Веру в огонь и Федор сохранил. Не раз после этого, уже став мирянином, Быкодоров пользовался огнем как грозной силой для сведения счетов со своими врагами. От его руки профессионального поджигателя не раз пылали дома, баржи, склады, леса. Ему все равно было, что поджигать, лишь бы хорошо платили... Работая на бакинских промыслах, он во время забастовок осенью 1905 года поджег промысел миллионера Толмазова. Этот поджог им был совершен на деньги конкурента Толмазова, другого миллионера, после чего Быкодоров бежал в Персию.

Так сложилась его жизнь... Огни, огни, огни! Они проносились в его памяти, как вехи жизни.

Отогнав далекие воспоминания, Быкодоров снова смотрел на море, на дымки кораблей на горизонте... Потом он долго и внимательно наблюдал за засыпанной частью бухты, где с необыкновенной спешкой строился новый промысел, где тысячи людей работали в разных его концах и все побережье гремело от непрестанного гула... И там, дальше, за деревней Шихово, на карьерах ломали камень и стопудовые глыбы отвозили в вагонетках на пристань, погружали на плоскодонные киржимы, и маленькие прокопченные баркасы, обогнув Шихову косу, тянули их к бухтинским берегам, где эти глыбы шли на возведение мола и волнолома.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

27 декабря первым из Москвы приехал Серебровский. Кроме различного оборудования, моторов и инструмента для нефтепромыслов он привез из столицы два вагона готового платья. Это был новогодний подарок бухтинцам.

За три дня до приезда Серебровского была получена из Италии первая партия обуви, обмененная на нефтепродукты. И 31 декабря на бухтинском промысле производилось награждение обувью и одеждой лучших нефтяников и строителей бухты.

После раздачи наград, сообщив рабочим, что Сергей Миронович сегодня приезжает из Москвы, Серебровский пригласил всех на новогодний вечер и встречу с Кировым.

В конце южной части бухты, далеко от разведочных буровых и фонтанирующего "миллионера", на пустыре стоял большой барак. Это был на скорую руку сколоченный дом складского типа, где все эти четыре тяжелых месяца жили строительные рабочие, но теперь они уже успели перебраться во вновь отстроенные дома, и барак пустовал. Здесь, за неимением другого помещения, было решено устроить встречу Нового года.

За оборудование барака взялся Петрович. С ним пошло человек двадцать добровольцев.

Вскоре барак звенел от веселых криков, от звона пил, ударов топора: разбирали и ломали нары, выкидывали доски в настежь открытые окна.

На помощь Петровичу рабочие послали своих жен и дочерей, и, когда барак был очищен от всякого хлама, они принялись за обметание стен и потолка, за мытье полов, окон и дверей.

Барак прибрали. Пол был вымыт, покрыт соломенными дорожками. Окна блестели, на них висели кружевные занавески. Из промыслового комитета была принесена груда только что написанных новогодних плакатов; их развешивали на стенах. Плотники сколачивали из неоструганных досок на всю двадцатиметровую длину барака два длинных стола, из таких же досок скамейки.

Петрович разошелся: "Гулять так гулять!" Он послал на завод "Ватан" монтеров, и вскоре те притащили заводскую иллюминацию на двести электрических лампочек, стали вывешивать ее на фасаде барака. Для внутреннего оформления барака были принесены сто метров кумача и всякая зелень, оставшаяся на соседнем Нобелевском промысле еще с октябрьских торжеств.

2

Киров приехал девятичасовым поездом.

Еще в тамбуре вагона, дожидаясь, когда выйдут другие пассажиры, он первым делом спросил о "миллионере".

Сквозь крики носильщиков, смех встречающей публики друзья с перрона отвечали ему:

- Большевистский фонтан, Сергей Миронович!

- Такого фонтана лет тридцать не было в Баку!

- Бьет с прежней силой!

Киров был доволен, широко улыбался, а когда наконец-то сошел на перрон, стал всем горячо пожимать руки, благодарить за фонтан, за хорошую работу.

Тигран вынес из вагона большой тяжелый чемодан, взвалил себе на плечо.

- Наверно, книги, Сергей Мироныч?

- Угадал.

