— Мой муж без конца может говорить о своей работе и о своей так называемой пастве. Иногда это бывает весьма утомительно, слишком уж он о них заботится.

Эш чувствовал себя очень неловко. Женщина стояла от него всего в нескольких футах, и рука ее больше не стягивала полы халата. Эш изо всех сил старался не смотреть в образовавшуюся между ними щель.

— Вам не за что извиняться.

Она сделала шаг вперед.

— Не хотите ли пропустить на ночь стаканчик? Всего один? Мне всегда трудно бывает так рано заснуть. Не то что Майклу. — Она кивнула в сторону закрытой двери, расположенной дальше по коридору. — Мы уже много лет спим в разных комнатах, Дэвид.

— Сейчас не так уж и рано, — ответил Эш. — Уже ночь, а рано утром мне необходимо приступить к работе.

— И все же вы ведь не откажетесь выпить? — Она подошла еще ближе. — Мне хотелось бы поговорить с вами. Всего несколько слов. Только поговорить. Вы представить себе не можете, каково это...

Оба вдруг застыли на месте. В тишине ночи гулко прозвучал удар церковного колокола.

Кейт сидела в машине, съежившись от холода и изнывая от скуки. Говоря позавчера вечером Дэвиду о том, что ей необходима конкретная, практическая работа, она и представить себе не могла, что придется заниматься слежкой. Чтобы хоть немного согреть руки, она подула на пальцы.

Глядя на темнеющий силуэт церкви святого Марка, на простирающееся до самой дороги кладбище с черными могильными камнями и надгробиями, она легко могла представить себе, что это место посещают призраки. Уже одна только колокольня, взметнувшаяся к клубящимся в небе облакам, за черными проемами которой таился леденящий мрак, способна была внушить суеверный страх. Она не завидовала Дэвиду, когда прошлой ночью ему пришлось в самое жуткое время взбираться наверх по шатким ступеням, чтобы выяснить, каким образом колокол умудряется звонить. Войдя в церковь святого Марка, он увидел, что вся установленная им измерительная аппаратура, стены и святые иконы забрызганы кровью. Все до единой свечи ярко горели.

Однако ему не удалось никого обнаружить.

Даже на колокольне.

Низкий гул первого и единственного удара затих еще до того, как он вошел в церковь, а когда он наконец добрался до колокольни, тот (или то), кто звонил в колокол, исчез, оставив после себя лишь поврежденное оборудование.

Кейт с трудом сдерживала желание завести хоть ненадолго мотор и включить в машине печку, чтобы согреться. Она искренне надеялась, что Эш, который открыл церковь своим ключом, оставленным ему преподобным Клеменсом, и находится сейчас внутри, мерзнет не меньше, чем она.

Викарий и его жена считали, что он вернулся в Лондон, чтобы заменить испорченное оборудование и прихватить дополнительные приборы, а через пару дней продолжить расследование. На самом деле Кейт в тот же вечер привезла его назад, после того как он пересказал ей одну весьма интересную местную сплетню, подслушанную им в кабачке (великолепное место, чтобы узнать все городские новости). Даже сейчас ее не покидали сомнения. Здесь безусловно совершалось преступление, и не лучше ли поставить обо всем в известность местную полицию? Но принятие такого решения не входило в компетенцию Института — слово оставалось за викарием или его начальством. Если бы преподобный Клеменс не помешался на идее “одержимости дьяволом”, полиция обо всем давно узнала бы и подключилась к работе.

Кейт протерла запотевшее стекло и старалась сдерживать дыхание, чтобы окно оставалось чистым хотя бы некоторое время. Вот оно, опять! На улице кто-то был! Кто-то шел через кладбище, пробирался тайком! И направлялся в сторону церкви! “Надеюсь, ты не заснул там, Дэвид!” — мысленно взмолилась Кейт. Как можно бесшумнее она открыла дверцу машины.

Эш сидел в дальнем конце церкви, спрятавшись за каменную колонну. Сюда проникал лишь свет луны в те мгновения, когда она выплывала из-за мчавшихся по небу туч. Он поднял воротник пальто, запахнул лацканы и глубоко засунул руки в карманы. И все равно дрожал от холода. Откуда-то из темноты до него донесся шум.

По его лицу скользнул легкий ветерок — где-то открылась дверь.

Вот оно: темная тень с размытыми очертаниями двигалась в темноте.

Эш с замиранием сердца застыл на месте и ждал, что произойдет дальше.

Чиркнула спичка — в пустой церкви звук показался удивительно громким. Зажглась одна свеча, за ней другая... Фигура двигалась, казалось, почти скользила, вдоль прохода, одну за другой зажигая все больше и больше свечей. Церковь осветилась, и Эш, пока еще остававшийся в тени, пригнулся, стараясь рассмотреть фигуру незваного посетителя, которая теперь была видна гораздо лучше.

Она была согнута, словно человек носил на спине горб, одета в какой-то свободный балахон, напоминавший монашескую рясу, голову закрывал большой капюшон.

Эш наконец понял, почему человек показался ему горбатым, — тот нагнулся, чтобы поднять что-то с пола, что-то очень тяжелое.

Эш увидел, что это была канистра... человек поливал из нее какой-то жидкостью алтарь...

Кейт прихватила с собой фонарик, но включать его не стала.

Она остановилась за церковной оградой и вошла в нее только после того, как человек, за которым она следила, скрылся из вида. Калитка громко скрипнула, и Кейт от досады и страха лязгнула зубами.

Она ускорила шаги, не желая надолго выпускать фигуру из поля зрения. Кто бы это ни был, он, как догадалась Кейт, шел к маленькой боковой двери церкви. Под ногами хрустнул гравий, и Кейт пошла по траве, стараясь не споткнуться о камни и надгробные плиты, с трудом подавляя отчаянное желание включить фонарик.

Дойдя до угла церкви, Кейт осторожно заглянула за него. Никаких признаков присутствия человека, которого она преследовала...

Ее внимание привлек послышавшийся справа шорох. Так и есть: чья-то тень скользит среди надгробий. Но она движется в противоположном от церкви направлении.

Кейт прищурилась. Этого не может быть! Украдкой пробиравшийся по кладбищу человек шел к дому викария.

Фигура в капюшоне со свечой в руках вышла на середину церкви, и Эш скользнул под скамью.