Он нырнул туда так, будто еще был полон чипсов. Рыков с удивлением посмотрел на урну, но Барташевский отвлек его.
- Так я выписываю командировочные? - уверенно спросил он.
- Ты сколько людей с собой возьмешь?
- Троих. Иначе не вышибу деньги.
- Офис не оголим?
- На недельку же всего! Вытряхнем их Кузнецова наши "бабки" - и сюда!
- Легко сказать, - с пыточным стоном вздохнул Рыков. - А если он своих волков поднимет?
- Сделаем так, что не поднимет. Теперь уже охотники - мы, а не он... Точнее, не его сын, царство ему небесное...
- Ладно... Поезжай, - сдался Рыков. - Только береги себя... И людей... Люди дороже денег...
- Иногда - нет.
- Ты думаешь?
- Ты - тоже. Просто вслух произносить не хочешь.
Неожиданно Рыков из мрачного надутого мужика превратился в сияющее солнце. От него во все стороны брызнули лучи. Даже Барташевский их ощутил. Ощутил и сразу обернулся.
В двери кабинета стояла Лялечка. На ее черненькую мини-юбочку ушло не больше десяти сантиметров материи. Ноги сражали наповал,
будто два орудийных ствола. Барташевский встал и покачнулся, словно снаряды попали именно в него.
- Добрый день, - с внешним безразличием поздоровался он с гостьей. Ну, я тогда пошел. Надо бы дома вещи собрать.
- Давай! - пророкотал тоже вставший Рыков. - Вся надежда на тебя!
Оставив на память в рукопожатии у шефа на ладони свой пот, Барташевский с высоко поднятой головой проплыл мимо Лялечки и мягко прикрыл за собой дверь.
- Куда это он собрался? - пройдя к столу, швырнула она на него из сумочки пачку сигарет "Вог" и зажигалку.
- В командировку.
- Далеко?
- Это наши дела.
Сев, она нервно постучала пачкой по столу, выгоняя из нее сигаретку. Выгнала сразу три, и это разозлило ее еще сильнее, чем секреты мужа.
- А то я не догадываюсь! - щелкнула она зажигалкой. - Опять в Красноярск?
- Ну не дарить же этим козлам такие деньги!
- Да сядь ты! - приказала она.
Рыков с облегчением опустился в кресло. Перед глазами все еще стояли лялечкины ноги. Уж сколько с ней жил и сколько эти ноги видел, а привыкнуть не мог. За такие ножки можно было отдать и жизнь.
- Самвел сдался, - с легким торжеством в голосе объявила она.
- Серьезено?!
Ему вновь захотелось встать, и он еле сдержал себя. Сердце,
которое он никогда не ощущал, молотом било по грудной клетке.
- Он перенес выплату по кредиту на полгода. За это время проценты
начислять не будет. За машину извиняется. Говорит, что
исполнительный дурак хуже врага. Деньги за машину он вычтет из суммы долга...
- Лялю-ун, ты - зо-о-олото! - вытянув губки, пропел он. - Ты - мой талисман!
- Прекрати!
- Ты где Самвела-то расколола?
- Окончательно - у него в банке. А начала на одной презентации. Ты же знаешь, как он любит презентации...
- И как он?
- Что - как? Все такой же лысый и такой же маленький. И с вечной своей бабочкой...
- Нет... Я про то, как он сейчас себя ощущает? Уверенность уловила?
- Вроде бы да. А что?
- Поговаривают, что его банк на ладан дышит.
Стряхнув пепелок на хрусталь, изображающий нечто среднее между
лодочкой и офицерской пилоткой, она нехотя ответила:
- Знаешь, я ничего не уловила. Хорохорится он без остановки. Хоть
уже и лысина до шеи доползла...
- Да-а... Барташевский его не переваривает. Из-за лысины.
- Знаю, - пыхнула она ароматным дымком. - Кстати, о Барташевском. Он пошел на попятную.
- Да ты что!.. Час у меня сидел, а ничего не сказал.
- Ты как будто не знаешь, что он скажет, если только ты спросишь. А если не спросишь, молчать будет как Штирлиц...
- Сколько его удовлетворило? - заерзал Рыков на кресле.
Оно мужественно раскачивалось, но не скрипело. Креслу тоже был интересен процент.
- Двадцать, - ответила Лялечка, выпустила колечко дыма и по-блатному всосала его в себя ноздрями.
