, что весь мир - это аэродинамическая труба?

Злое раздраженное самочувствие могло быть исправлено лишь одним последним средством. Я вернулся домой, тихо, не касаясь выключателей, пробрался в дальнюю комнату, аккуратно, как это делают смотрители музеев, задернул шторы и выдвинул на середину стола свое сокровище. Смахнув плюшем толстый слой пыли, подслеповато приблизился к стеклянной крышке. В теплом свете настольной лампы, поблескивая нержавеющими игольными ушками, выстроилась моя коллекция. О, как давно я вас не ласкал своим исследовательским взором, я бросил вас, забыл, почти предал. Простите, безмолвные свидетели моего мастерства. Пусть вы сейчас мертвы и неподвижны, как истины, установленные человечеством, пусть тело ваше проколото, как у обычных бабочек, пусть. Но я-то знаю, помню неопределенный вчерашний день, помню, как сладко замирали наши души в странном зыбком предчувствии еще не разгаданной и еще не разгадавшего. Я приподнял крышку и осторожно провел ладонью, едва задевая волоконца первого ряда. Потом второго, третьего... Сердце мое успокаивалось, как будто я поглаживал верного пса. И вдруг острая боль пронзила подушечку безымянного пальца. Я отдернул руку и обнаружил пустое, не занятое тополиной пушинкой место. Собрание не полно, в нем не достает лучшего экземляра, а место уже приготовлено. Черт! Со звоном захлопнулась крышка, я судорожно прижал сочившуюся из пальца кровь.

Снова накатило отвратительное состояние нашего прощания. Она не приняла моей игры. У нас мог быть общий праздник для двоих, праздник самой длинной ночи, о котором никто, кроме нас, не подозревал. Это очень важно, обладать тайным знанием. Тем более, таким многозначительным - день самой длинной ночи. Она не захотела стать моим сообщником. Неужели это поражение? Еще недавно, встречая и провожая ее на краю поля зрения, я самонадеянно усмехался, впоминая о заготовленном для нее месте в ящике со стеклянной крышкой. Да, самое страшное в нашем деле - это переоценка своих возможностей. Прошло две встречи, а я по-прежнему ничего о ней не знаю. Неужели она так увертлива, или я по-просту боюсь что-либо узнать о ней? Может быть, она сомнамбула? Замкнутая, влюбленная (естественно, не в меня) сомнамбула. Нет, не может быть - иначе зачем она вообще встречалась со мной? Зачем в холод гуляла со мной в пустынном загородном месте, по тонкому льду замершей реки? Быть может, она пыталась по-просту убить время? Быть может, она кого-то ждет и ищет себе приключений, чтобы скоротать время?

Не было сил терпеть дальше эту "сладкую неопределенность" и я дрожащей от волнения рукой набрал ее номер, приготовившись говорить с кем угодно.

- Это опять я, - млея от ее голоса, бухнул в трубку.

- Да, я слушаю, - она снова говорила со мной приветливо, будто ожидала моего звонка.

- Вы можете говорить?

Она рассмеялась.

- Странный вопрос.

Или она притворяется, или у нее действительно никого нет. А если нет, то зачем мы расстались?

- Але, але, - маскируя сомнения, я закричал в трубку.

- Да, да, я слушаю внимательно. Мне интересно, что вы скажете на этот раз.

- Странно, когда мы расставались, мне показалось, вам неинтересно со мной разговаривать.

- У меня изменилось настроение, и вообще, приятно знать, что произойдет дальше.

- Как это? - я опешил.

- Ну, у вас был такой вид, там в подъезде, что я решила - непременно сегодня позвонит.

У меня перехватило дыхание.

- Эй, что вы там молчите и дышите?

- Мы могли бы встретиться завтра. - Я выпустил воздух.

- Завтра я не могу.

- Почему? - я почти возмутился.

- Не могу и все.

- А послезавтра?

- Не знаю.

Больше не было сил терпеть неопределенность, и я спросил напрямик:

- Да вы хотите со мной увидеться?

Она сделала длинную паузу и ответила тем же.

- А вы?

Она издевается? Интересно, зачем бы я звонил, если бы не хотел ее видеть каждую минуту, вчера, сегодня, завтра, всегда (и добавил в скобках: под стеклом).

- Я бы не хотел быть навязчивым.

- Хорошо, я вас избавляю от тяжких мук, до свидания. - Невозмутимым голосом она закончила разговор и положила трубку.