— А что, я бы сейчас охотно сожрал Денвер, — мечтательно произнес Седрик. — Если не весь, то хоть пару кварталов.

— Хозяин — барин. Вот закодируем тебя в Систему, а дальше делай все, что хочешь. Правда, мне сказали, что бабу ля горит желанием облобызать своего любимого внучонка, так что ты подумай и реши.

Багшо резко повернулся и пошел по коридору, Седрик догнал своего защитника в три длинных, словно циркулем сделанных, шага.

— А как там мои диски?

— Данные введены в Систему, закодированы на твой голос, имя файла “Детские нюни”. Оригиналы будут уничтожены.

— Зачем? Вы что, боитесь, что и они могут быть заминированы?

— Не “могут быть”, а заминированы.

— Чего?

Багшо вскинул глаза и поморщился.

— Ты оказался в полном порядке, но вот твои диски… Нужно будет выяснить, кто это организовал и каким образом. Сейчас мы прогоняем их через стерилизующие программы. Сюда.

Компьютерные вирусы? Кто мог нахимичить с дисками? Да никто. Тут уж вообще перестанешь чему-либо верить. И кому-либо.

— Назовите ваше имя, — сказал высокий мрачный человек, чье собственное имя было Макьюэн; теперь он сидел за каким-то необыкновенно сложным коммуникатором.

— Седрик Диксон Хаббард.

— В командной моде.

Макьюэну явно не терпелось уйти в какое-то другое место и заняться какими-то другими делами. Быстро и равнодушно он представил Седрика Системе. Институтская Система разговаривала примерно так же, как и мидоудейлская, разве что голос был мужским и имел заметный восточный акцент. Командные интонации Седрика Система распознавала безо всякого труда. Затем он получил наручный микрофон.

— В Кейнсвилле ты практически всегда будешь находиться в нескольких шагах от ближайшего настенного терминала, — монотонно тараторил Макьюэн. — Конфиденциальные ответы поступают через заушник. Конфиденциальные вопросы вводятся через клавиатуру. Понятно?

— Понятно.

Седрик чувствовал на себе иронический взгляд Багшо.

— Ты понимаешь систему рангов?

— Он вообще ничего не понимает, — встрял Багшо.

Макьюэн обреченно вздохнул:

— Существует девять классов. Как новичку, тебе, скорее всего, присвоят девятый, однако оперативный класс может быть и повыше, все зависит от твоего задания. Понемногу разберешься.

Пока что Седрик разобрался в одном — не понимаешь, так лучше спросить. И спрашивать придется часто.

— А чем отличается оперативный от просто класса?

— Не полагается использовать высокий оперативный ранг для удовлетворения личного любопытства.

— А кто узнает?

— Система, конечно же, — и сразу доложит твоему куратору. Например.., ну скажем, у меня пятый…

— Вот уж хрен, — ехидно заметил Багшо. — У меня и то шестой.

— Ну хорошо, — недовольно проворчал Макьюэн, — у меня — седьмой. Однако, по служебной необходимости, я могу получать информацию шестого уровня. Иногда Система просит, чтобы я обосновал свой запрос. — Он повернулся к коммуникатору и спросил с командными интонациями:

— Какой класс присвоен Седрику Диксону Хаббарду?

— Информация конфиденциальная, по третьему уровню, — откликнулась Система.

— Видишь? Так что придется тебе самому.

— Какой у меня класс? — спросил Седрик.

— Четвертый, — сказал призрачный, ниоткуда идущий голос.

— Ну так как? — невинно поинтересовался Макьюэн.

Седрик убийственно напоминал перышко лука, вымахавшее до двухметровой длины, и все же не был настолько зеленым, чтобы отвечать на подобные вопросы, особенно — после осторожного подмигивания Багшо.

— Девятый, — соврал он. — Какой у меня оперативный класс?

И опять одно слово, произнесенное тем же жутковатым, мурашки по коже, голосом, слово, произнесенное ясно и отчетливо, но настолько невероятное, что хотелось переспросить.

— Восьмой, — сказал Седрик. Макьюэн, пожалуй, так ничего и не заподозрил, но в острых, как шило, глазах Багшо промелькнуло сомнение.

— Ну и что же теперь, Шпрот? Блинчики, бекон, бифштекс, кофе, тосты, яичница — или бабушка?

— Какие у тебя большие зубы, — обреченно пожал плечами Седрик.

— Верно!

Багшо снова бросился в коридор.

Седрик поплелся следом, пытаясь решить, не был ли вопрос свекловидного телохранителя новой проверкой, в который уже раз пытаясь прозреть свое будущее, — и даже не пробовал угадать, для какой же это работы нужен первый оперативный класс.

Глава 8

Самп, 7 апреля

Уиллоби Хейстингз не ездил в индусах с две тысячи тридцать шестого года, когда одна из этих штук не смогла толком защитить его от взрыва. Все обошлось более-менее благополучно, врачи заменили кости ног, перемолотые почти в порошок, на надежную синтетику, однако доверие к индусам исчезло. Он редко куда выбирался, а если уж приходилось, то предпочитал кавалькаду бронированных “кадиллаков”. Люди, желающие с ним встретиться, приезжали сами. Хейстингз был Генеральным Секретарем.

Коммуникатор разбудил его ни свет ни заря, сообщения Агнес передавались без промедления, все они имели первоочередную важность. Как и обычно, старушка использовала один из их личных кодов — настолько простой, что для работы с ним хватало карманного компьютера. Даже самые изощренные из систем с трудом раскалывали тексты, написанные с грубыми грамматическими ошибками, а результат дешифровки выглядел следующим образом: “При-ижай суда xapoшo новасцы”.

«Приезжай сюда, хороший. Новости”? Нет, скорее уж: “Приезжай сюда. Хорошие новости”.

Куда приезжать? Когда приезжать?

Все стало понятно по прочтении ежеутренней сводки важнейших новостей, рутинно подготовленной референтом, — Агнес назначила на полдень пресс-конференцию. Она хочет, чтобы он присутствовал, но не говорит, в чем там дело. Возможно, боится, что кто-нибудь перехватит сообщение. Или играет в какие-то свои игры.

В какие именно — это под силу угадать разве что Господу Всевышнему. Хейстингз почитал Агнес как одного из величайших махинаторов в истории человечества, искренне гордился многолетним сотрудничеством с такой великой личностью и, конечно же, не мог устоять перед искушением еще раз понаблюдать ее в действии. Кроме того, он питал к Агнес Мюррей Хаббард некую странную привязанность. Ни одной, кроме Агнес, женщине никогда не удавалось переиграть его в постельной политике. И уж конечно, ни к кому на свете, кроме Агнес, не побежит он, высунув язык, по первому зову, как собачка на свист.

Понять ситуацию — это было главное. После озарения Хейстингзу потребовалось всего несколько секунд, чтобы заказать транспорт и отменить с десяток намеченных встреч. Полусонные, полувыбритые, полузастегнутые немцы, примчавшиеся на неожиданный вызов, пробудили у него искреннее, чуть злорадное веселье. Дергать подчиненных — вечное и неотъемлемое право начальников. Даже обязанность — так, во всяком случае, считают очень многие.

Но не успел “кадиллак” пересечь последнее минное поле, как Хейстингза начали мучить сомнения. Не обманывай себя, будто ты торопишься помочь Агнес — или бежишь, задрав хвост, по зову старого чувства — или, уж тем более, хочешь еще разок понаблюдать ее в боевой обстановке. Ты просто надеешься, что она милостиво предоставит тебе место на невесть откуда взявшемся спасательном плоту. Нужно было позвонить сперва, повыламываться. Слишком уж горячая готовность на все может вызвать у нее сомнения.

Усталый старик, мечтающий о поддержке и утешении. Глупость, немереная глупость! Агнес Хаббард не просят о помощи. Эта женщина презирает слабость. Только покажи, что ты размяк, что не можешь больше быть надежным союзником, — она тут же вцепится тебе в глотку. Возможно, уже вцепилась, просто ты еще этого не почувствовал. Возможно, ты поспешаешь на собственные похороны.

Акулы кружили все ближе. Он знал это уже много месяцев — и не видел никакого спасения. Китай настроился признать Всемирный Парламент. ООН исчезнет если не сразу, то самое позднее, когда Ольсен Паращук Чен проведет и выиграет всеобщие выборы. С уходом ООН уйдет и Уиллоби Хейстингз — и, само собой, Агнес Хаббард. Нет сомнений, что она прекрасно понимает опасность и пытается что-то предпринять. Только надежда получить утешение, надежда услышать, что Агнес снова придумала план, который спасет их обоих, и вырвала сегодня Хейстингза из привычной рутины.