Типография № 2 им. Евг. Соколовой УПП Ленсовнархоза. Ленинград, Измайловский пр., 29.

Карел Гавличек-Боровский (1821 - 1856)

КРЕЩЕНИЕ СВЯТОГО ВЛАДИМИРА

Песнь первая Перун и Владимир

В день свой табельный Владимир, сидя в тронном зале, приказал, чтобы Перуна во дворец призвали.

"Пусть Перун в мой праздник грянет вместо канонады! Я в сраженьях порастратил порох и снаряды.

Громом пусть Перун заменит в праздник канонаду!А потом со мною выпьет чашку шоколаду".

В резиденции Перуна, стоя у порога, становой сказал служанке: "Мне бы видеть бога!"

"Можно, можно, пан начальник! Заходите в хату! Бог - на печке: там кладет, он на штаны заплату..."

"Я к тебе от князя, боже, бьет тебе челом он, чтоб ты встретил именины барабанным громом!"

Соскочил Перун на лавку, пятками затопал и в сердцах, что было силы, хлоп штанами об пол:

"Мне пасти бы лучше гусок и дрожать под стогом, чем под княжеской рукою быть наемным богом!

Дела много - денег мало, ни гроша в кармане, а еще ходи ломайся в княжьем балагане!

Сам, чай, видишь - при последнем грозовом разряде мне штанину опалило молниями сзади!

Наградных имею мало, снизили оплату, не могу себе позволить маслица к салату.

Мясо - только в праздник вижу, воду пью простую, еле-еле скрасил браком долю холостую.

Лишь уроками в бюджете дыры я латаю: я по физике студентам лекции читаю.

Коль меня бы не жалели местные молодки, мне спиртным и раз в неделю не мочить бы глотки.

Для бесплатной работенки поищи другого! А на чашку шоколаду с... я, право слово.

Князь не князь, гульба иль будни для меня едины. Нет же, нет! Не будет грому! Хватит дармовщины!"

Рот разинул полицейский, вроде карпа в сите: "Вы опомнились бы, боже! что вы говорите!

Я, как вы, простой наемник: знай свой сук, сорока! Коль узнает князь ответ ваш, будет вам морока..."

Распалясь, Перун под лавку запустил десницу и свою, в острастку гостю, вынул громовницу!

Тут, как заяц на охоте, дал служака тягу, и едва домчали ноги до дворца беднягу.

"Вам я, милостивый княже, доложу покорно, что Перуновы мне речи повторять зазорно:

грому не дал он: сулил мне, словно псу, побои; выливал на самодержца ведрами помои;

с вами чашку шоколаду пить не пожелал он, а на службу государю извините! - с... он.

Задом к вашим именинам он - простите! - сядет, а на то, что вы - владыка, он - простите! - гадит..."

Как услышал князь Владимир, что грубят открыто, стал плевать и чертыхаться, а за ним и свита.

Четверых он полицейских шлет в обитель божью: "Привести Перуна-бога к нашему подножью!"

Но вдогонку им он машет, их вернуть он хочет: "Гей! Отставимте до завтра! Нас дождем не мочит!

Все я мысли посвящаю нынче юбилею: расквитаться с грубияном завтра я успею.

А не хочет выдать грому мы просить не станем. Пушки есть, а если надо, пороху достанем!"

Шлет приказ он с адъютантом, бравым канониром: чтоб палить при каждом тосте боевым мортирам!

Ели, пили, пировали, туш не молкнул громкий, на штанах у всех министров лопались тесемки.

Ели мясо, пили вина из сосудов ценных; на пол пуговицы градом падали с военных.

Гости, пляшучи, в подметках протирали дыры, бим-бам-бум! - пальбе бутылок вторили мортиры.

Кто там был, напился в стельку вот как славно пили! По домам их штабелями слуги развозили.

Песнь вторая Хозяйство

Под высокою горою низкая бывает. Кто оркестров не имеетна губах играет.

И пока гудел, как улей, княжий двор, пируя, бог Перун до поздней ночи клял судьбу лихую:

"Кто хлебнуть желает горя лезьте в шкуру божью, восхваленье службы этой пахнет явной ложью.

На заре возись с росою, облака раздвинешь, месячишко в хлев загонишь, в солнце дров подкинешь;

спрячешь в куль ночную нечисть духов и чертяток; "цып-цып-цып!" - домой покличешь звездочек-цыпляток.

Каждой пташке, каждой твари, будь то слон иль мошка, должен бог чуть свет насыпать снеди из лукошка.

А едва проснутся люди полное мученье! У меня от них нередко головокруженье...

Если вечно муху в ухе вам терпеть пришлось бы, вы бы знали, что такое человечьи просьбы!

Все ко мне! А сколько жадных, сколько ненасытных! Ошалеешь - не запомнишь разных челобитных...

Тот хворает, та бесплодна, тот опух с мякины, те хотят, чтоб поломал я ткацкие машины;

тот желает, чтоб хранил я луг ему и поле, тот велит, чтоб оказал я помощь при отеле;

для того, кто лен посеял, нужен дождик частый; а для тех, кто сено коситчтобы день был ясный.

Этим жарко, те озябли, просят что попало! Те - чтоб жито дешевело, те - чтоб дорожало,

В том, что старых баб я создал, каюсь непрестанно. Как бы вас не истребил я, поздно или рано!

Разрази вас громом, право, дьяволовы дети! Хуже козочка доится значит, бог в ответе...

Чуть б хозяйстве неполадки прибегают к небу, словно бог любой старухе отдан на потребу.

Там подмокло, там пожухло, там рассохлась бочка, там испортили здоровье ты лечи, и точка;

тот мне голову морочит хочет свадьбу справить, а другого я обязан от жены избавить;

тот, чтоб выиграть в рулетку, мне подарки носит, тот, чтоб выручить страховку, в ночь пожара просит.

Ах вы шельмы! Если б не был я подобным быдлом, вас, как порченую сливу, сделал бы повидлом!"

"Галицийским"* нос заправив, бог чихнул, как пушка. На земле грозу и ливень вызвала понюшка.

Право, Вашек!** в роли бога взвоешь поневоле: ведь в сравненье с этим Бриксен пустяки, не боле!

В поздний час, как мир несносный спать решил улечься, захотел Перун усталый куревом развлечься...

Взял он тумбеки ширазской***, но не тут-то было Перуниха гневной речью мужа угостила:

"Все слыхала я за дверью, знаю слово в слово речь, которой ты сегодня встретил станового.

С князем ссориться опасно, я всегда твердила... Ты забыл в своем буянстве, что такое сила.

Все выбалтывая мысли, ты не знаешь меры и врагов себе заводишь, не щадя карьеры".

Где жена пилить готова по любой причине, ах, там тяжко в равной мере богу и мужчине!

Ой, Перунушка болезный, жаль тебя, злосчастный! Завтра будешь приглашен ты на допрос пристрастный.