- Солидный списочек, - покачал головой Щерба, - но отрабатывать его надо. Как вы собираетесь это делать?
- Я бы посоветовал по возрастному цензу, по каким-то другим признакам, чтоб просеять, кого-то отбросить, - сказал Войцеховский.
- Я тоже так думаю, - согласилась Кира. - Тут, видимо, Агрбе придется помочь мне с минимальными анкетными данными этих людей.
"Ну да, я же совсем безработный", - Агрба усмехнулся про себя.
- Что еще у вас, Кира Федоровна? - спросил Щерба.
- Пожалуй, все... Есть, правда, копия докладной Гилевского на имя директора музея. Но это сугубо служебный документ.
- Прочитайте-ка, - попросил Щерба.
- Я ее даже к делу не приобщала, - из отдельной папки она достала страницу, прочитала: "...Отмечать 100-летие со дня рождения Диомиди безусловно надо, однако издание юбилейного сборника о нем считаю нелепой затеей. Что в нем можно опубликовать, кроме выдумок Чаусова, если у нас н_и_ч_е_г_о _н_е _с_у_щ_е_с_т_в_у_е_т_? Ни переписки, ни дневников..."
- Думаю, эту бумажку можно похерить. Сейчас во всяком случае, сказал Щерба. - Она только будет путаться под ногами.
- Фамилия Чаусов есть в списке собирателей антиквариата, который добыл Джума, - заметил Войцеховский. - Там он фигурирует, как собиратель публикаций о Фаберже и Диомиди.
- Ладно. На этом закончим, - сказал Щерба.
Кира и Джума вернулись в ее кабинет.
- Джума, у нас восемь человек в списке, которых вам надо искать. Кроме того, нужно установить, кто такая наследница - Людмила Леонидовна Долматова. Поэтому я предлагаю еще раз пройтись по списку, отсеять какие-то фамилии вообще, затем кого-то поставить в первую очередь, а кого-то во вторую, - сказала Кира.
- Сразу же можно отодвинуть двоих - женщин: Вяльцеву и Всесвятскую, согласился Джума.
- В первую очередь мы поставим Жадана и Чаусова - оба кандидаты искусствоведения, работают в Фонде имени Драгоманова. А ведь это тоже музей, только называется Фондом. Затем скульптор Огановский, художник-реставратор Манукян. Я иду по близости их профессий к Гилевскому. И в последнюю очередь можно поставить генерала в отставке Клюева и профессора Бруевича, он доктор медицинских наук, если мне не изменяет память, заведует кафедрой сосудистой хирургии. Полагаю и Клюев, и профессор - люди в возрасте. А нам сперва нужны те, кто помоложе. Вы меня понимаете?
- А что ж тут не понимать? Беготни хватит.
- Что поделать, - смутилась Кира. - Такая у нас с вами профессия.
- Дай Бог до пенсии дожить.
- Доживем, Джума. Мне ведь больше, чем вам осталось.
- Ладно, не будем подсчитывать...
7
В субботу в семье Щербы завтракали обычно поздно, он позволял себе поспать лишний час. В эту субботу у них ночевал старший внук: у младшего начался грипп, подхватил в садике, поэтому, чтоб уберечь старшего, дедушка с бабушкой забрали его к себе.
- Не шуми, - все время одергивала жена Щербу, - дай ребенку поспать...
Щерба побрился новым станком "Шик", который ему подарили сын и невестка в день рождения. Потом завтракали втроем. Затем Щерба спустился в подъезд вытащить из почтового ящика газеты.
- Дед, иди ко мне, - позвал внук из другой комнаты.
Щерба вышел.
- Посиди со мной, - попросил мальчик.
- Что мы будем делать? - спросил Щерба.
- Давай поговорим.
- Давай, - согласился Щерба.
Оба умолкли.
- Почему же ты не говоришь, я жду, - сказал внук.
И Щерба с тоской подумал, что не знает, о чем говорить с мальчиком. Он готов был отвечать на вопросы, но не быть лидером в разговоре с ребенком. "Сукин ты сын, Миня", - сказал он себе, а внуку вдруг предложил:
- А что если мы пойдем с тобой в город?
- И в магазины?
- Можем и в магазины. Иди к бабушке, пусть оденет тебя...
В центр города они пошли пешком. Мальчик останавливался у каждого ларька с богатым ассортиментом жвачки, шоколадок, напитков. Потом пошли в магазин игрушек. К жвачке и шоколадке "Марс" прибавилась заводная машинка-модель. Погода была хорошая, и они проболтались по городу почти два часа...
- Пойдем на трамвай, устал, небось, - предложил Щерба.
- Пойдем, - согласился внук.
Они ждали трамвая. Рядом находилась центральная гарантийная часовая мастерская. Щерба прошелся вдоль больших окон-витрин, сквозь которые были видны столы мастеров и их склоненные головы с зажатыми в одном глазу лупами. И тут в одном из мастеров он, хотя и с трудом, узнал Арончика. Надо сказать, что Щерба, всю жизнь проживший в этом городе, имел постоянного сапожника, парикмахера, слесаря-сантехника и часового мастера. Арончика он знал уже более тридцати лет. Сейчас тому было, наверное, далеко за семьдесят, с молодых лет его все звали не по фамилии, которую, возможно, и не ведали, ни по отчеству, а просто - Арончик. "Часы остановились, уронил вчера", - говорил иногда кто-нибудь из сотрудников или знакомых. "Сходи к Арончику, мастерская на углу Первомайской. Скажи, что от меня", - советовал в таких случаях Щерба.
Он постучал в витрину, старик поднял голову, увидел, узнал, жестом показал - зайди, мол. Вместе с внуком они вошли в мастерскую. Арончик подошел к ним.
- Маленький прокурор, - кивнул старик на мальчика.
- Не дай Бог, - засмеялся Щерба. - А ты все еще работаешь? Глаза поберег бы.
- Уже беречь нечего. Я на пенсии давно, но дома сидеть не могу. А тут за столом из окна людей видишь, суету. А ты как, прокурор?
- Что я? Тоже ведь уже пенсионер, и тоже вкалываю.
- Тоже мне пенсионер! Мальчишка! Я ведь старше тебя лет на пятнадцать. Никого из старых мастеров не осталось. Ни портных, ни ювелиров, ни часовых мастеров, ни скорняков. Все разъехались - одни в Америку, другие в Израиль, третьи на тот свет, - он вздохнул.
И тут мелькнула какая-то мысль, и Щерба спросил:
- А где Канторович?
- Лейба? В Израиле, в Хайфе.
- Жив?
- Жив. Второй инфаркт перенес. Он старше меня на восемь лет.
- Пишет?
- Редко... Ах, какой мастер был! Художник!
- Арончик, у тебя адрес его есть?
- Конечно, переписываемся ведь. Хочешь написать?
- А почему бы нет!
- Правильно, старому еврею приятно будет, - одобрил Арончик, не зная, какая мысль засверлила Щербу. - Я адрес тебе дам, прокурор, у меня тут в ящике его последнее письмо, ребятам читал, подожди минутку. - Он ушел в подсобку, где висел пиджак, и вернувшись, протянул Щербе конверт. - Будешь писать, сообщи, что адрес его тебе дал я.