— Как? — удивился Альберт. — Наших, белопущенских девушек — и для гарема?!

— Наших белопущенских девушек, — отчеканивая каждое слово, повторил князь Григорий. И, прищурившись, пристально уставился на барона: — A ведь вы, Альберт, родом кислоярец…

— Я не кислоярец, я — упырь! — вырвалось у барона.

— Ну тогда и выполняйте, что вам князь велит.

— Да не пойдут они, — уныло протянул Альберт.

— Не пойдут, говоришь? — хмыкнул князь. — A мы их спрашивать и не будем. У нас ведь кажется, имеется свой лиходей и душегуб, вот его и запряги на это дело.

— Слушаюсь! — радостно приосанился барон.

— Ну ладно, все у тебя?

— Все, Ваша Светлость.

— Тогда свободен. И не забудь усилить охрану всех амбаров и оружейных хранилищ. A двадцать первого амбара — особливо!

Грендель брел по болотной тропинке и пытался вспомнить вдохновенные строчки, которые только что записал пером выпи на клочке пергамента, да позабыл на столе у себя в хижине. В отличие от своего вечного соперника Беовульфа, бедный поэт не имел возможности поднести к ногам возлюбленной золотых перстней и породистых щенков. Единственное, чем он мог завоевать сердце Прекрасной Дамы — это вдохновенные стихи, льющиеся бурным потоком из любящей души.

Место, в котором обычно назначал свидание Грендель, было вполне в его вкусе: зеленая полянка, находящаяся на пригорке, и потому менее заболоченная, чем вся окружающая местность, и посреди ее — могучий, в три обхвата дуб, в тени которого вольготно росли огромные яркие мухоморы. Когда-то Грендель, вдохновленный суровой красотой этого уединенного уголка, даже посвятил ему стихи: «У Мухоморья дуб зеленый», но дальше первой строчки дело так и не пошло.

Увидев сидящего под дубом человека, Грендель радостно побежал вперед, но остановился как вкопанный, когда увидел, что это вовсе не его возлюбленная, а вчерашний гость.

— Боярин Василий?.. — с трудом припомнил поэт его имя.

— Именно я, — вскочил с травы боярин Василий. — Извините, что отвлекаю вас от предстоящего свидания, но мне нужно срочно с вами поговорить.

— Может быть, лучше после? — вздохнул Грендель. — Заходите ко мне вечерочком…

— У нас нет времени, — деловито проговорил Василий. — Сейчас сюда придет ваша дама, и нельзя, чтобы она меня видела.

— Опять какие-то грязные тайны, — поморщился Грендель. — Однако я вас слушаю.

— Я повторяю свое вчерашнее предложение, — сказал Дубов и посмотрел куда-то вверх, на крону дуба.

— Какое? Я, знаете, в последнее время стал такой рассеянный…

— Отправиться в Белую Пущу и…

— Нет-нет, и не просите! — поспешно перебил Грендель. — Во-первых, это глубоко противно моему душевному складу. А во-вторых…

— Господин Грендель, если я обращаюсь к вам за помощью, то только потому что у меня нет другого выхода, а время поджимает. — Грендель вновь отрицательно покачал головой. — Ну хорошо, — почти с мольбой продолжал Дубов, — прошу вас только об одном: когда вы увидите вашу возлюбленную, то постарайтесь хоть на мгновение взглянуть на нее беспристрастно, просто как на постороннего человека, а не как на женщину, которая вскружила вам голову… Все, мне пора, — и с этими словами Василий побежал по тропинке в направлении Гренделевой хижины. На самом же деле он залег за одной из болотных кочек. Там было довольно мокро, но выбирать не приходилось. А Василий Николаевич очень хотел стать если и не участником, то хотя бы зрителем предстоящей бурной сцены, которую он задумал и срежиссировал.

С противоположной стороны по тропинке двигалась ничем не приметная с виду парочка — высокая блондинка в изысканном темном платье и коренастый мужичок в сером сюртуке.

— Жди меня там, — властно приказала дама слуге, и тот покорно удалился за дуб. — О, господин Грендель, как я рада вас видеть! — чуть не пропела она высоким приятным голосом, протягивая руки своему воздыхателю.

— Сударыня, я у ваших ног, — Грендель опустился на одно колено и почтительно поцеловал ей ручку.

— Ах, ну что вы, — так и зарделась дама. — Встаньте, пожалуйста, вы меня смущаете.

Грендель послушно поднялся и, вглядевшись в лицо своей возлюбленной, невольно отшатнулся.

— Так, подействовало, — радостно потер руки Василий в своем укрытии.

— Что с вами? — забеспокоилась Прекрасная Дама. — Господин Грендель, вы сегодня как-то не в себе.

— Да… — пробормотал поэт. — Как будто пелена спала с моих очей…

— Он только теперь приходит в себя! — раздался за спиной дамы громовой голос.

Дама резко обернулась — на нее со стороны дуба тяжелой поступью надвигался собственной могучей личностью господин Беовульф.

— Не смей причинить ей ничего дурного! — выкрикнул Грендель.

— Как же! — прогремел Беовульф. — Да она сама кому угодно чего хошь причинит!

— Что это значит?! — взвизгнула дама и затравленно заозиралась по сторонам.

— Не беспокойтесь, сударыня, — тоном ниже сказал Беовульф, — ваш так называемый слуга вам не поможет. Равно как и его «установки». Можете посмотреть — он там лежит, отдыхает и не скоро очухается.

— Что вы с ним сделали? — завопила дама.

— Ну, приложил разок златою цепью, — ласково прорычал Беовульф, — Ничего, это не смертельно, я думаю. Просто легкое помутнение ума…

— Да-да, как будто пелена спала с очей моих, — продолжал бормотать Грендель. — Ах, как я заблуждался…

— Кстати, сударыня, — продолжал «наезжать» Беовульф, — что-то я не вижу на вас того перстенька, что я вам подарил.

— Я его забыла дома, — заметно побледнев, пробормотала женщина.

— А может, потеряли?

— Может, и потеряла…

— Ну так радуйтесь, я его отыскал! — И с этими словами Беовульф извлек из-за пазухи золотой перстень.

— Где вы его нашли?! — в ужасе отшатнулась Дама.

— Там, где вы его потеряли, — ответил Беовульф. И с явной угрозой добавил: — Нынче ночью.

Но тут, похоже, дама наконец взяла себя в руки.

— Вы, господин Беовульф, дурак, — с нескрываемым презрением произнесла она. — Но я знаю, кто за этим стоит!

Тут она небрежно оттолкнула стоящего на ее пути Гренделя и решительно двинулась за дуб. Через некоторое время она появилась со своим слугой, который шел, качаясь и еле двигая ногами. Прекрасная Дама, ужасно бранясь, отвесила ему пинка и быстро удалилась по тропинке. Слуга же, бормоча что-то себе под нос, поплелся следом за ней.

Беовульф и Грендель, некоторое время постояли, переминаясь с ноги на ногу и, видимо, не зная, что дальше делать. И в конце концов, смерив друг друга неприязненными взорами, молча разошлись в разные стороны.

Когда Грендель медленно брел в сторону своей хижины, Дубов услышал его бормотание:

— Словно пелена спала… Это было какое-то наваждение…

Убедившись, что поблизости никого нет, Василий встал из своего укрытия и подошел к дубу. По его ветвям спускался вниз Кузька.

— Ну как? — радостно спросил домовой. — Все в порядке?

— Здорово! — только и смог ответить Василий. — Я никогда не испытывал такого удовлетворения. Ведь ты все делал, как мы договаривались?

— Ну а то как же. Сначала я смотрел за дорогой и дал тебе знать, когда появилась та баба с колдуном. А Беовульф уже стоял за дубом и ждал. Едва колдун зашел за дуб, он как даст ему своей золотой цепью по башке, а тут уж и я заступил со своей ворожбой. Мол, погляди ты на нее, господин Грендель, и сразу поймешь, откуда птичка вылетела.

— Ну, откуда вылетела, это понятно, а вот куда улетела?

Кузька на минуту задумался:

— Судя по тому, куда они побегли, то я думаю, что не в свою избенку, а куда подальше. Там, за болотом, перелесок, а через него проселок, который ведет в сторону Белой Пущи. Как раз в ту деревеньку, где бабкина изба стояла. — И домовой погрустнел, вспомнив былые денечки.

— Может, пойдем? — смущенно спросил Василий. — А, Кузьма Иваныч? — И уже веселее добавил: — А хочешь, я тебя на плече понесу?

Кузька хитро ухмыльнулся и как бы нехотя отвечал: