- Не знаю, - сухо ответил Черешин. Не сорвись, Витя, предупредил он себя, вполне возможно, что это - провокация. - Не знаю, сеньор советник, - он постарался придать своему голосу беспечность. - Да и чего стоит мнение отдельного человека?!
- Значит, все, - утвердительно произнес Огль. - А мнение отдельного человека порой весит очень много, - он словно рассуждал сам с собой. - Я был прав, вы ничего не поняли. Обряд Упрочения вы приняли за бессмысленную бойню. Это так?
Виктор язвительно усмехнулся,
- Боюсь, глубинный смысл этой церемонии действительно ускользнул от большинства из нас. На Земле уже лет пятьсот ничего подобного не происходило.
Ну вот, высказался. Не нужно быть телепатом, чтобы проникнуть в мои мысли. На тарелочке, можно сказать, выложил. С голубой каемочкой. Ну и черт с ним, я не дипломат. Пусть Фернандес перед ними стелется. А я что думал, то и сказал. Все правильно.
Ничего не правильно. Не можешь сдерживать себя - оставайся на базе и рыдай в подушку. Как Ларсен. Не дипломат? Врешь, голубчик! Сейчас мы все обязаны быть дипломатами. Если эта пышная свора кинется на сотрудников миссии, не последней причиной будет твой разговор с Оглем. Сейчас ты извинишься перед этим палачом в разноцветных тряпках и как можно убедительнее.
- Простите, сеньор советник, возможно, я выразился не совсем понятно, я имел в виду...
- Почему же, - взгляд Огля был задумчив и печален, - все предельно ясно. Но я склонен предполагать, что ничего подобного на Земле вообще не происходило. Никогда.
Много ты знаешь о Земле, сеньор советник! А видел ты хронофильмы о Париже 1572 года, об утре стрелецкой казни, о распятых гладиаторах Спартака? А читал ты о джунглях Вьетнама и атомном облаке над Хиросимой? А название "Дахау" тебе о чем-нибудь говорит? Было, приятель, и у нас все было; и со всем справились. И вас вытащим. За уши. Пинками погоним, но из этой трясины вытащим. Тоже мне - пуп планеты, Королевство занюханное!
Затянувшуюся паузу прервал Огль.
- Вы в плену своих представлений, земляне. Праздник Упрочения наполнил вас яростью и презрением. Вы говорите о дружбе, но ведь дружба основана на понимании...
- Так постарайтесь нас понять, - Черешин дернул повод. - Извините, сеньор, меня зовут.
Ему действительно призывно махал врач.
- Зерно кидают в землю, - с отчаяньем крикнул вслед Огль, - вы же не удивляетесь, что вырастает колос!
Врач растерянно вертел в руках птичье крыло. Из дула его карабина шел легкий дымок.
- Виктор, я не ошибся, это в самом деле изумрудный дятел?
- В самом деле, А где остальное?
- Вот беда какая! Биологи просили, если встретится, для чучела, а я как-то так неудачно прицелился, крыло отшиб,
- А вы, когда стреляли, не подумали, что птица теперь обречена на медленную смерть? - Черешин вовсе не собирался жалеть сконфуженного "коновала". - Чем же вы лучше... этих?!.
- Да нет, - хладнокровно ответил Эрих, рассеянно озираясь. - Ничего с ней не случится, новое крыло отрастет. Здешние организмы обладают колоссальной способностью к регенерации. Вы не поверите, Виктор, однажды я лечил короля ему на турнире сломали несколько ребер - так они срослись за какие-то...
Перед Черешиным словно молния сверкнула.
- Эрих, - сказал он, - мы все ослы. Вы осел, ваш Волков осел, а я больше всех. А ведь Огль пытался объяснить... В общем, Эрих, кажется, я знаю, как влияет комета на аборигенов.
- Да? - промямлил врач, с беспокойством глядя на Черешина. - Вы, главное, не волнуйтесь, дружок, где-то у меня тут было одно замечательное средство...
- Да не суйте мне ваши таблетки! Я совершенно здоров. - Виктор от души расхохотался. Давно у него не было так легко на сердце. - Говорите, новое крыло отрастет, Эрих?! А вам не приходило в голову, что с тем же успехом у крыла может отрасти новая птица?..
Сообщение делал Эрих Шнайдер. Черешин сидел рядом с Оглем, приглашенным на экстренное собрание миссии. При каждом слове Шнайдера королевский советник одобрительно кивал.
- Таким образом, не вызывает сомнений, - говорил врач, - что уникальная способность организмов планеты к регенерации вызвана излучением кометы. Постепенно эта способность затухает, но каждое появление кометы дает ей новый толчок. А пик этого процесса приходится, естественно, на прохождение кометы в окрестностях планеты.
- Значит, обряд Упрочения... - начал Волков.
- Да, - вступил в разговор Черешин, - его следует понимать буквально. Как упрочение рода человеческого. Жители Королевства, видимо, уже давно оценили мощное влияние кометы. И воспользовались им не для увеличения армии, не для изготовления дешевой рабочей силы. Нет, к чести их, - Виктор положил руку на плечо порозовевшего от смущений Огля, - они стали упрочать талант, здоровье, красоту.
- Как часто мы говорим, - задумчиво продолжал Шнайдер, - о великих ученых, писателях, артистах: "Рано ушел. Сколько бы он сделал, будь у него еще одна жизнь". А здесь, в Королевстве, это оказалось возможным. И не одна жизнь, а две, три, четыре, сколько угодно. И на будущей королевской олимпиаде знаменитый атлет Рандреон будет оспаривать победу у знаменитого атлета Рандреона-цвай, а может, и Рандреон-драй вмешается. И какие великолепные стихи напишут новые поэтессы Эмио! А если кто-то из них и не будет испытывать влечения к поэзии, что ж, все равно приятно - больше станет красивых девушек. И кто-нибудь из математиков Эльмондов обязательно полетит на Землю - он так об этом мечтал. Правда, - врач умолк, раскуривая неизменную трубку. В зале стояла тишина. - Правда, - сказал он, покосившись на Огля и с сожалением притушив огонь, - делалось это, прямо скажем, варварскими методами. Здешняя медицина еще не на высоте - средневековый уровень. Но через двести лет мои коллеги им помогут. Обряда больше не будет - будут клиники.
- Тогда попросите своих будущих коллег, - сказал Черешин, - чтобы они позаботились и о нгулу. Бедным олешкам и не снилось, что им придется размножаться таким странным образом,
- Что делать, - извиняющимся тоном сказал советник Огль, - нгулу малочисленны... Не могли же мы допустить, чтобы вымер символ королевского рода.
- А я считаю, что это издевательство над животными, - непримиримо проскрипел Иосиф Франциск Ларсен - потный, толстый, взъерошенный и по-прежнему агрессивно настроенный.