- Фантастика! С сорока - до двадцати!
- Старалась...
Рыков сразу покраснел и хотел спросить с далеким-предалеким намеком, но она отпарировала сразу:
- Об этом даже не думай. Я тебе верна как собака!
- Да что ты! Что ты! - выставил он лопатами вперед перед собой
сразу две ладони.
- Отступать ему некуда, - еще раз пофорсила Лялечка. - Он
подпись на договор поставил. И моя там есть. Как договаривались...
- Ну да... Конечно... МЫ теперь на равных правах...
Новую фирму, пока не закрыли эту, он зарегистрировал на имя Лялечки. Рыков на время остался капитаном тонущего судна. Договор был сходней, по которой он должен был перебежать на вновь построенный фрегат.
- Посмотри, - протянула она вынутые из сумочки пять листков бумаги, схваченных скрепкой степлера.
Договор пах духами, но, стоило Рыкову открыть его, как он перестал ощущать этот аромат. Он сконфуженно поморгал безволосыми веками и спросил:
- Это не опечатка?
- Где?
- Ну вот... Барташевскому - двадцать процентов от предполагаемой прибыли, тебе - пятьдесят, а мне... мне - тридцать...
- Нет. Все верно. Если тебя не удовлетворяют условия договора, я могу вообще исключить тебя из числа пайщиков...
- Как? - побелел Рыков. - Ме... ме... ме... меня-а? Как это исключить? Я уже деньги в этот проект инвестировал! Все! Абсолютно все, что мы сняли на продаже несуществующих метров жилья!
- Значит, ты выходишь из игры? - аккуратненько потушила Лялечка сигаретку-соломинку о дно хрустальной лодочки-пилотки. - Ну, как хочешь... Только учти: фирма зарегистрирована на мое имя. Хозяйка - я. А ты - всего лишь должник Самвела. И президент фирмы, в которую через три месяца прийдут парни из уголовного розыска и налоговой полиции.
- Ну, ты и сучка! - еле проговорил Рыков.
Рука нащупала на столе телефон-"сотовик". Через пару секунд он разлетелся бы на куски о красивую головку Лялечки, но телефон, словно догадавшись об этом, зазвонил. Рыков сбился с мысли, сбился с ощущения. Наверное, потому, что он еще до конца не поверил, что его сбросили с трона. И почти сбросили со сходни, по которой он намеревался сбежать с тонущего судна.
- Да! - гаркнул он в трубку.
- Здравствуйте. Это я, - ответил незнакомый голос.
- Кто - я?!
- Швейцар ресторана... Разбитый "мерседес" помните?
- Разбитый "мер"... А-а, это ты!.. Что тебе нужно!
- Вчера опять следователь приходил. Кто-то описал ему вашу внешность. Он теперь ко мне пристал. Не соизволите побеспокоиться. Я буду молчать. Совершеннейше буду молчать. Но мне нужны триста долларов... Тогда я буду лучше молчать...
- А триста миллионов долларов тебе не дать?! - вскочил Рыков.
В его глотке хрипела и билась ярость. Он готов был запустить трубкой в швейцара, но он был слишком далеко. Трубки на такие расстояния не летают.
- Отдай, - неожиданно подсказала Лялечка. - Этот козел уже и мне звонил. Зачем тебе лишние хлопоты. Еще за угон и порчу машины посадят...
Рыков ощутил себя обложенным со всех сторон волком. Ему дико захотелось завыть. Или заплакать. В голове лихорадочно крутились все последние дни, и он не находил в них ни проблеска надежды. Ни одного.
- Дегтярь! - вспомнил он.
Проблеск все-таки мелькнул.
- Он спасет меня! - торжествующе объявил он. - Он! С теми деньгами я вас в порошок сотру. Я... А ты... ты... Развод! Да - развод!
Выкрикнул он и затих. Внутри его ненависти странно, непонятно существовала еще и любовь. Он посмотрел сквозь замутившиеся глаза на Лялечку, медленно и со смыслом собиравшую свои вещи в сумочку, и слезливо спросил:
- Из... звини, Лялюн... Я погорячился. Давай поговорим... Без обиняков...
- Я согласна, - встав, щелкнула она сумочкой. - На развод.
И ушла. А вместе с нею ушли и ножки. Вторых таких ножек на земле не существовало.
Глава шестьдесят вторая