За чаем Андрей Григорьевич чувствовал себя весьма неуютно. Мария Ивановна без устали болтала о своих новоприобретениях - а обладала она великою страсьтью собирательства вещей старинных и иных раритетов минувших эпох. Кабинет ее уставлен был множеством предметов мебельных, старательно ею повсеместно выискиваемых - был тут и стол

письменый весьма искусной работы, и другой столик для туалетных принадлежностей, крышка в котором имела способность открываться, обнажая бархатом обитые отделения внуренние, с натюрмортом живописным, на другой ея стороне устроенным. Справедливости ради отметить следует, что мебель оная отобрана была ею с величайшим вкусом и тщанием. Полке в комнате той украшали фигурки из фарфору во множестве, изображавшие то зверей, то птиц, то плакальщиц; по стенам размещены картины были, большою ценностью не обладавшие,но приятно радовавшие глаз, а в ящиках комода многочисленных, ежели поискать, нашлись бы и ассигнации времен Николаевых и Александровых, да карточки фотографические давно всеми позабытых персон на пожелтевшем картоне, и письма старинные, девятнадцатого веку, не ей и не предкам ее адресованные, но необыкновенно ею ценившиеся, и блюда с изображеньями портретными дам в кружевах да господ в орденах и со шпагами. Все означенное почиталось Марией Ивановной за фамильные драгоценности и составляло предмет ея необыкновенной гордости.

Лизавета Сергевна заливалась серебристым смехом, вставляя местами фразы, то колкие, но доброжелательные, то обобщительные и ни к чему не обязывающие; Сергей Антонович сохранял сердитое молчание, да и Андрей Григорьевич также все больше молчал, отвечая лишь в меру возникновения крайней на то необходимости. Наконец, чаепитие приблизилось к своему завершению, о чем Андрей Григорьевич подумал с величайшим для себя облегчением, не позабыв, впрочем, поблагодарить хозяйку; та же, из-за стола поднямшись, повлекла мужа за собою, дочери заговорщицки подмигнув, и кивнув ей же едва заметно. - Что ж вы, сударь, все застолье просидели бессловестно? - Спросила Андрюшу Лизавета Сергевна, едва остались оне наедине. - Иль обет молчания был вами давеча до скончанья веку даден? Ну же, развеселите меня! Уж простите, грешного, не хотел, право, вас обществом своим тяготить, отозвался ей Андрей Григорьевич смущенно. - Фу, сударь, какой же вы бесконечно скучный! - Отмахнулась от него Лизавета Сергевна. - Ужель вам и порадовать слух мой более совершенно нечем?

За сим сотворилась в комнате пауза весьма тяжелого свойству, и уж когда оная совсем в тягость обоим стала, Андрей Григорьевич решил первым ее разрушить. - Лизавета Сергевна, - начал робко он, - знаете ли, что в душе моей вызывает облик ваш трепет совершенно необычайный, а голос ваш, подобный пению ручья вешнего, заставляет сердце мое биться учащенно,

только разве что из груди вовне не выпрыгивать с неосторожностию...

Лизавета Сергевна, услышав сие, проявить решила мужество прекрасному полу не свойственное, и в обморок, как по этикету положено, не падать; вместо того сказала она, воспылав щеками: - Ах, сударь, что вы такое говорите! Не понимаю я слов ваших. Извольте объясниться, сделайте милость! Лизавета Сергевна... Лизонька... Выходите за меня замуж! - Выпалил Андрюша в ответ ей на едином дыхании.

Возможно, ожидал он, что после слов таких предмет его воздыхания кинется на шею ему со слезами и нашептываниями сладкими, всевозможного содержанью, однако ж предмет означенный лишь отвернулся, сызнова заливаясь краскою. - Андрей Григорьевич, - ответствовал предмет сей, выдержав молчание благопристойное, - я весьма польщена вашим ко мне вниманием, но извольте видеть: ничего окромя дружбы быть промеж нами не может, ибо папеньке моему, во-первых, вы не по сердцу пришлись, а во-вторых, не желаю я жизнь свою во бедности великой заканчивать, во платья рваные облачаясь, и хлеб зачерствелой с водою вкушая ежеденственно. Уж простите меня, друг мой сердешный за откровение сие, ибо обещаний и надежд я равно вам никаких все одно не давала...

