-- Ну, в то, что киллер тебя в глаза не видел, я верю. Но парень-то с родинкой... Он может дрогнуть. Зачем ему так много на себя брать?

-- Не дрогнет! -- не менял выражения лица Прокудин.

Он все больше и больше превращался в памятник. В свирепый памятник.

-- Или не хотел видеть провала Жозефины?

-- Жозефина -- хорошая певичка, -- прошипел он.

-- Она -- просто твоя певичка! -- исправил ощибку Санька. -- Жозефина у тебя в раскрутке. Если бы конкурс проводил ты и твоя шоу-студия, победила бы она. И ты заработал бы на ней дикие "бабки". Но сегодня она не победит...

-- Ты тоже, -- с радостной злостью ответил Прокудин.

-- Не спорю. Но не я, а мы. Выступает группа, а не я один. Выиграет либо группа "Молчать", либо кавказец Джиоев. Его люди кинули слишком много "зеленых" в топку жюри. Покаровская вроде бы не взяла. Но несколько дам хапнули. А десятое место после первого тура ему присудили для отвода глаз. Для сенсации в финале. Хотя голоса у парня нет и в помине...

-- Ну ты знаток!

-- А вот парни из "Молчать" никого не подкупали. Они сами нищие.

Просто в жюри есть люди, балдеющие от панк-рока. Их зерно попало

на благодатную почву.

-- У тебя все? -- во второй раз спросил Прокудин.

Теперь уже в голосе ощущалась не только уверенность в своих силах, но и прямая угроза. Упрямо отставленный левый локоть подрагивал. Под мышкой Прокудина жил пистолет. Он ощущался третьим человеком, присутствующим при разговоре. Причем человеком явно на его стороне.

-- А зачем тебе понадобилась Покаровская? -- упрямо не вставал Санька. -- Неужели только потому, что ты тоже ей угрожал и требовал отказаться от поста председателя жюри, а она начхала на твои угрозы? А?

Похоже, до драки остались секунды. Но Прокудин не был похож на бойца. В его холеном лице четко читалось номенклатурное, скорее всего, комсомольское прошлое. Половина шоу-продюсеров в стране перебывала в застой и при Горбачеве на разных комсомольско-секретарских должностях. Просто от бесплатных шоу с отправками поездов с молодежью на БАМ или очередные стройки коммунизма они перешли на очень даже прибыльные поп-, рок-, технои прочие шоу.

-- Витя, поверь, ты сделал крупную ошибку. Нанятый тобой киллер положил человека Букахи...

-- Букаха сдох! -- брызнул слюной Прокудин. -- И его люди без него -дерьмо! Их и без меня перестреляют "волки" с окраин. В Приморске уже начался передел территорий. Если ты думаешь, что людишки Буйноса не пошустрят на этом поле, то глубоко заблуждаешься! Свято место пусто не бывает! А теперь вали отсюда! Ты мне надоел, коз-зел!

Он рывком распахнул дверь каюты. За нею стоял плотный мужичок с квадратным лицом. Пиджак на его груди тоже был расстегнут, а левая рука неестественно отдернута от корпуса. Мужичок смотрел на

Саньку прощальным взглядом.

-- У вас шнурок развязался, -- с искренностью ребенка сказал Санька.

Квадратная голова наклонилась, показав ровненькую проплешь на макушке, и Санька, оттолкнувшись руками от диванчика, боком сшиб Прокудина со столика на пол, нырнул мимо мужичка в коридор и понесся по нему под яростный свист в ушах. До трапа на нижнюю палубу было не более двух секунд бега. Ни один виртуоз не успел бы за это время вырвать пистолет из кобуры, сбросить предохранитель и, самое главное, прицельно выстрелить.

Нырнув в провал, Санька по-матросски проскользил ладонями по медным поручням. Ноги не касались ступенек трапа. Ноги приняли на себя удар палубы и устояли. Санька на едином духу пронесся уже этот коридор в корму, взлетел по трапам на две палубы выше, потом на верхнюю, скользнул вдоль зачехленных шлюпок, посмотрел из-за угла надстройки на хмурого мужичка с квадратным лицом, тоже вылетевшго наверх и озабоченно озирающегося у трапа на берег, и побрел к противоположному борту.

С него свисал на четырех канатах плотик. Днем с него красили суриком ватерлинию, ночью, как и положено на Руси, оставляли бесхозным. Историки упрямо уверяют нас, что первыми судами на земном шарике были плоты. Санька решил это проверить на себе.

