Поттер умолк. Повел ее во вторую комнату, усадил на стул, засветил лампу. И стоял возле нее, пока она не затихла. Кто-то другой принес ей стакан воды. Она оттолкнула его руку.

- Ты ступай, - сказал Поттер. - Я отведу ее вниз. Ей лучше побыть сейчас у Брайсов. Там можно позвать доктора. Я отведу ее.

- НЕТ!

Остальные по одному покидали комнату.

- Я останусь здесь.

- Там было бы лучше. Тебе нужен уход.

- Нет, нет, нет...

Поттер вздохнул.

- Мне ничего не нужно. Бен умер, я знаю. Я знаю, что произошло. Я это знала. Мне ничего не нужно.

- Ты не можешь оставаться здесь совсем одна.

- Кто-нибудь пошел сообщить им? В Фосс-Лейн?

- Пошли.

- Оставьте меня.

- Как же я могу? Не могу я.

Рут с минуту молча глядела на Поттера. Она почти ничего не знала о нем, хотя Бен проработал с ним пять лет, а то и больше. Поттер жил один, по ту сторону общинного выгона, прожил там всю жизнь.

- Я не хочу идти к ним. Не хочу видеть их. Не хочу.

Она заметила, что Поттер растерян, что он тоже потрясен тем, что произошло, и не знает, как ему быть с ней, что говорить, что делать; он не мог заставить ее сдвинуться с места и вместе с тем боялся оставить ее одну.

Она встала, прошла на кухню, приготовила чай. Она была спокойна. Лишь бы они не старались ей что-то рассказать. Теперь, когда она знала, что Бен мертв, ей уже не хотелось быть возле него, потому что, где бы сейчас ни находилось его тело, это был уже не Бен. Он был... Она подняла глаза. Он был здесь. Где-то здесь. Ей стоило только протянуть руку, и она коснется его. Если она заговорит с ним, он ее услышит. Весь дом был полон им. Бен.

Они пили чай, и языки пламени плясали, отбрасывая красновато-кирпичные отблески на лицо Поттера, на его грубые пальцы, обхватившие кружку. Может быть, он побудет с ней немного. Теперь ей уже хотелось, чтобы он побыл еще.

Она сказала:

- Утром было совсем как весной. Я так и сказала ему... Я сказала, а он засмеялся надо мной. Подмораживало, когда он уходил, но уже веяло теплом. Весенним теплом.

Поттер ничего не ответил. А она не умела поведать ему, как ощущение счастья нахлынуло на нее вчера и как весь мир казался тогда обновленным. Не могла передать и ужаса, охватившего ее сегодня в саду.

Она сказала:

- Я ведь уже знала.

Но Поттер ее не понял.

- Так не хочешь пойти туда? Давай я провожу тебя в деревню. Так будет лучше.

- Нет.

Он нахмурился и, так же как Колт, пожалел, что никто не может прийти снять с него ответственность за нее. Он вообще не чувствовал себя просто с людьми - разве что иной раз с ребятишками. Он всего несколько раз видел Рут, когда она шла куда-то, и они раскланивались издали.

А в голове у него снова и снова звучал скрип и скрежет падающего вяза, и он слышал наступившую затем тишину, в которую, казалось, погрузился весь мир. Он видел себя - как он наклонился над телом парня и сразу понял все, понял, не прикоснувшись к нему. И никто не был в этом повинен. Ни он сам, ни Бен. Несчастный случай. Бессмыслица. Непоправимость.

Он смотрел на Рут - как она сидит, наклонясь к огню, и ни слезинки из глаз, - и его охватывало беспокойство. Но он продолжал сидеть молча возле нее, потому что не знал, что еще мог бы для нее сделать.

Не счесть было людей, которые прошли через ее дом в этот вечер. А вечер все длился, и казалось, этим людям не будет конца, и не будет конца звуку шагов, и почтительному стуку в дверь, и застывшим лицам - старым и молодым... Миссис Райдал, и жена Картера, и Элис Брайс. Но все они были словно где-то далеко-далеко, хотя и толпились в маленькой комнатке, и слова их долетали до нее точно из глубины длинного туннеля.

- Пойдем с нами. Ты не должна оставаться здесь. У тебя шок. Ты сама не понимаешь, что делаешь. Это не годится - быть в такую минуту совсем одной. Бену это пришлось бы не по душе.

Ее приводило в ужас, что они могли подумать, будто лучше ее знают, что пришлось бы по душе Бену, и ей хотелось сказать им, чтобы они не поминали его имени вовсе; и вместе с тем она чувствовала: все это не имеет значения, потому что у нее есть Бен и он теперь принадлежит ей одной и недостижим для других.

- Я останусь здесь. Мне ничего не нужно. Прошу вас.

Она не двинулась со своего стула у очага. Поттер уже давно ушел.

- Мне ничего не нужно.

Это измучило ее, это было так, словно она старалась втолковать что-то глухому или сумасшедшему.

Элис Брайс сидела у стола, отворотясь от Рут. Элис - почти такая же высокая, как Бен, и похожая на него чертами лица, но не цветом волос и глаз, и другая по веем повадкам, да и, в сущности, совсем не та, какой хотела казаться.

Гордячка - так говорили они всегда о Рут. Но на самом деле это Элис была гордячкой - гордилась своей красотой, и грацией, и манерами, которые привила ей Дора Брайс, заставив ее вообразить о себе невесть что.

"Ты станешь тем, чем не суждено было стать мне. Я живу не для того, чтобы увидеть, как ты понапрасну потратишь свою жизнь на человека без будущего и загубишь ее в такой дыре, как эта, без настоящего достатка, не получив возможности стать тем, чем ты могла бы стать. Нет, прозябать в ничтожестве - это не для тебя".

На Элис было темно-синее платье с высоким воротником, и оно шло к ней, выгодно оттеняя цвет ее волос и ослепительную кожу. Каждый лишний грош в Фосс-Лейн тратился на туалеты для Элис.

- Ступайте домой, - сказала Рут. - Ступайте домой.

Ей хотелось только одного - остаться наедине с живым, острым ощущением близости Бена, а все эти люди здесь отгораживали его от нее, заслоняли его.

- Маму пришлось уложить в постель. Пригласить доктора, чтобы он дал ей какое-нибудь снотворное. Она не могла прийти сюда со мной.

- Да, конечно.

- Ты совсем не думаешь о нас? О том, каково нам? Он принадлежал не одной тебе. А что было с мамой, когда они пришли и сказали ей, - это ты можешь понять?

Рут встала и ушла на кухню и увидела, что взошла луна и ее блики играют на розовом кварце, который все еще лежал там, где положил его Бен, на кухонном столе. И что-то, казалось, исходило от этого камня, его красота излучала что-то, и это помогло ей, пока она глядела на него, снова взять себя в руки и простить Элис слова, которые та произнесла. Ей хотелось остаться одной в этой холодной, притихшей кухне. Находясь здесь, она не ощущала так своего отъединения от всего и, хотя ни на минуту не забывала о том, что Бен мертв, вместе с тем чувствовала, что он тут, рядом с ней, и это заслоняло собой все. И она не испытывала ни страха, ни дурноты, ни отупения. Все в мире стало на свои места. Часы продолжали отсчитывать секунды. А они все там думали, что она еще не осознала всего до конца, ждали, что она снова завизжит и потеряет себя и окажется в плену их забот.