— Свешникова, — поднявшись из-за стола, представилась директриса.

— Дубов, — галантно поклонился гость.

— А, так вы, стало быть, тот самый художник-авангардист, который…

— Нет-нет, я всего лишь частный сыщик.

Легкий испуг промелькнул в глазах Свешниковой:

— Вот оно как! И чем обязана?

Василий решил брать быка за рога:

— Видите ли, уважаемая Тамара Михайловна, после трагической смерти известного вам профессора Кунгурцева…

— Он умер? — воскликнула директриса. — Какой ужас…

— А разве вы не слышали? Убит в поезде, следовавшем из Кислоярска в Прилаптийск.

— Бог мой, этого не может быть, — прошептала Тамара Михайловна. — Кто мог такое сделать?..

— Вот это нам и предстоит выяснить, — ответил Дубов. — Но убийцы Кунгурцева принялись за его кислоярское окружение. Минувшей ночью бесследно исчез профессор Петрищев, и не исключено, что теперь на очереди — вы!

— Да, все это очень странно, — задумчиво промолвила Свешникова. — Простите, не знаю вашего имени-отчества…

— Василий Николаевич.

— Ну так вот, Василий Николаевич, нынче ночью ко мне домой неожиданно позвонил профессор Петрищев, но разговор прервался, едва начавшись. Я думала, что он перезвонит, потом сама пыталась к нему дозвониться, но безуспешно.

— Возможно, за профессором пришли как раз в то время, когда он звонил к вам, — кивнул Василий. — А теперь я выскажусь более прямо. Говоря об окружении Кунгурцева, я имел в виду прежде всего тех, кто был в курсе его раскопок в некоей гробнице восемь лет назад.

— А почему вы считаете, что я имею отношение к этим раскопкам? — осторожно переспросила Свешникова.

— Потому что Кунгурцев перед смертью успел оставить записку, в которой предупреждает Петрищева об опасности и просит его связаться с вами, — терпеливо объяснил детектив.

— Там так и написано? — удивилась директриса.

Василий усиленно засоображал: «Если я скажу, что в записке значилось „сходи к тете“, то госпожа Свешникова от нее открестится так же, как Петрищев от „анахорета и любителя костей“». Врать Дубов не любил, поэтому ответил уклончиво:

— Я не помню, как там было написано дословно, однако профессор Петрищев действительно пытался с вами связаться, а затем бесследно исчез. Не хочу вас пугать, уважаемая Тамара Михайловна, но у меня нет никакой уверенности, что и вы уже находитесь у кого-то «под прицелом». Так что установить истину — в наших общих интересах.

— Ну ладно, — решилась Свешникова. — Чем я могу вам помочь?

— Расскажите, что вам известно.

— Вообще-то ничего…

— Но зачем-то звонил вам профессор Петрищев? Да еще посреди ночи.

— Видите ли, Василий Николаич, у меня хранятся кое-какие материалы по экспедиции профессора Кунгурцева. Возможно, Степан Степаныч хотел, чтобы я их перепрятала понадежнее?

— Не исключено, — согласился Дубов. — Но мы имеем дело с мощной преступной организацией, для которой нет ничего невозможного. И уж если они поставили перед собой некую цель, то для ее достижения отыскать какие-то перепрятанные бумаги — самое плевое дело.

— Что же делать? — побледнела Свешникова.

— Тамара Михайловна, покажите мне эти материалы, — попросил Дубов. — Если вы мне не доверяете, то позвоните в милицию инспектору Столбовому или его коллеге Лиственицыну, они вам подтвердят мои полномочия. Я веду это дело в контакте с официальными органами.

— Да нет, я вам верю, — чуть смутилась госпожа Свешникова. — Прошу вас.

Вслед за директрисой Василий прошел во вторую, смежную с кабинетом комнату, обставленную более по-домашнему, если не считать допотопного сейфа в углу. Апартаменты Тамары Михайловны оказались до странности похожими на его собственную сыщицкую контору, где тоже имелось помещение побольше, для приема посетителей, и поменьше — «для себя».

Директриса извлекла из сейфа папку-скоросшиватель и протянула Василию:

— Вот тут материалы по гробнице. Извините, на вынос дать их я вам не имею права, но можете ознакомиться тут же, на месте.

— Благодарю вас. — Василий расположился за столом и нетерпеливо раскрыл папку.

— Не буду вам мешать, — сказала Свешникова. — Если что, я у себя в кабинете.

Оставшись один, Василий приступил к изучению содержимого папки. При этом он с удовлетворением отметил, что все материалы были строго упорядочены, а страницы пронумерованы. Несколько удивило то, что сразу за титульным листом «Гробница неизвестного кисляцкого правителя, открытая проф. В. П. Кунгурцевым в 19** году», шла сразу пятая страница.

— Ну, пятая так пятая, — вздохнул Дубов и приступил к изучению материалов. При этом кое-что он аккуратно переписывал к себе в блокнот.

Первые несколько листов содержали внутреннее описание гробницы и некоторые гипотезы относительно того, к какому веку до нашей эры и к какой династии мог принадлежать покойный правитель.

«Помещение длиной в шесть и шириной в четыре с половиной метра, — читал Василий машинописный текст, кое-где правленый четким почерком профессора Кунгурцева, — высота около трех метров, потолок куполообразный. Вдоль одной из стен — барельеф „Шествие каменных зверей“ (описание см. далее). Посреди помещения стоит каменный гроб с мумией, кругом скелеты людей и домашних животных, общим числом 8, и предметы домашней утвари общим числом…»

Детектив перевернул еще несколько страниц и наткнулся на список, заинтересовавший его гораздо более: подробный реестр найденного в гробнице с указанием дальнейшей судьбы каждого предмета. Из этого списка, оформленного в виде таблицы, Дубов узнал, что собственно мумия увезена Кунгурцевым в Ленинград для научных исследований, предметы утвари частично разделили участь мумии, а частично переданы в Кислоярский музей, кости поступили в известный филиал под начало профессора Петрищева, и лишь клеточка напротив записи «Гребень золотой с орнаментальными узорами» зияла пустотой. В самом низу таблицы значилось, что каменный гроб и художественный барельеф остались внутри кургана ввиду своей неподъемности и нетранспортабельности.

На последующих страницах речь шла как раз о гробе и барельефе, а их описание сопровождалось фотографиями — правда, весьма темными и неразборчивыми, учитывая, что они делались в темном помещении и, по всей видимости, не самой совершенной аппаратурой.

«Впереди шествует лев, символизирующий у древних кислоярцев могущество их правителя, — читал Василий, — за ним — медведь, воплощающий в себе силу и мудрость. Далее следует лиса как символ хитрости и благородства…»

Читая описание барельефа, Дубов поминутно справлялся с фотографией. Однако его внимание привлекло какое-то размытое пятно как раз над коровой, символом процветания и изобилия. В описании о нем не было сказано ни слова.

— Оптический дефект, — пробормотал детектив. — Или… или это какая-то птица? Но почему тогда о ней ничего не сказано? Нет, видимо, все-таки дефект.

Сделав последние пометки себе в блокнот, Василий откинулся в вольтеровском кресле. Он прокручивал в мозгу описание гробницы со всем ее содержимым и чувствовал, что чего-то не хватает, но чего именно — никак не мог сообразить.

Дубов решительно поднялся и, прихватив папку, направился в «основной» кабинет госпожи Свешниковой.

— Ну как, Василий Николаевич, нашли вы то, что искали? — спросила Тамара Михайловна.

— Пожалуй, да. Но лишь отчасти. — Детектив заглянул в блокнот. — У меня к вам, Тамара Михайловна, будет еще парочку вопросов.

— Постараюсь ответить.

— Первый — какова судьба золотого гребня? В описании об этом ничего не сказано.

— Ну, тут долгая история, — нехотя отозвалась директриса. — Вам непременно нужно знать?

— Стопроцентно не уверен. Но не исключаю, что и это может пролить свет на все дело в целом.

— Профессор Кунгурцев думал передать гребень в Эрмитаж, однако все оказалось не так просто. Как раз в то время началась кампания за региональную самостоятельность Кислоярского района, о создании независимой республики речь еще не шла, и в газетах много писали о культурных ценностях кисляцкого народа и о том, что недопустимо их разбазаривать. В общем, в свете всего этого профессор решил временно оставить гребень для нашей экспозиции «Древние курганы Кислоярщины», а уже потом решать вопрос о его дальнейшей участи.