- И мне привезли?

- И тебе привез.

Все, кто был свидетелем этой радостной встречи, с благодарностью смотрели на Кирова: это по его "вине" поезд впервые после войны прибыл вовремя (обычно же он опаздывал на десять - двенадцать часов, иногда даже на сутки). Возможно, что в другое время своевременное прибытие поезда и не вызвало бы у пассажиров такой радости, но сегодня, в ночь под Новый год, когда каждому скорее хотелось попасть домой, чтобы среди родных и знакомых поднять новогоднюю заздравную чашу, оно вызвало радость необыкновенную... Всю дорогу после Ростова пассажиры спорили, отсчитывали чуть ли не каждую версту, с затаенным дыханием ожидали на станциях сигналов к отправлению, помогали паровозной бригаде пилить дрова, подносить их к паровозу - и вот они дома, в Баку!

Сергей Миронович тоже был счастлив: он сдержал свое слово перед бухтинцами. Он на минуту оставил своих друзей, подошел к паровозу, окликнул машиниста:

- Ну как, старина, приехали?

- Выходит, что приехали, - смущенно ответил машинист, вытирая паклей руки.

- А говорил - не выйдет. Вышло! Оказывается, и по графику можно ездить.

- Выходит, что можно, товарищ Киров.

- Ну вот видишь... А то - нет дров, нет воды, нет пара! Десять тысяч объективных причин. Дай руку! Будь здоров! Пожелаю тебе в новом году исполнения всех желаний и, главное, ездить по графику. - Он полез в карман пальто, достал завернутую в бумагу новую курительную трубку, протянул ее машинисту: - Это тебе новогодний подарок.

- Спасибо, товарищ Киров. Да она вам самому пригодится!

- У меня старая есть. Хороший машинист должен курить из хорошей трубки. Бери!

Киров ушел к своим друзьям. К машинисту подошла большая группа пассажиров, они тоже благодарили его, дарили ему яблоки, цветы, бублики...

Когда вышли на привокзальную площадь, Киров достал из портфеля коробку конфет, завернул в газету, размашистым почерком набросал новогоднее поздравление жене и, закончив письмо словами: "Если Новый год не встречаешь у себя на работе, то приезжай на бухту. Новый год встретим вместе со строителями, у них будет очень интересно", - подозвал Тиграна...

- Одно колесо здесь, другое дома. Привези Марию Львовну на бухту. И сам приоденься.

Тигран бережно взял в руки коробку и письмо.

Сергей Миронович сел в машину к Серебровскому, и весь поезд автомобилей тронулся в путь.

Около десяти часов приехали на бухту.

Машины были оставлены на "старой площади". Через всю "новую площадь" пошли к фонтанирующей буровой, к "миллионеру". С моря дул холодный, пронизывающий ветер, моросило. Тьма была непроглядная.

Вдали светилась иллюминация. Сквозь рев гудящего фонтана слышались звуки зурны и духового оркестра.

- Что - не клуб ли там открыли? - спросил Киров.

- Что-то вроде клуба. Выдумка Петровича.

- Бухтинцы достойны настоящего Дворца культуры. Придется где-нибудь поблизости построить такой дворец.

- Денег мало, - сказал Серебровский.

- Нет, Дворец культуры тебе придется построить. Я об этом скажу сегодня рабочим, обрадую их. Так и скажу: "Начальник Азнефти, наш Александр Павлович Серебровский, делает вам новогодний подарок. Это за хорошую работу, за "миллионера"". Вот народ обрадуется!

- Не слышу, Мироныч!

- Говорю, народ обрадуется!..

Фонтан, ударивший во время пребывания Кирова в Москве, и сейчас ревел и гудел, как в первые дни.

Подошли к первому амбару, куда стекала нефть с фонтана. Это было большое открытое озеро на территории Ковша, огороженное земляным валом высотой в метр. Киров спросил:

- Дадашев, сколько насосов работает?

- Пока три, Сергей Мироныч. Завтра думаем еще один поставить.

- Мало. Надо будет поставить еще три... Александр Павлович! Сними насосы с любого другого промысла, но поставь сюда. Смотри, какое богатство. Ведь это же золото. Чистое золото.