_

Глава тридцать седьмая

ФИНАЛЬНЫЙ АККОРД ШОУ

-- Где ты шляешься?! -- раздраженно встретил его в коридоре Дворца культуры Андрей.

Он шел, широко размахивая руками, будто хотел побыстрее добросить до Саньки свои слова. Ни одного живого человека на пятьдесят метров коридора больше не просматривалось. Пустота дышала тревогой. Казалось, что что-то вновь произошло, хотя вроде бы происходить больше не должно было.

-- Ты посмотри на себя! -- не унимался Андрей. -- Как свинья! Где

ты измазался?

-- Сурик плохой. Не сохнет...

-- Кто не сохнет?

-- Не кто, а что!

В синих джинсах, густо исполосованных темно-красными линиями, Санька мог выйти для награждения только в составе панк-группы "Молчать". Парни в грязных свитерах приняли бы его за своего.

-- Где Маша? -- устало спросил Санька.

-- В зале!.. Пошли быстрее! Уже началось оглашение приговора!

-- Какого приговора? -- остолбенел Санька.

-- Ну, итогов конкурса! Пошли!

-- Мне бы руки помыть, -- посмотрел на оранжевые от ржавчины ладони Санька.

Маленькое металлическое весло, которым матросы, скорее всего, проталкивали плот вдоль корпуса судна, плохо годилось для гребли. Или Санька оказался гребцом без выдающихся способностей. Мастер спорта Буйнос не выруливал бы по акватории порта битых полчаса для того, чтобы причалить к набережной метрах в двухстах от носа судна-гостиницы.

-- Некогда мыть! -- окриком позвал его за собой уже добежавший до фойе Андрей. -- Пошли в зал!..

На задних рядах оказалось немало пустых мест. Оттяжка начала финального тура заставила самых слабонервных сдать билеты. По законам шоу те, кто находился дальше от сцены, пересели на их опустевшие спереди места. Теперь было занято даже кресло убитого во втором ряду.

Андрей пропустил Саньку на место, сел рядом с ним и радостно сообщил:

-- Говорят, Жозефина пенку пустила. У нее на последней песне голос

сорвался, и она убежала со сцены. Одним конкурентом меньше...

-- Она никому и не могла составить конкуренцию, -- не согласился с

ним Санька.

-- Ну, не знаю... Девка смазливая. На эстраде для телок фэйс и ноги важнее голосовых связок...

Члены жюри почетным президиумом восседали на сцене. Трибуна с графином и граненым стаканом делали всю композицию до боли похожей на учредительный съезд какой-нибудь карликовой партии. Не хватало только герба этой самой партии и парочки обличительных лозунгов на заднике. На Покаровскую было страшно смотреть. Она постарела лет на десять, высохла, съежилась и беспрестанно вскидывала узкие, густо очерченные тушью глазки на щели кинобудки. Скорее всего, какой-нибудь доброжелатель уже шепнул ей на ушко о неудачной попытке покушения.

Занятые в итоге конкурсантами места зачитывала ее заместитель по жюри, маленькая седенькая композиторша, сочинявшая в свое время марши строителей коммунизма. Пуля прошла между ними, но либо композиторше в ее возрасте уже была безразлична смерть, либо она обладала стальными нервами, либо, в отличие от своей временной начальницы, ничего не знала о киллере.

-- Четвертое место присуждается данс-группе "Ася и Бася"! -- прочла она с бумажки голосом, которым раньше во время парадов дикторши объявляли партийные лозунги.

У нее получилось что-то типа "Свободу народам Африки!" И не меньше. Потому что на сцену выскреблись по крутым ступенькам из зала две белокурые девицы в блестящих, плотно обтянувших все их кости черных комбинезонах, и высоченный негр с обритой налысо головой. Такой же черный комбинезон на негре смотрелся его родной потной кожей.

Одна из девушек взяла из рук Нины тощенькую грамоту, кисло улыбнулась, сделала залу книксен, всхлипнула и в истерике убежала со сцены за занавес. Остальные члены тройки, гордо обозванной данс-группой, скучно поплелись за ней. При этом негр по-рэперски широко размахивал руками и пытался что-то доказать своей более спокойной попутчице. Санька вспомнил, что "Ася и Бася" после первого тура занимали место выше их группы, и спросил Андрея: