- Зря пропадает, - вздохнула Янка.
- Так, может, выкинем что-нибудь этакое, чтобы не пропадать зря? предложила Баська. - А что делают с такими посылками за границей?
- Это смотря где, - пробурчал Мартин.
- Три без козыря, - решительно объявил Павел.
- На Западе, где же. Что делают? - настаивала Баська.
- Пас, - ответил Мартин. - Как правило, доставляют адресатам.
- И никто их не проверяет?
Все спасовали, свои карты я выложила на стол. Павел начал разыгрывать свои три без козыря.
- А на кой черт проверять? - удивилась я. - Кому какое дело, что ты отправляешь?
Мартин меня поправил:
- Разве что подумают - спиртное. Тогда вскроют и наложат пошлину.
Но тут я его поправила:
- И то не всегда. Они верят тому, что написано. Написано, что пол-литра, они берут пошлину за пол-литра. А если в сопроводительной квитанции ты напишешь, что отправляешь "бобровку" вместо "зубровки", так и вовсе не будут открывать, потому как не поймут, и дойдет без пошлины.
- А если все-таки догадаются, что бриллианты?
- Ну, это зависит от страны. В Скандинавии, например, даже если и обнаружат бриллианты, все равно доставят их тебе в целости и вручат с почтением, ни одного не украдут, там это не принято. А вот в слаборазвитых странах непременно свистнут - и поминай как звали.
- Берем пять, - сказал Павел. - На два больше.
- В таком случае переправлять контрабанду я буду только в Скандинавию, - решила Баська. - Вот интересно, как пройдет у тебя пересылка знамени, скажи, ладно?
Игра в бридж закончилась для меня небольшим проигрышем. Знамя я свернула, засунула в тубус и отправила в Канаду, записав в таможенной декларации, что отправляю эскиз вышивки, благодаря чему удалось избежать визита в комитет и комиссию. Через три недели мне из Канады сообщили, что мой шедевр получен и в дороге не пострадал, о чем я с удовлетворением информировала Баську, которая наконец-то оставила в покое идею насчет контрабанды бриллиантов и перестала переживать, что их честность пропадает зря.
* * *
Через несколько дней после отправки знамени мне неожиданно нанес вечерний визит Мартин и уже с порога заявил, что пришел по делу. Разговор он начал с вопроса:
- У тебя есть какой-нибудь иностранный каталог марок? Хороший каталог.
- Есть. Каталог Гиббонса. Большой, в нем марки всего мира.
- А ты дашь его посмотреть?
- Дам, но ненадолго. И не уверена, что ты в нем разберешься, там не везде есть репродукции, а в основном только описания.
- На каком?
- На английском.
- Тогда разберусь. А цены есть?
- Есть, и даже самые актуальные.
- В какой валюте?
- В новых пенсах и фунтах. Устраивает тебя?
- Вполне.
- Послушай, у меня есть еще и польский ценник иностранных марок, добавила я, озадаченная его внезапным интересом к филателии. - Тоже актуальный. В нем марки европейских стран. Цены в польских злотых. Желаешь?
- Если ты не против...
Я была не против. Как уже говорилось, тогда я по уши погрузилась в свою научно-фантастическую повесть, преследования ядерщиков отнимали у меня все силы, и заниматься марками не было времени. Согнувшись под тяжестью Гиббонса и польского ценника, Мартин отбыл восвояси. Был он в тот вечер какой-то странный, но я тогда не придала этому значения.
Через неделю он опять пришел, приволок оба справочника, спросил, не найдется ли у меня для него свободной минутки, узнал, что найдется, закурил сигарету и молча уставился в окно. Я тоже молчала за компанию, ожидая, когда сам созреет.
- Как ты считаешь, есть в них хоть доля правды? - наконец произнес он, с отвращением тыча пальцем в справочники. Меня несказанно удивила такая живая ненависть к невинным книгам.
- Есть. Больше того, в них правдиво все.
- И отсюда следует, что идиотская "Гвиана" действительно стоит сто двадцать тысяч фунтов?
- Теоретически. А практически она стоит столько, сколько за нее заплатят. В каталоге, по всей вероятности, проставлена сумма, полученная за марку на последнем аукционе. На следующем она будет больше. А ты что, собираешься ее купить?
Мартин опять засмотрелся в окно. Прошло сто лет, прежде чем он ответил:
- Неплохое помещение капитала. Я бы и купил, да мне немного не хватает, всего лишь ста девятнадцати тысяч девятисот девяноста девяти фунтов и девяноста пенсов. Десять пенсов у меня есть.
В его голосе прозвучало столько горечи, что мне стало не по себе. В чем дело? Зная по опыту, что на прямой вопрос ответа от него не дождешься, расскажет, когда сочтет нужным сам, я не стала допытываться, а применила хитрую тактику и великодушно предложила одолжить ему еще десять пенсов, чтобы меньше не хватало.
Мартин вздохнул, погасил сигарету и закурил следующую.
- У меня такие неприятности, что никакой жизни нет, - с усилием произнес он. - Буду признателен, если ты меня выслушаешь. Ты разбираешься в марках, может, что и посоветуешь.
Не настолько уж хорошо я разбиралась в марках, чтобы давать стоящие советы, но своих сомнений не высказала, боясь сбить его с мысли, и лишь молча кивнула.
- Так вот, - начал Мартин. - Есть один человек...
И замолчал. Я терпеливо ждала. Мартин думал. Долго думал, а потом скорректировал предыдущее высказывание:
- Точнее будет сказать - был. Его уже нет.
- Умер? - вежливо поинтересовалась я.
- Вроде того.
И опять замолчал, задумчиво созерцая пейзаж за окном. Придерживаться тактики пассивного выжидания у меня не хватило больше терпения, и я рискнула его подтолкнуть:
- Ну? И что теперь? Ты должен его хоронить?
Мартин испустил тяжкий вздох и мрачно изрек:
- Я с ним тесно связан.
- В каком смысле? Ты тоже должен умереть?
- Не обязательно. Хотя и так чуть жив, и, возможно, смерть - лучший выход для меня. А если ты будешь прерывать на каждом слове, я никогда не кончу. У этого человека были предки.
Я долго крепилась, но не выдержала:
- Дело житейское. С каждым может случиться.
- Да нет, у него особые предки. Я им плохого не желаю, но чтоб их разразило на месте, этих предков!
- А что, - удивилась я, - разве они еще живы?
Мартин глянул на меня с сожалением и насмешливо пояснил:
- Этот человек родился в 1895 году. А его предки, сама понимаешь, родились еще раньше.