Не умею я, читатель мой благодарный, сцен любви безответной и отвергнутой описывать, ибо пером слаб в великой степени, посему уж не сочтите за труд тяжкий диалоги, за сим воспоследовавшие, за меня додумать самостоятельно, и к разумению своему принять; а коль уж не сойдемся мы с вами относительно того мненьями, так и невелика в сем беда заключается.

Нету во мне знания определенного, что меж героями нашими во пять минут воспоследовавшие длилось, однако ж доподлинно известно мне, что вышел Андрей Григорьевич из комнаты гостиной, будто оплеваный, и направился он засим прямиком в кабинет Сергея Антоновича. - Простите меня, сударь, что тревожу вас сызнова понапрасну, - произнес Андрюша при виде его, в дверь постучавшись предварительно, - но не откажите мне в милости иметь возможность об одолжении вас попросить незначительном... - Опять денег клянчить явился? - Возопил тут Сергей Антонович с яростью. - Уж в позатом месяце сто рублей занимал у меня, да так до сих пор возвернуть и не соизволил! - Уж услужите, Сергей Антонович, мне в последний разок, рубликов сто ссудите на бедность мою с излишков ваших, на пропитание... - Услуги моей домогаешься? - Вопрошал его Сергей Антонович ласково. - Так вот тебе мое услужение...

Со словами оными взял он Андрюшу за шиворот, и, без раздумий долгих спустил его, грешного, с лестницы.

Андрей Григорьевич, Сергея Антоновича жестокою рукою с лестницы спущенный, происшествием тем расстроен был не в столь сильной степени, как мы с вами, многоуважаемый мой читатель, ожидать от него можем, ибо подобные истории случались с ним на неделе через день, ежели порою не чаще. Однако, самолюбие его все ж задето было значительно, и потому, нащупав в заднем брючном кармане последнюю монету пятирублевую с двуглавым орлом на аверсе, двинулся Андрей Григорьевич к ближайшему трактиру с единственной целью горе свое пивом горьким залить, решивши при том, что на пропитание тех пяти рублев ему все одно не достаточно.

Воздух в трактире был тяжел и густ, как сметана, под потолком витал бестелесными клубами сизый дым, сигаретами и трубками, табаком туго набитыми, обильно источаемый. Посетителей в сей неурочный час было здесь во множестве; однако, тесноты, тем не менее, не ощущалось, хоть сам трактир и не был чрезмерно велик. Чистотою и обхождением заведение сие не отличалось отродясь, но было в нем одно достоинство великое: цены на предлагаемое тут съестное и питейное держались всегда умеренными.

Андрей Григорьевич прошел промеж столов, со времен допотопных собственную девственную первозданность хранящих, ибо тряпками их до сей поры не касались ни единожды, к трактирной стойке, и взявши бутыль пива жигулевского, по три рубля с полтиною штука, да немытый же стакан, ко свободному столику неторопясь направился.

Наплескавши пива в стакан до краев, решил было Андрюша напиток сей по назначению своему употребить, как заслышал он неожиданно за дверьми трактирными разговор весьма напряженного свойства. - А я говорю тебе, кретин, не мешайся! - Изрекал один грудной голос, гулкий и басистый, точно выдох трубы медной. - Негоже это, ваше высокородие, - вторил ему второй, высокий и суетливый, - не место то для вас, поверьте уж мне, бога ради.

- А я говорю, не мешайся! - Повторяла труба. - Застрял, так теперь уж молчи. Какого рожна поперек дороги лезешь? - Одумайтесь, ваше высокородие! Позволительно ли, в вашем-то положении? - В нашем положении многое позволительно. - Отвечала труба.

Засим дверь, что в трактир прокуреный вела, распахнулась с треском и грохотом; в дверях же показался человек, раскрасневшийся и упитанный, в длиннополом пальто, на животе расстугнутом; по всем видимостям, был он немного в подпитии. За плечом его возникла иная голова, всклокоченная и растерянная, с короткою дьяконской бородкою. Упитанная персона в пальто, что являлась, как Андрюша смекнул сразу же, обладательницею того самого трубного голоса, направилась к стойке, следом за нею засеменил человек с бородкою, что-то под нос себе при том причитая непрестанно. Тревогу и растерянность последнего Андрюша объяснил себе без особых для того затруднений, ибо одного взгляда на компанию сию становилось достаточно, чтоб понять, что персона в пальто есть лицо весьма состоятельное и обстановке ее сейчас окружающей никоим образом не соответствующее. Присутствовавшие в трактире